Ну вы все поняли, да? Можете опять последить за руками Кауфманна-Карлоса. Мозга нет, дон Карлос съел весь мозг, да еще и с Родриго поделился.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

Мне опять нужна дон-карлосовская гифочка. Следите за руками, да. Это Карлос пытается собрать достаточно крови Родриго, чтобы мазнуть папу по лицу и высказать ему все, что он о папе думает. Как именно он это высказывает - ну, смотри ниже, я всю эту сцену честно вырезала. И это все хиханьки, а на самом деле она душераздирающая и сердцеразбивательная, и жаль всех - Карлоса, Родриго, даже папу Филиппа, хоть папа сам себе злобный идиот.



А в мюнхенской постановке 2012 года тоже есть плач по Родриго, и там вообще прекрасно: Филипп сжимает руку мертвого Родриго, а потом вкладывает ее в руку Карлоса, и это ну вот ах, спасибо Юргену Розе за эту идею. И все шло к примирению Филиппа и Карлоса над телом Родриго, но восставший народ с инквизитором помешали. И эх, там бы еще и другого Родриго! А то Боаз Даниэль, прости господи, похож на Бэкингема из "Ричарда III" в постановке Карсена, и рядом с ним Карлос-Кауфманн кажется лишним, там нужен веселый Ричард Гидона Сакса с вискариком и сигареткой.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

А вот кому красивого Томаса Хэмпсона в гримерке перед зальцбургским "Дон Карлосом"? Кому красивого Хэмпсона почти что в образе Родриго? Мне красивого Хэмпсона, мне, но я готова со всеми поделиться. Какой же он невероятно прекрасный. Вот уже вроде какое-то количество ДК посмотрела, и есть другие хорошие Родриго (вон, Дуэйн Крофт, например, который Родриго в декеровском ДК - он очень, очень клевый), но такого прекрасного, как Хэмпсон, больше нет.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

Мне надо замучить всех "Дон Карлосом", а то одной угорать неинтересно. Хочу выложить очередной свой любимый кусочек - дуэт Филиппа и Карлоса Chi rende a me quest’uom? над телом Родриго (на оперных форумах этот дуэт иногда называют "Плач по Родриго", а вообще он был вырезан еще до премьеры, Верди разрешил его выбрасывать - поэтому в постановках ДК его часто нет, там сразу идет бунт и народные гуляния с инквизитором, а музыку Верди потом использовал в "Реквиеме" - не пропадать же добру!). Не то чтобы я была в восторге от Матти Салминена, он далеко не лучший Филипп из тех, что я видела, но вот в этом варианте зальцбургской постановки он в "Плаче по Родриго" звучит, на мой взгляд, очень круто. Я уж молчу о Кауфманне - этот вообще прекрасен, и как он оплакивает Родриго, тут даже каменное сердце дрогнет. Родриго - Томас Хэмпсон - тоже прекрасен, даром что ему тут уже делать ничего не надо, только лежать в объятиях Кауфманна. Но как красиво он лежит! Короче, смотрите и проникайтесь. Я сама научилась "Карлоса" любить и других теперь хочу заставить.

Перевод этой сцены на английский - не идеальный, но какой уж есть

PHILIP
to Don Carlos, after a silence
My son, take back your sword;
my confidence was misplaced,
but the traitor has suffered his fate!
He extends his arms towards Carlos
Come!

DON CARLOS
in despair, over Rodrigo's corpse
Stand back! The blood
from this death has blown back in your face!
God marks your forehead with the sign of his wrath!

PHILIP
My son!

DON CARLOS
You no longer have a son! Choose
from among these butchers a son in your image!

PHILIP
to his retinue, making to leave
Follow me!

DON CARLOS
stopping him by force
Deep familiar of the human heart,
learn what pure blood has been shed by your hand!
He loved me and we were brothers …
Our hearts were bound by eternal oaths;
despising your boons, despising your wrath,
it is for me that he has died!

PHILIP
God! I foresaw it!

DON CARLOS
O King of murder and fear!
pointing to Rodrigo's corpse
My realm is with him!

He throws himself on to Rodrigo's body.

PHILIP
Who will restore this dead man to me? O dreadful abyss!
He alone … among so many victims!
A man, one alone, a hero had been born,
I have broken the staff which God had given me!
Yes, I loved him … His noble words
showed my soul a new world!
This proud man … this heart of flame,
I have thrown him into the horror of the tomb!

COURTIERS
Ah! We live on, but in vain.
He has taken from us the King's heart, which is consumed with regret!
Spaniards! We are descending into the night of the tomb!

DON CARLOS
O my friend, yes, give me your great soul,
make me the hero of your new world!
Fill my heart with the divine flame,
or make room for me next to you in the tomb.

И мне страшно нравится, как Кауфманн здесь поет:

Dona a me il tuo cuore, ah, dona a me il tuo spirto,
fa di me un eroe del pensier novator!
Infondi in me la tua divina fiamma
O richiamami a te in quel regno d’orror!

Это так прекрасно, что вот вообще. Короче, ну послушайте, оно того стоит.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

Устал от работы? Сделай паузу, сделай дон-карлосовскую гифочку.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

На следующий день после дня рождения Эрика, четвертого октября, съездила в Гентофте и привезла ему цветов. Обычно я на обратном пути с кладбища захожу еще на берег Гентофтского озера и на Фиалковую улицу, но в этот раз было так холодно (а я была одета довольно легко), что я решила отложить озеро и улицу до следующего раза. К тому же, я там была уже раз десять, едва ли там что-то изменилось. На кладбище, впрочем, тоже ничего не меняется, кроме сезонов.

A photo posted by Instagram

@темы: Erik Bruhn

---

Я открыла сезон в Гамбурге, открыла сезон в Москве, а теперь наконец-то открыла сезон и в Копенгагене. И везде радовалась увиденному, прекрасный сезон получается, прям не ожидала. В Копенгаген я отправилась, чтобы увидеть два представления балета "Пиковая дама" - это относительно свежее сочинение Лиама Скарлетта, впервые поставленное для КДБ в позапрошлом сезоне. Тогда я на него не попала, но читала очень хвалебные рецензии моей любимой Евы Киструп (да, я ее очень люблю, хоть мы с ней не сходимся касательно "Сильфиды" Хюббе, но она о несовпадении наших взглядов даже не знает). И вот в этом сезоне "Пиковую даму" вернули в репертуар, и я решила, что надