Живи, а то хуже будет
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 19 сентября 2014
19:02
Доступ к записи ограничен
Живи, а то хуже будет
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 17 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Сегодня буду поднимать себе настроение не балетом и балетными, а Такаразукой. Наконец-то вырезала мой любимый "танец в лиловом" - а вдруг кто-нибудь все-таки захочет потратить три минуты и посмотреть на чудесных Аран Кей и Юзуки Реон? Они того стоят, честное слово.
Живи, а то хуже будет
Гоню перевод, как оленя Изольды, выматываюсь страшно, хочется позитива, любви и ласки, и болтать о балете. Но не с кем. Вот только и остается: произносить короткие монологи в дневнике, размахивая слайдами. Нежно люблю эту фотографию Патрика Долина - явную промку к "Голубому экспрессу":
Не знаю уж, почему и отчего, но у Долина здесь такой вид (поза виновата? скрещенные руки и сдвинутые колени?), что невольно вспоминается веселое из вагантов: "Я скромной девушкой была/Virgo dum florebam/Нежна, приветлива, мила/Omnibus placebam".
Дарственная надпись на фотографии тоже доставляет, иначе не скажешь. Интересно, что подумала darling mother, получив такой подарок на день рождения? Впрочем, наверно, она уже ничему не удивлялась и ко всему относилась легко. Замечательная была леди, между прочим. И сын ее явно очень любил.
Не знаю уж, почему и отчего, но у Долина здесь такой вид (поза виновата? скрещенные руки и сдвинутые колени?), что невольно вспоминается веселое из вагантов: "Я скромной девушкой была/Virgo dum florebam/Нежна, приветлива, мила/Omnibus placebam".
Дарственная надпись на фотографии тоже доставляет, иначе не скажешь. Интересно, что подумала darling mother, получив такой подарок на день рождения? Впрочем, наверно, она уже ничему не удивлялась и ко всему относилась легко. Замечательная была леди, между прочим. И сын ее явно очень любил.
вторник, 16 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Мои прекрасные книжные завалы на комоде.
Вид сбоку, от компьютерного стола:
Сверху вниз, первый столбик: Мися Серт, "Дягилев" Бакла, "The Ballets Russes and its World" Линн Гарафолы, "Мясин" Гарсия-Маркеса, "Магия русского балета" Юрия Зорича (вверх ногами), "Алисия Маркова" Тины Саттон, "Серж Лифарь" Жана-Пьера Пастори, альбом с фотографиями Нижинского, "Friends and Memories" Долина, "Diaghilev and the Golden Age of the Ballets Russes 1909-1929", "История "Русского балета" реальная и фантастическая, в рисунках, мемуарах и фотографиях из архива Михаила Ларионова", один из номеров "Мира искусства" за 1904 год, "Дягилев и Русские балеты" Кохно. Ниже лежат книги, к балетам отношения не имеющие: "Женские клубы и легионы амазонок" Марка де Вилье, "Личный дневник Филиппы де Саль" - французский роман, свистнутый в Италии (так я его и не прочитала пока, руки не дошли), "Самоубийство как культурный институт", второй том "Сравнительных жизнеописаний" Плутарха.
Второй столбик: "Дочки-матери" Елены Боннэр (как раз перечитываю), "Ballet go round" Долина (просто читаю), "Вчера и сегодня в балете" Мариса Лиепы, "Моя жизнь в балете" Мясина, "In the Wake of Diaghilev" Бакла, "Дягилев и с Дягилевым" Лифаря, "Passport to Paris" Дукельского (он же Вернон Дюк), "Last Words" Долина, его же "Автобиография" 1960 года, "A Queer History of the Ballet" Питера Стонли, "Come Dance with Me" Нинетт де Валуа, "The Unreal Life of Sergey Nabokov" Пола Рассела, "Балет Дягилева" Григорьева, дневники Бенуа за 1908-1915 годы, томик Кокто.
Вид спереди:
Если кому-то интересно, могу еще расписать, что за книги лежат в третьем и четвертом столбике. И это далеко не все, потому что кое-что живет на стеллаже. Но там почти нет места, особенно для больших томов. А комод все выдержит. Ну, надеюсь, что выдержит.
Вид сбоку, от компьютерного стола:
Сверху вниз, первый столбик: Мися Серт, "Дягилев" Бакла, "The Ballets Russes and its World" Линн Гарафолы, "Мясин" Гарсия-Маркеса, "Магия русского балета" Юрия Зорича (вверх ногами), "Алисия Маркова" Тины Саттон, "Серж Лифарь" Жана-Пьера Пастори, альбом с фотографиями Нижинского, "Friends and Memories" Долина, "Diaghilev and the Golden Age of the Ballets Russes 1909-1929", "История "Русского балета" реальная и фантастическая, в рисунках, мемуарах и фотографиях из архива Михаила Ларионова", один из номеров "Мира искусства" за 1904 год, "Дягилев и Русские балеты" Кохно. Ниже лежат книги, к балетам отношения не имеющие: "Женские клубы и легионы амазонок" Марка де Вилье, "Личный дневник Филиппы де Саль" - французский роман, свистнутый в Италии (так я его и не прочитала пока, руки не дошли), "Самоубийство как культурный институт", второй том "Сравнительных жизнеописаний" Плутарха.
Второй столбик: "Дочки-матери" Елены Боннэр (как раз перечитываю), "Ballet go round" Долина (просто читаю), "Вчера и сегодня в балете" Мариса Лиепы, "Моя жизнь в балете" Мясина, "In the Wake of Diaghilev" Бакла, "Дягилев и с Дягилевым" Лифаря, "Passport to Paris" Дукельского (он же Вернон Дюк), "Last Words" Долина, его же "Автобиография" 1960 года, "A Queer History of the Ballet" Питера Стонли, "Come Dance with Me" Нинетт де Валуа, "The Unreal Life of Sergey Nabokov" Пола Рассела, "Балет Дягилева" Григорьева, дневники Бенуа за 1908-1915 годы, томик Кокто.
Вид спереди:
Если кому-то интересно, могу еще расписать, что за книги лежат в третьем и четвертом столбике. И это далеко не все, потому что кое-что живет на стеллаже. Но там почти нет места, особенно для больших томов. А комод все выдержит. Ну, надеюсь, что выдержит.
воскресенье, 14 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Решила перед работой немножко почитать Долина, чтобы настроиться на серьезный лад. Ага, сейчас, как же. С этим Патриком невозможно думать о серьезном, он так и норовит выдать что-нибудь такое, чтоб читатель рухнул с дивана и принялся в восторге кататься по полу, восклицая: "Патрик, что ты делаешь, ахаха, прекрати!".
В то время (в тридцать пятом году, в первый год существования компании Долин-Маркова) у Долина была студия в Челси (явно не "four sordid rooms in Chelsea"), где он любил закатывать маленькие вечеринки по воскресеньям. И как он сам признается, у этих вечеринок была двойная цель: во-первых, друзья Долина от души развлекались, во-вторых, сам Долин получал возможность попрактиковаться в танце. Он выступал на собственных вечеринках, исполняя адажио из классических балетов - "Лебединого озера", "Голубой птицы", и, наконец, главный хит - Розовое адажио из "Спящей красавицы". В последнем случае ему приходилось довольствоваться одним кавалером вместо требуемых четырех - но, как пишет сам Долин, Кейт Лестер прекрасно работал за четверых и замечательно его поддерживал. Долин - в черном трико, жилете и розовых балетных туфлях - танцевал эти адажио три-четыре раза за вечер.
Сам Патрик скромно добавлял, что танцевал на пальцах без малейшего труда - и конечно, вспоминал длинную вариацию на пальцах из "Докучных", специально придуманную для него Дягилевым и Нижинской. Его не раз просили - и он сам подумывал - исполнить классические адажио не только на вечеринках, но и на публике, но все-таки не решился. А еще он соревновался с Тамарой Тумановой: сначала в том, кто дольше простоит на пальцах в арабеске без поддержки. Надо сказать, что Туманова была спецом в этом вопросе, вот и Юрий Зорич вспоминал: "У нее фантастическая техника; мы шутили: когда она делает арабеск, то можно выйти пообедать, вернуться, а она всё еще будет стоять в арабеске". Но Долин утверждал, что это соревнование он всегда выигрывал и с легкостью стоял в арабеске и минуту, и даже дольше. А Туманова шутливо сетовала: "Так нечестно! У тебя это получается лучше, чем у всех нас. Для чего же мы стараемся?".
Зато Туманова с легкостью била Долина, когда они состязались в том, кто сделает больше туров фуэте. Долин мог сделать классические тридцать два, зато Туманова однажды сделала шестьдесят четыре (причем много двойных) - и одержала безоговорочную победу. А еще существовала кинозапись того, как Долин крутит фуэте на дороге около своего дома в Челси. Но боюсь, она почти наверняка утеряна. А жаль, жаль, хотела бы я на это взглянуть - ну, и еще на Розовое адажио в его исполнении.
В то время (в тридцать пятом году, в первый год существования компании Долин-Маркова) у Долина была студия в Челси (явно не "four sordid rooms in Chelsea"), где он любил закатывать маленькие вечеринки по воскресеньям. И как он сам признается, у этих вечеринок была двойная цель: во-первых, друзья Долина от души развлекались, во-вторых, сам Долин получал возможность попрактиковаться в танце. Он выступал на собственных вечеринках, исполняя адажио из классических балетов - "Лебединого озера", "Голубой птицы", и, наконец, главный хит - Розовое адажио из "Спящей красавицы". В последнем случае ему приходилось довольствоваться одним кавалером вместо требуемых четырех - но, как пишет сам Долин, Кейт Лестер прекрасно работал за четверых и замечательно его поддерживал. Долин - в черном трико, жилете и розовых балетных туфлях - танцевал эти адажио три-четыре раза за вечер.
Сам Патрик скромно добавлял, что танцевал на пальцах без малейшего труда - и конечно, вспоминал длинную вариацию на пальцах из "Докучных", специально придуманную для него Дягилевым и Нижинской. Его не раз просили - и он сам подумывал - исполнить классические адажио не только на вечеринках, но и на публике, но все-таки не решился. А еще он соревновался с Тамарой Тумановой: сначала в том, кто дольше простоит на пальцах в арабеске без поддержки. Надо сказать, что Туманова была спецом в этом вопросе, вот и Юрий Зорич вспоминал: "У нее фантастическая техника; мы шутили: когда она делает арабеск, то можно выйти пообедать, вернуться, а она всё еще будет стоять в арабеске". Но Долин утверждал, что это соревнование он всегда выигрывал и с легкостью стоял в арабеске и минуту, и даже дольше. А Туманова шутливо сетовала: "Так нечестно! У тебя это получается лучше, чем у всех нас. Для чего же мы стараемся?".
Зато Туманова с легкостью била Долина, когда они состязались в том, кто сделает больше туров фуэте. Долин мог сделать классические тридцать два, зато Туманова однажды сделала шестьдесят четыре (причем много двойных) - и одержала безоговорочную победу. А еще существовала кинозапись того, как Долин крутит фуэте на дороге около своего дома в Челси. Но боюсь, она почти наверняка утеряна. А жаль, жаль, хотела бы я на это взглянуть - ну, и еще на Розовое адажио в его исполнении.
суббота, 13 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Когда я еще летом дочитала бакловскую биографию Дягилева, то хотела выписать оттуда очень выразительные письма Долина и Лифаря, написанные в конце 1928 - начале 1929 года. Но закрутилась, забегалась, все было некогда, а сейчас хочется что-нибудь о них написать, а в голове ничего нет, да и некогда сочинять большой пост о чем бы то ни было. Вот тут, кажется, эти письма и пригодятся. Только я их переводить не стану, потому что мне лень - и потому что они в переводе много потеряют. Лучше уж читать в оригинале и наслаждаться.
Итак, письмо первое - от 25 декабря 1928 года. Патрик Долин пишет Дягилеву из Парижа (по-английски):
With very great sincerity I write this letter to you.
First please do not misunderstand... nothing I want more in life, shall always want, but realize now it is impossible would be once again to be guided in my career by you and to dance under your leadership. I am not to proud to admit this... I beg you to receive me alone where surely we can talk... & shake hands.
This letter is so difficult to write. I am afraid to make it too impressive, yet I want you to know how much it would mean to me to once again have the pleasure & honour to say friend. Please do not refuse.
Дягилев и Долин встретились в Париже либо на встрече нового года, либо на четвертом (и последнем) спектакле Русских балетов в Опера - 3 января 1929 года. Вскоре Долин написал Дягилеву еще одно выразительное письмо.
Письмо второе - от 5 января 1929 года:
I take this opportunity, having had the pleasure & occasion to meet you again, in writing to you. My reason being to ask you if there is the possibility of again entering your company. I feel that maybe there is at this moment a chance that could be realized as Massine having again left the company, there are surely certain roles I could dance, as I have of course no desire to intrude on the position of Lifar who I admire intensely & hav[e] a sincere feeling of friendship.
The conditions are not a factor that need be discussed or that difficulties need arise.
Очень забавно читать эти письма и вспоминать выдержки из последней автобиографии Долина, где он описывал возвращение в Русские балеты так, будто сам Дягилев очень упрашивал его вернуться (а еще просил "быть милым в Монте-Карло" и чуть только не затащил Долина в номера, чтобы вспомнить прошлое, но Долин в последний момент выскочил из такси и удрал). Вот что Долин, что Мясин - если верить им, так получается, что Дягилев, как те мыши, приползал к ним на коленях... и говорил то одному, то другому: "Вылезай из-под кровати, подлый трус". А они еще думали три раза, прежде чем принять его предложение. Но вот почитаешь письма Долина - и начинаешь сомневаться в том, что он такой мог бегать от Дягилева, даже если б тот и вправду предложил Патрику "вспомнить прошлое". Уж очень Патрику хотелось любой ценой попасть обратно под дягилевское крылышко. "Возьмите меня, я очень легкий".
Но хоть Долин и не претендовал на место Лифаря в труппе и в жизни Дягилева, сам Лифарь почуял бесовщину и устроил целое представление, написав добрейшему Корибут-Кубитовичу трагическое письмо из Бордо. Бакл его цитирует - естественно, по-английски, используя лондонское издание книги Лифаря "Serge Diaghilev" 1940 года. В русском издании "С Дягилевым" это письмо приведено по-русски, так сказать, в оригинале. Так что я, пожалуй, перепишу отрывки из оригинала - но те, что были приведены у Бакла (в "С Дягилевым" письмо напечатано почти полностью). Оцените стиль и слог.
Письмо третье - от 13 февраля 1929 года:
То грустное, о чем я Вам писал три дня тому назад и что неясно бродило во мне последнее время, оказалось предчувствием. Бессознательное "нутро" мое, никогда меня не обманывающее, мое скрытое и большое, большее, чем я сам, чем мое сознание и понимание, ждало себе горечи и обиды - и горечь, и обида пришли и убили меня, убили мое существование и последнее - мою веру в нашу семью, которая строилась годами и которая теперь в одну минуту рухнула. Я потерял друзей и вижу теперь, что их никогда и не было...
"Что же случилось? - спрашивает Бакл, обрывая цитату. И сам же и объясняет читателю: - Долин подписал контракт".
Не оскорбленное самолюбие [продолжает Лифарь], не обуявшая меня гордыня говорит во мне, а другие два чувства, которые так жестоко, так грубо задеты приглашением "англичанина". Разбита не моя гордыня, а моя гордость, гордость моего высшего "я" - главная сила, толкавшая меня на искания, на достижения, на создание, на героические шаги в искусстве, на большой труд, который позволял мне вести Русский балет своими слабыми силенками, когда не было других больших артистов (как сезоны без Мясина, без Идзиковского, без Славинского, без Долина и Вильтзака). Вы знаете - и они должны это знать и знают, но не хотят знать, не хотят помнить, - что я всего себя отдавал Русскому балету. Вы помните, как я не задумываясь - только для того, чтобы не подводить Русский балет, - со сломанными ногами выступил в "Зефире и Флоре"...
Читаешь все это - и рука прилипает к лицу. Ох уж этот Сержинька! А Бакл еще и любезно напоминает читателю, что на самом-то деле Лифарь тогда не сломал обе ноги, а вывихнул одну ногу. Тоже неприятно и травматично, но не так душераздирающе. Бедному Пафке пришлось читать все эти излияния и, без сомнения, что-то на них отвечать. Но уже через несколько дней Лифарь вернулся в Париж и впился в брошенную косточку - принялся репетировать "Байку о Лисе" Стравинского (Дягилев разумно попытался его утешить, предоставив ему возможность похореографировать самостоятельно). И кризис более-менее миновал. Ведь к счастью, Лифарь тогда и не подозревал о новой и последней любви Дягилева - Игоре Маркевиче (или, по крайней мере, не подозревал, как далеко уже Дягилев зашел в этой любви). Иначе - нет сомнений - на Пафку обрушился бы целый поток трагических посланий, и Пафка мог запросто в нем утонуть.
Итак, письмо первое - от 25 декабря 1928 года. Патрик Долин пишет Дягилеву из Парижа (по-английски):
With very great sincerity I write this letter to you.
First please do not misunderstand... nothing I want more in life, shall always want, but realize now it is impossible would be once again to be guided in my career by you and to dance under your leadership. I am not to proud to admit this... I beg you to receive me alone where surely we can talk... & shake hands.
This letter is so difficult to write. I am afraid to make it too impressive, yet I want you to know how much it would mean to me to once again have the pleasure & honour to say friend. Please do not refuse.
Patrick
Дягилев и Долин встретились в Париже либо на встрече нового года, либо на четвертом (и последнем) спектакле Русских балетов в Опера - 3 января 1929 года. Вскоре Долин написал Дягилеву еще одно выразительное письмо.
Письмо второе - от 5 января 1929 года:
I take this opportunity, having had the pleasure & occasion to meet you again, in writing to you. My reason being to ask you if there is the possibility of again entering your company. I feel that maybe there is at this moment a chance that could be realized as Massine having again left the company, there are surely certain roles I could dance, as I have of course no desire to intrude on the position of Lifar who I admire intensely & hav[e] a sincere feeling of friendship.
The conditions are not a factor that need be discussed or that difficulties need arise.
Очень забавно читать эти письма и вспоминать выдержки из последней автобиографии Долина, где он описывал возвращение в Русские балеты так, будто сам Дягилев очень упрашивал его вернуться (а еще просил "быть милым в Монте-Карло" и чуть только не затащил Долина в номера, чтобы вспомнить прошлое, но Долин в последний момент выскочил из такси и удрал). Вот что Долин, что Мясин - если верить им, так получается, что Дягилев, как те мыши, приползал к ним на коленях... и говорил то одному, то другому: "Вылезай из-под кровати, подлый трус". А они еще думали три раза, прежде чем принять его предложение. Но вот почитаешь письма Долина - и начинаешь сомневаться в том, что он такой мог бегать от Дягилева, даже если б тот и вправду предложил Патрику "вспомнить прошлое". Уж очень Патрику хотелось любой ценой попасть обратно под дягилевское крылышко. "Возьмите меня, я очень легкий".
Но хоть Долин и не претендовал на место Лифаря в труппе и в жизни Дягилева, сам Лифарь почуял бесовщину и устроил целое представление, написав добрейшему Корибут-Кубитовичу трагическое письмо из Бордо. Бакл его цитирует - естественно, по-английски, используя лондонское издание книги Лифаря "Serge Diaghilev" 1940 года. В русском издании "С Дягилевым" это письмо приведено по-русски, так сказать, в оригинале. Так что я, пожалуй, перепишу отрывки из оригинала - но те, что были приведены у Бакла (в "С Дягилевым" письмо напечатано почти полностью). Оцените стиль и слог.
Письмо третье - от 13 февраля 1929 года:
То грустное, о чем я Вам писал три дня тому назад и что неясно бродило во мне последнее время, оказалось предчувствием. Бессознательное "нутро" мое, никогда меня не обманывающее, мое скрытое и большое, большее, чем я сам, чем мое сознание и понимание, ждало себе горечи и обиды - и горечь, и обида пришли и убили меня, убили мое существование и последнее - мою веру в нашу семью, которая строилась годами и которая теперь в одну минуту рухнула. Я потерял друзей и вижу теперь, что их никогда и не было...
"Что же случилось? - спрашивает Бакл, обрывая цитату. И сам же и объясняет читателю: - Долин подписал контракт".
Не оскорбленное самолюбие [продолжает Лифарь], не обуявшая меня гордыня говорит во мне, а другие два чувства, которые так жестоко, так грубо задеты приглашением "англичанина". Разбита не моя гордыня, а моя гордость, гордость моего высшего "я" - главная сила, толкавшая меня на искания, на достижения, на создание, на героические шаги в искусстве, на большой труд, который позволял мне вести Русский балет своими слабыми силенками, когда не было других больших артистов (как сезоны без Мясина, без Идзиковского, без Славинского, без Долина и Вильтзака). Вы знаете - и они должны это знать и знают, но не хотят знать, не хотят помнить, - что я всего себя отдавал Русскому балету. Вы помните, как я не задумываясь - только для того, чтобы не подводить Русский балет, - со сломанными ногами выступил в "Зефире и Флоре"...
Читаешь все это - и рука прилипает к лицу. Ох уж этот Сержинька! А Бакл еще и любезно напоминает читателю, что на самом-то деле Лифарь тогда не сломал обе ноги, а вывихнул одну ногу. Тоже неприятно и травматично, но не так душераздирающе. Бедному Пафке пришлось читать все эти излияния и, без сомнения, что-то на них отвечать. Но уже через несколько дней Лифарь вернулся в Париж и впился в брошенную косточку - принялся репетировать "Байку о Лисе" Стравинского (Дягилев разумно попытался его утешить, предоставив ему возможность похореографировать самостоятельно). И кризис более-менее миновал. Ведь к счастью, Лифарь тогда и не подозревал о новой и последней любви Дягилева - Игоре Маркевиче (или, по крайней мере, не подозревал, как далеко уже Дягилев зашел в этой любви). Иначе - нет сомнений - на Пафку обрушился бы целый поток трагических посланий, и Пафка мог запросто в нем утонуть.
среда, 10 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Я перекрасилась в рыжий цвет, но все равно чувствую себя невидимкой. Мне плохо, мне весь этот год хочется не быть. Не каждый день, конечно, я отвлекаюсь, но не могу выбраться совсем. И мое лихорадочное увлечение Дягилевым и балетом - это попытка как-то оглушить себя, занять мысли хоть чем-нибудь, чтоб не лежать пластом, думая о смерти.
суббота, 06 сентября 2014
14:07
Доступ к записи ограничен
Живи, а то хуже будет
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 04 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Бакл был балетным критиком в Sunday Times с 1959 по 1975 годы. Под конец ему это надоело до истерики: он вспоминал, что ему приходилось из года в год смотреть практически одни и те же спектакли - только с разными кастами. От такого однообразия любой взвоет, Бакл еще долго продержался. Но в Рождество 1972 года он писал мрачно: "Ну что ж, еще на одного "Щелкунчика" ближе к смерти".
С Борисом Кохно у Дягилева не получилось длинного романа, потому что Борис был все-таки не в его вкусе - слишком уж красив, классически красив. В самом деле, все остальные "великие любови" Дягилева были далеки от классической красоты - кроме Димы Философова, разве что.
Андрей Эглевский в тридцатые годы рассказывал Баклу, что Мясин составил для него специальный распорядок дня: столько-то часов на занятия, столько-то - на отдых, и час на секс - с пяти до шести. О, Леля, Леля...
UPD. Добавлю еще кое-что - то, что не успела написать в электричке. После успеха эдинбургско-лондонской дягилевской выставки 54-55 годов Мясин (который сам на эту выставку так и не выбрался) написал Баклу и предложил ему место своего секретаря. Бакл должен был сопровождать Мясина в поездках и заниматься его корреспонденцией, а взамен Мясин предлагал Баклу право на работу над его мемуарами (нормальное разделение труда: Мясин предоставляет факты и документы, Бакл пишет; несколько лет спустя Бакл вот так же написал вместе с Лидией Соколовой "Танцуя у Дягилева"). Увы для всех нас - Бакл отказался, честно признавшись, что не умеет печатать на машинке (а без машинки - какой из него секретарь?), и добавив - уже не так честно - что раньше двух дня с постели не встает. Конечно, приврал, хотя действительно был ленив и любил поваляться утром в кровати (Дягилев тоже любил). Но потом Бакл сожалел о своем отказе и говорил, что мемуары Мясина, опубликованные в 1968 году, "могли бы быть в десять раз информативнее" - если бы над ними работал Бакл. И я с ним совершенно согласна - пожалуй, если бы Бакл действительно приложил руку к мясинским мемуарам, там было бы меньше таких беспомощных умолчаний и откровенных выдумок. Ну, а так мы имеем то, что имеем. Интересно, написал ли Мясин в конце концов эти мемуары самостоятельно - или с чьей-то помощью? Но вот мне сегодня, к счастью, пришла наконец-то биография Мясина (автор - Винсент Гарсия-Маркес), может быть, там что-нибудь об этом написано.
В последний раз Бакл встретился с Мясиным зимой 1978 года (Мясин умер год спустя, в начале весны, 15 марта 1979 года). Они ужинали втроем - вместе с Мэри-Энн де Флиг, помощницей и последней любовью Мясина. Бакл вспоминал, что Мясин чуть ли не все время держал ее за руку. По-моему, ужасно трогательно. Да и вообще, по воспоминаниям все того же Бакла, к концу жизни Мясин стал гораздо мягче и добрее. Разговаривали, конечно, о Дягилеве (ведь Бакл как раз работал над биографией Дягилева), и Мясин "говорил о Дягилеве так, что можно было подумать, будто этот человек был святым, а я-то знал, что он им не был". Как ни старался Бакл выудить у Мясина подробности его развода с Дягилевым в 1921 году, Мясин был тверд, как алмаз, и скрытен, как партизан; Бакл ему задавал наводящие вопросы вроде: "А что, Дягилев был очень ревнив?" - на что Мясин категорически отвечал, что Дягилев вот ни капельки не был ревнивым. Эхе-хе. Мне кажется иногда, что Мясин все-таки чувствовал себя виноватым из-за разрыва с Дягилевым - и поскольку так и не смог ни объясниться с Дягилевым, ни помириться с ним, то и выдавал очень желаемое за действительное: то писал о восстановлении отношений с Дягилевым "на прежней основе" (что звучит ну очень двусмысленно), то вот, уверял, что Дягилев вовсе и не ревновал его к Вере Савиной. Грустно все это, и Мясина почему-то очень жаль.
С Борисом Кохно у Дягилева не получилось длинного романа, потому что Борис был все-таки не в его вкусе - слишком уж красив, классически красив. В самом деле, все остальные "великие любови" Дягилева были далеки от классической красоты - кроме Димы Философова, разве что.
Андрей Эглевский в тридцатые годы рассказывал Баклу, что Мясин составил для него специальный распорядок дня: столько-то часов на занятия, столько-то - на отдых, и час на секс - с пяти до шести. О, Леля, Леля...
UPD. Добавлю еще кое-что - то, что не успела написать в электричке. После успеха эдинбургско-лондонской дягилевской выставки 54-55 годов Мясин (который сам на эту выставку так и не выбрался) написал Баклу и предложил ему место своего секретаря. Бакл должен был сопровождать Мясина в поездках и заниматься его корреспонденцией, а взамен Мясин предлагал Баклу право на работу над его мемуарами (нормальное разделение труда: Мясин предоставляет факты и документы, Бакл пишет; несколько лет спустя Бакл вот так же написал вместе с Лидией Соколовой "Танцуя у Дягилева"). Увы для всех нас - Бакл отказался, честно признавшись, что не умеет печатать на машинке (а без машинки - какой из него секретарь?), и добавив - уже не так честно - что раньше двух дня с постели не встает. Конечно, приврал, хотя действительно был ленив и любил поваляться утром в кровати (Дягилев тоже любил). Но потом Бакл сожалел о своем отказе и говорил, что мемуары Мясина, опубликованные в 1968 году, "могли бы быть в десять раз информативнее" - если бы над ними работал Бакл. И я с ним совершенно согласна - пожалуй, если бы Бакл действительно приложил руку к мясинским мемуарам, там было бы меньше таких беспомощных умолчаний и откровенных выдумок. Ну, а так мы имеем то, что имеем. Интересно, написал ли Мясин в конце концов эти мемуары самостоятельно - или с чьей-то помощью? Но вот мне сегодня, к счастью, пришла наконец-то биография Мясина (автор - Винсент Гарсия-Маркес), может быть, там что-нибудь об этом написано.
В последний раз Бакл встретился с Мясиным зимой 1978 года (Мясин умер год спустя, в начале весны, 15 марта 1979 года). Они ужинали втроем - вместе с Мэри-Энн де Флиг, помощницей и последней любовью Мясина. Бакл вспоминал, что Мясин чуть ли не все время держал ее за руку. По-моему, ужасно трогательно. Да и вообще, по воспоминаниям все того же Бакла, к концу жизни Мясин стал гораздо мягче и добрее. Разговаривали, конечно, о Дягилеве (ведь Бакл как раз работал над биографией Дягилева), и Мясин "говорил о Дягилеве так, что можно было подумать, будто этот человек был святым, а я-то знал, что он им не был". Как ни старался Бакл выудить у Мясина подробности его развода с Дягилевым в 1921 году, Мясин был тверд, как алмаз, и скрытен, как партизан; Бакл ему задавал наводящие вопросы вроде: "А что, Дягилев был очень ревнив?" - на что Мясин категорически отвечал, что Дягилев вот ни капельки не был ревнивым. Эхе-хе. Мне кажется иногда, что Мясин все-таки чувствовал себя виноватым из-за разрыва с Дягилевым - и поскольку так и не смог ни объясниться с Дягилевым, ни помириться с ним, то и выдавал очень желаемое за действительное: то писал о восстановлении отношений с Дягилевым "на прежней основе" (что звучит ну очень двусмысленно), то вот, уверял, что Дягилев вовсе и не ревновал его к Вере Савиной. Грустно все это, и Мясина почему-то очень жаль.
вторник, 02 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Начинается все с книг про самого Дягилева - ну и про Нижинского немножко: из собственных закромов извлекаются купленные когда-то "Ранние воспоминания" Брониславы Нижинской; из букинистического прибывает двухтомник "Дягилев и русское искусство"; из просто книжного - схейеновская биография Дягилева. Потом к ним присоединяется разнообразный Лифарь - потому что Лифаря у нас много издавали и переиздавали. Читатель начинает входить во вкус, ему уже мало. Из сети вылезают Бенуа, Фокин, Карсавина и Стравинский, за ними летит Мися Серт, у букинистов обнаруживается Григорьев, тут бы, кажется, можно и остановиться, но нет, читатель прочно подсаживается на "дягилевиану" и хочет еще, еще, еще. В поисках новой дозы обращается к англоязычной литературе (выбрав самое интересное из библиографии у Схейена) - и все, медицина бессильна, врачи в отчаянии. Кохно и Долин, Лидия Соколова, биография Алисии Марковой, воспоминания Нинетт де Валуа, хаскелловская биография Дягилева, бакловская биография Дягилева, Мясин, Фрэнклин с Зоричем (которые Дягилева уже не застали, но потанцевали у его воспитанников), Драммонд с его интервью о Дягилеве, Александра Данилова, дневники Прокофьева, Игорь Маркевич, Линн Гарафола, Жан Пастори, Петер Оствальд, и снова Бакл, и снова Долин, и так далее, и так далее, пока пол в квартире не провалится. И все равно хочется еще, и уже нельзя остановиться. Заодно подсаживаешься и на тех, кто имеет к Дягилеву только косвенное отношение - вот на Бакла, например. Он же просто прелесть, я теперь хочу и первый том его автобиографии, и "Приключения балетного критика", и - возвращаясь к Дягилеву - бакловскую биографию Нижинского. Вообще-то она у меня есть на русском в электронном формате, но я полистала ее и закапризничала: мне не нравится перевод. Лучше куплю в оригинале и буду наслаждаться.
И чем больше читаешь, тем чаще начинаешь вздыхать о книгах, которые еще не написаны (и будут ли когда-нибудь написаны?). Вот, например, как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь написал хорошую, серьезную биографию Долина. И биографию Лидии Соколовой - с подробным рассказом о ее жизни в постдягилевский период. И биографию Бориса Кохно, который мог бы стать преемником Дягилева. И пусть не подробную биографию, но хотя бы что-нибудь о Василии Зуйкове - слуге Дягилева. Что с ним стало? Как он жил после смерти Дягилева? Когда умер сам и при каких обстоятельствах? Ведь это же ужасно интересно. И вообще, Василий - это один из самых любопытных людей в дягилевском окружении: о нем известно не так уж много, зато он сам, конечно, знал очень много и о Дягилеве, и о тех, с кем Дягилев работал, с кем дружил, кого любил. И если б Василий оставил воспоминания - я думаю, он бы заткнул за пояс многих мемуаристов.
Но раз нет воспоминаний Василия, так пусть, черт возьми, издадут хотя бы воспоминания Валички Нувеля! Черт знает что - с тридцатых годов лежит под спудом эта рукопись, и до сих пор никто не удосужился ее опубликовать. Дягилевоведы всего мира, я смотрю на вас с осуждением. Дайте Нувеля населению, народ в моем лице требует Валичку.
И чем больше читаешь, тем чаще начинаешь вздыхать о книгах, которые еще не написаны (и будут ли когда-нибудь написаны?). Вот, например, как бы мне хотелось, чтобы кто-нибудь написал хорошую, серьезную биографию Долина. И биографию Лидии Соколовой - с подробным рассказом о ее жизни в постдягилевский период. И биографию Бориса Кохно, который мог бы стать преемником Дягилева. И пусть не подробную биографию, но хотя бы что-нибудь о Василии Зуйкове - слуге Дягилева. Что с ним стало? Как он жил после смерти Дягилева? Когда умер сам и при каких обстоятельствах? Ведь это же ужасно интересно. И вообще, Василий - это один из самых любопытных людей в дягилевском окружении: о нем известно не так уж много, зато он сам, конечно, знал очень много и о Дягилеве, и о тех, с кем Дягилев работал, с кем дружил, кого любил. И если б Василий оставил воспоминания - я думаю, он бы заткнул за пояс многих мемуаристов.
Но раз нет воспоминаний Василия, так пусть, черт возьми, издадут хотя бы воспоминания Валички Нувеля! Черт знает что - с тридцатых годов лежит под спудом эта рукопись, и до сих пор никто не удосужился ее опубликовать. Дягилевоведы всего мира, я смотрю на вас с осуждением. Дайте Нувеля населению, народ в моем лице требует Валичку.
понедельник, 01 сентября 2014
Живи, а то хуже будет
Завтра опять придется ехать на дачу. Что-то я совсем замучалась гонять туда-сюда. Но ничего не поделаешь - некому меня подменить. Работа еле движется, текст тоже еле движется, и я чувствую какое-то отчаяние и не знаю, куда деваться. И не знаю, как я все успею, сил нет. Очень "хочется потихонечку умереть", но это, конечно, лирика, умирать мне тоже некогда.
Вывешу хоть Долина на пуантах для собственного развлечения. Он очень забавно "делает волка" пальцами (вот не зря Григорьев писал о его манерных жестах).
Вывешу хоть Долина на пуантах для собственного развлечения. Он очень забавно "делает волка" пальцами (вот не зря Григорьев писал о его манерных жестах).
суббота, 30 августа 2014
Живи, а то хуже будет
Получила автобиографию Бакла "In the Wake of Diaghilev", начинаю выуживать анекдоты. Зимой 1934/35 юный Дики Бакл (ну, ему тогда было 18 лет) проводил каникулы у бабушки с дедушкой - в Иффли, близ Оксфорда. Там он сначала подружился с фотографом Кириллом Араповым, а уж Арапов свел его с Патриком Долиным. Бакл тогда был юным начинающим балетоманом, на Долина смотрел снизу вверх и восхищался, ну и Долин, конечно, от такого внимания расцвел и однажды вечером утащил Дики пить кофе. Предполагалось, что потом Долин подбросит Дики на машине домой, а сам поедет в Лондон. Но что-то явно пошло не так, и в Лондон они в тот вечер отправились вдвоем. А когда наутро Дики вернулся обратно в Иффли, его бедные дедушка и бабушка, конечно, стояли на ушах и сходили с ума от тревоги.
Я ни на что не намекаю, честное слово, но Патрик Долин все-таки - порядочный разгильдяй.
И зачем ему понадобилось увозить мальчика в Лондон, я вас спрашиваю? Сам Бакл, увы, не дает на это никакого ответа.
Я ни на что не намекаю, честное слово, но Патрик Долин все-таки - порядочный разгильдяй.
И зачем ему понадобилось увозить мальчика в Лондон, я вас спрашиваю? Сам Бакл, увы, не дает на это никакого ответа.
четверг, 28 августа 2014
Живи, а то хуже будет
Нэнэ тоже уходит в отставку вместе с Чиэ, 10 мая 2015 года. Это уже не новость, но все равно грустно. Я все-таки смутно надеялась, что, может быть, Нэнэ останется еще хоть на пару постановок с Бенико. Но, конечно, es wär zu schön gewesen.
Как всегда: нет слов - вывешивай картинку. Устрою маленький (на три картинки) пикспам с Бенико и Нэнэ. Конечно, лучше было бы пикспамить уходящей топ-парой, но у меня очень мало картинок с Чиэ и Нэнэ вместе. Да и вообще, ОТП есть ОТП. Мне уж недолго осталось им наслаждаться.
Осторожно, большие картинки
Интересно, на последней картинке Бенико тянет лапу к плечу, к шее или к ожерелью Нэнэ?
Как всегда: нет слов - вывешивай картинку. Устрою маленький (на три картинки) пикспам с Бенико и Нэнэ. Конечно, лучше было бы пикспамить уходящей топ-парой, но у меня очень мало картинок с Чиэ и Нэнэ вместе. Да и вообще, ОТП есть ОТП. Мне уж недолго осталось им наслаждаться.
Осторожно, большие картинки
Интересно, на последней картинке Бенико тянет лапу к плечу, к шее или к ожерелью Нэнэ?
вторник, 26 августа 2014
Живи, а то хуже будет
За пять минут до моего отъезда на дачу в дверь позвонил добрый дяденька из EMC и вручил мне очередную книжку - на этот раз "In Search of Diaghilev" Ричарда Бакла. Это чудесный рассказ - с картинками! - о том, как Бакл в 54-55 годах организовал The Diaghilev Exhibition сначала в Эдинбурге, а потом в Лондоне. Можно сказать, что именно из этой выставки потом "выросла" замечательная биография Дягилева, написанная Баклом уже в семидесятых годах, потому что во время подготовки Diaghilev Exhibition Бакл познакомился и завязал связи с толпой интересных и полезных людей, знавших Дягилева при жизни. Все эти связи ему очень пригодились потом, когда он собирал материалы для дягилевской книги.
В общем, ехала в электричке, читала Бакла и умирала от восторга. Нет слов, как мне нравится Бакл - энтузиаст своего дела, неутомимый, чуточку ехидный, с прекрасным чувством юмора. Теперь жду не дождусь, когда получу его автобиографию "In the Wake of Diaghilev", мне чем дальше, тем больше хочется узнать его самого. Пока что знаю только - в основном по некрологам, посвященным ему, - что все его звали Дики, что был он балетоман и умница, участвовал во второй мировой, характер у него был не сахарный, одно время он страдал от алкоголизма, и - ну конечно, кто бы сомневался, - был gay, officially gay, officially gay, gay, gay, gay. Прелесть.
"In Search of Diaghilev" - это тоже прелесть, чрезвычайно увлекательное повествование чрезвычайно увлеченного человека. И между прочим, с некоторыми занятными иллюстрациями, которых я прежде нигде не встречала. Ну, например, там есть карикатура Николая Легата на Патрика Долина - выдержанная в том же стиле, что и дореволюционные карикатуры братьев Легатов на танцовщиков императорских театров (ну, Фокин в тунике, Кшесинская с козой и все такое): полуголый Долин в плавках исполняет акробатический трюк - явная аллюзия на "Голубой экспресс", и лицо у Долина томное-томное. А еще опубликованы потрясающие карикатуры Кокто: Дягилев в костюме Девушки из "Призрака розы" (с надписью Кокто: "Чтобы избавить нас от мадам Кшесинской, Серж решает танцевать в "Призраке" вместе с Вацлавом Фомичем") и Бакст в костюме Призрака розы (пояснение неугомонного Кокто: "У Вацы дурное настроение, поэтому Бакст жертвует собой и танцует в "Призраке" вместо него. Грандиозный триумф, Дягилев решает отдать ему эту роль"). Пять портретов Мясина - причем с ними связана отдельная история. Собирая материалы для выставки, Бакл написал Мясину и попросил прислать на выставку его портреты. Ответа не получил. Написал еще раз - молчание. Ну, тогда Бакл, который тоже был не лыком шит, решил взять быка за рога и написал, что вот, дескать, глупо получится, если на выставке будет восемь портретов Лифаря и ни одного вашего портрета. И тут уж Мясин ответил, как миленький, потребовал оплатить все расходы на транспортировку портретов и застраховать каждый портрет на тысячу долларов, и прислал на выставку один портрет работы Бакста, один - работы Дерэна, один - Матисса, и три портрета работы Пикассо. Так что, по воспоминаниям Бакла, на выставке появилась целая стена, увешанная портретами, с которых разнообразные Мясины смотрели на посетителей, и глаза этих Мясиных напоминали "a battery of intelligent guns".
А вот с Долина, своего старого приятеля, Бакл не стряс ни одного портрета (добыл их потом у других людей). Да и вообще встреча получилась... ну, специфическая. Замученный Бакл явился к Долину домой - буквально на полчаса перед тем, как умчаться ночным поездом в Эдинбург. Долин в качестве приветствия попросил у Бакла сигарету и возмутился, узнав, что у Бакла сигареты кончились (о, Патрик! все это настолько в его духе, что я не могу не восхититься, хотя вообще-то свинство и можно было бы купить сигареты самому). Потом, на правах гостеприимного хозяина, предложил Баклу бренди - но предупредил, что привез его из-за границы в бутылке из-под духов, поэтому на вкус оно (или он? бренди - это оно или он?) довольно специфическое. Спасибо, что хоть предупредил; ну, а Бакл честно написал, что в жизни не пил ничего омерзительнее. Но все-таки его страдания были не напрасны: Долин отдал ему на выставку несколько интересных фотографий (жаль только, Бакл не указал, что именно это были за фотографии) и записную книжку Дягилева. Интересно, где сам Долин-то ее раздобыл?
А перед открытием выставки в Эдинбурге у Бакла появился еще один повод для легкой головной боли. Сначала приехал вполне ожиданный гость - Борис Кохно, без денег, зато с виски. А потом объявился гость неожиданный - Серж Лифарь. И нужно было постараться сделать так, чтобы эти два гостя не столкнулись нос к носу, потому что отношения у них были весьма и весьма натянутые.
Ну разумеется, несмотря на все предосторожности, эти замечательные типы налетели друг на друга за день до открытия выставки и... и потом все время были неразлучны. "Они придирались друг к другу, как парочка школьников", - вспоминал Бакл. "Почему ты все время машешь руками, когда разговариваешь? - ворчал Борис на Сержа. - Засунь их в карманы! Убери их!" "Но у меня красивые руки, - возражал Серж. - Почему я не могу их показать?" И так далее, и так далее. Бакл на них явно умилялся - и сложно было не умилиться: такие лапушки, кто бы знал.
Ну ладно, может быть, потом еще что-нибудь об этой книге напишу. А пока просто порадуюсь на нее и на Бакла. Интересно, а можно ли где-нибудь раздобыть каталог этой выставки? Пожалуй, я его тоже хочу.
В общем, ехала в электричке, читала Бакла и умирала от восторга. Нет слов, как мне нравится Бакл - энтузиаст своего дела, неутомимый, чуточку ехидный, с прекрасным чувством юмора. Теперь жду не дождусь, когда получу его автобиографию "In the Wake of Diaghilev", мне чем дальше, тем больше хочется узнать его самого. Пока что знаю только - в основном по некрологам, посвященным ему, - что все его звали Дики, что был он балетоман и умница, участвовал во второй мировой, характер у него был не сахарный, одно время он страдал от алкоголизма, и - ну конечно, кто бы сомневался, - был gay, officially gay, officially gay, gay, gay, gay. Прелесть.
"In Search of Diaghilev" - это тоже прелесть, чрезвычайно увлекательное повествование чрезвычайно увлеченного человека. И между прочим, с некоторыми занятными иллюстрациями, которых я прежде нигде не встречала. Ну, например, там есть карикатура Николая Легата на Патрика Долина - выдержанная в том же стиле, что и дореволюционные карикатуры братьев Легатов на танцовщиков императорских театров (ну, Фокин в тунике, Кшесинская с козой и все такое): полуголый Долин в плавках исполняет акробатический трюк - явная аллюзия на "Голубой экспресс", и лицо у Долина томное-томное. А еще опубликованы потрясающие карикатуры Кокто: Дягилев в костюме Девушки из "Призрака розы" (с надписью Кокто: "Чтобы избавить нас от мадам Кшесинской, Серж решает танцевать в "Призраке" вместе с Вацлавом Фомичем") и Бакст в костюме Призрака розы (пояснение неугомонного Кокто: "У Вацы дурное настроение, поэтому Бакст жертвует собой и танцует в "Призраке" вместо него. Грандиозный триумф, Дягилев решает отдать ему эту роль"). Пять портретов Мясина - причем с ними связана отдельная история. Собирая материалы для выставки, Бакл написал Мясину и попросил прислать на выставку его портреты. Ответа не получил. Написал еще раз - молчание. Ну, тогда Бакл, который тоже был не лыком шит, решил взять быка за рога и написал, что вот, дескать, глупо получится, если на выставке будет восемь портретов Лифаря и ни одного вашего портрета. И тут уж Мясин ответил, как миленький, потребовал оплатить все расходы на транспортировку портретов и застраховать каждый портрет на тысячу долларов, и прислал на выставку один портрет работы Бакста, один - работы Дерэна, один - Матисса, и три портрета работы Пикассо. Так что, по воспоминаниям Бакла, на выставке появилась целая стена, увешанная портретами, с которых разнообразные Мясины смотрели на посетителей, и глаза этих Мясиных напоминали "a battery of intelligent guns".
А вот с Долина, своего старого приятеля, Бакл не стряс ни одного портрета (добыл их потом у других людей). Да и вообще встреча получилась... ну, специфическая. Замученный Бакл явился к Долину домой - буквально на полчаса перед тем, как умчаться ночным поездом в Эдинбург. Долин в качестве приветствия попросил у Бакла сигарету и возмутился, узнав, что у Бакла сигареты кончились (о, Патрик! все это настолько в его духе, что я не могу не восхититься, хотя вообще-то свинство и можно было бы купить сигареты самому). Потом, на правах гостеприимного хозяина, предложил Баклу бренди - но предупредил, что привез его из-за границы в бутылке из-под духов, поэтому на вкус оно (или он? бренди - это оно или он?) довольно специфическое. Спасибо, что хоть предупредил; ну, а Бакл честно написал, что в жизни не пил ничего омерзительнее. Но все-таки его страдания были не напрасны: Долин отдал ему на выставку несколько интересных фотографий (жаль только, Бакл не указал, что именно это были за фотографии) и записную книжку Дягилева. Интересно, где сам Долин-то ее раздобыл?
А перед открытием выставки в Эдинбурге у Бакла появился еще один повод для легкой головной боли. Сначала приехал вполне ожиданный гость - Борис Кохно, без денег, зато с виски. А потом объявился гость неожиданный - Серж Лифарь. И нужно было постараться сделать так, чтобы эти два гостя не столкнулись нос к носу, потому что отношения у них были весьма и весьма натянутые.
Ну разумеется, несмотря на все предосторожности, эти замечательные типы налетели друг на друга за день до открытия выставки и... и потом все время были неразлучны. "Они придирались друг к другу, как парочка школьников", - вспоминал Бакл. "Почему ты все время машешь руками, когда разговариваешь? - ворчал Борис на Сержа. - Засунь их в карманы! Убери их!" "Но у меня красивые руки, - возражал Серж. - Почему я не могу их показать?" И так далее, и так далее. Бакл на них явно умилялся - и сложно было не умилиться: такие лапушки, кто бы знал.
Ну ладно, может быть, потом еще что-нибудь об этой книге напишу. А пока просто порадуюсь на нее и на Бакла. Интересно, а можно ли где-нибудь раздобыть каталог этой выставки? Пожалуй, я его тоже хочу.
понедельник, 25 августа 2014
Живи, а то хуже будет
Ну, кажется, теперь я не успокоюсь, пока не разрежу всю "Смерть в Венеции" на кусочки и не вывешу эти кусочки у себя в дневничке. Звучит жутковато: прямо какие-то кроваво-некрофильские инсталляции. Но можно и по-другому: собери все кусочки "Смерти в Венеции" и попрощайся с собственным мозгом, потому что его съедят. Нет, все равно страшновато получается.
Итак, еще один отрывок, на этот раз - из первого акта. Сцена в отеле, за несколько минут до появления Тадзио (собственно, он и появляется в самом конце отрывка). Все те же Ллойд Риггинс, Отто Бубеничек, Иржи Бубеничек. И кордебалет, конечно.
UPD. Ладно, дорогие мои ПЧ, отписывайтесь от меня, вы же видите, что это безнадежно. "Я погружаюсь с каждым днем все глубже", как у Кузмина в "Форели". Вот еще один отрывок из "Смерти в Венеции" - опять па-де-труа Риггинса и братьев Бубеничеков. К сожалению, обрезано немножко криво, но этот танец сразу перетекает в другой, и невозможно вырезать хорошо. Ах, как же Ноймайер ставит мужские танцы! Ну посмотрите же, оно того стоит.
Итак, еще один отрывок, на этот раз - из первого акта. Сцена в отеле, за несколько минут до появления Тадзио (собственно, он и появляется в самом конце отрывка). Все те же Ллойд Риггинс, Отто Бубеничек, Иржи Бубеничек. И кордебалет, конечно.
UPD. Ладно, дорогие мои ПЧ, отписывайтесь от меня, вы же видите, что это безнадежно. "Я погружаюсь с каждым днем все глубже", как у Кузмина в "Форели". Вот еще один отрывок из "Смерти в Венеции" - опять па-де-труа Риггинса и братьев Бубеничеков. К сожалению, обрезано немножко криво, но этот танец сразу перетекает в другой, и невозможно вырезать хорошо. Ах, как же Ноймайер ставит мужские танцы! Ну посмотрите же, оно того стоит.
суббота, 23 августа 2014
Живи, а то хуже будет
Меня еще вчера повело опять на "Смерть в Венеции" Джона Ноймайера, и я поняла, что надо с этим что-то делать. Можно было бы написать прочувствованный пост, но слов не хватит, ума не хватит, а главное - что толку описывать, когда нужно просто сказать: "Люди, посмотрите этот балет, он прекрасен". Но и это заявление может прозвучать недостаточно убедительно. Поэтому я решила не размениваться на болтовню, а вырезать пару отрывков и оставить здесь. Может быть, кто-нибудь заинтересуется, посмотрит, а потом пойдет на рутрекер и скачает балет целиком. Правда, там лежит не двд-рип, а тв-рип (из него я и нарезала отрывки, потому что лень мне было возиться и рипать свой двд), но видео одно и то же, никакой разницы нет.
Конечно, выдирать куски из "Смерти в Венеции" - это варварство, нужно смотреть этот балет от начала до конца. И в отрывках, которые я выкладываю, показана только одна "сторона" балета, а на самом деле он многогранный, разнообразный. И восхитительный.
Первый отрывок: "A Dionysian Dream", сон Ашенбаха на пляже. Танцуют Ллойд Риггинс, Отто Бубеничек и Иржи Бубеничек. И будьте уверены, это весьма откровенный и сексуальный танец.
Второй отрывок: "Liebestod". Танцуют Ллойд Риггинс (Ашенбах) и Эдвин Ревазов (Тадзио).
Интересно, что в 2009 году, в рамках "Дней балета" в Гамбурге, Ноймайер переделал этот финальный дуэт из "Смерти в Венеции" - для Дягилева (Иван Урбан) и Нижинского (Александр Рябко). Вот выдержка из статьи в журнале "Балет ad libitum": "Для умирающего Ашенбаха юность Тадзио становилась продолжением жизни. Но Ноймайер идет дальше и задается вопросом: «Что было бы окажись в роковой час Нижинский рядом с Дягилевым? Спасла бы его любовь от смерти?», моделируя встречу, которой никогда не было. По Ноймайеру, именно любовь и вдохновение продлили бы жизнь обоих…"
Как всегда, остается только воскликнуть: "Полцарства за видеозапись!". Впрочем, может быть, когда-нибудь она всплывет, а пока - давайте смотреть просто "Смерть в Венеции" и радоваться, что хотя бы она нам доступна.
Конечно, выдирать куски из "Смерти в Венеции" - это варварство, нужно смотреть этот балет от начала до конца. И в отрывках, которые я выкладываю, показана только одна "сторона" балета, а на самом деле он многогранный, разнообразный. И восхитительный.
Первый отрывок: "A Dionysian Dream", сон Ашенбаха на пляже. Танцуют Ллойд Риггинс, Отто Бубеничек и Иржи Бубеничек. И будьте уверены, это весьма откровенный и сексуальный танец.
Второй отрывок: "Liebestod". Танцуют Ллойд Риггинс (Ашенбах) и Эдвин Ревазов (Тадзио).
Интересно, что в 2009 году, в рамках "Дней балета" в Гамбурге, Ноймайер переделал этот финальный дуэт из "Смерти в Венеции" - для Дягилева (Иван Урбан) и Нижинского (Александр Рябко). Вот выдержка из статьи в журнале "Балет ad libitum": "Для умирающего Ашенбаха юность Тадзио становилась продолжением жизни. Но Ноймайер идет дальше и задается вопросом: «Что было бы окажись в роковой час Нижинский рядом с Дягилевым? Спасла бы его любовь от смерти?», моделируя встречу, которой никогда не было. По Ноймайеру, именно любовь и вдохновение продлили бы жизнь обоих…"
Как всегда, остается только воскликнуть: "Полцарства за видеозапись!". Впрочем, может быть, когда-нибудь она всплывет, а пока - давайте смотреть просто "Смерть в Венеции" и радоваться, что хотя бы она нам доступна.
пятница, 22 августа 2014
Живи, а то хуже будет
Ой, не могу. Увидела фотографию со сценой из последней такаразучной постановки "Элизабет" (Цветок, как раз сегодня премьера была, если ничего не путаю):
Хохотала до упаду. Похоже, постановщики и хореографы посмотрели и оценили "Свадебку" Брониславы Нижинской:
Теперь мне хочется посмотреть эту версию, хотя вообще-то я такаразучную "Элизабет" не люблю.
Хохотала до упаду. Похоже, постановщики и хореографы посмотрели и оценили "Свадебку" Брониславы Нижинской:
Теперь мне хочется посмотреть эту версию, хотя вообще-то я такаразучную "Элизабет" не люблю.
Живи, а то хуже будет
И все-таки ужасно жаль, что Чиэ уходит. И немного тревожно - ведь наверняка вместе с ней уйдут и другие такаразьены, так уж принято: топ-звезда, как правило, уходит не в одиночестве, а с целой свитой. Но пока еще никто не объявил об отставке, даже Нэнэ. Только проскользнула информация, что Нэнэ вроде бы тоже выразила желание уйти вместе с Чиэ, но официального подтверждения еще нет. И почти нет шансов, что она останется - хоть мне так бы хотелось, чтоб они хоть немного потопствовали вместе с Бенико (ну, вот как в Цветке Ранно Хана "задержалась" в Такаразуке после отставки Рандзю Тому, чтобы сыграть в "Элизабет" с новой топ Асуми Рио). Но я понимаю, что это едва ли возможно.
Чем тут себя утешить? Выложить, что ли, хорошую фотографию Чиэ? Очень она мне тут нравится:
Чем тут себя утешить? Выложить, что ли, хорошую фотографию Чиэ? Очень она мне тут нравится:
четверг, 21 августа 2014
Живи, а то хуже будет
Я ныла, что нет нигде записей "Les Biches" Брониславы Нижинской. А вместо того, чтобы ныть, надо было попросту заглянуть на youtube - ведь там еще в мае какой-то добрый человек выложил запись римской постановки "Les Biches" 2009 года. К сожалению, это не спектакль целиком, а нарезка сцен, я бы предпочла, конечно, чтобы сняли весь балет от занавеса до занавеса. Но ничего не поделаешь, надо радоваться, что есть хоть что-то - ведь тут и Девушка в синем, и Хозяйка с ее прекрасной "Рэг-мазуркой", и Девушки в сером. И танец этих девушек, между прочим, просто очарователен, дуэт Андре и Альбертины из "Пруста" Ролана Пети (я о нем писала недавно) ему и в подметки не годится. Да и вообще - прелестный балет, и все исполнители очень милы (хотя кордебалет все-таки мог бы танцевать получше).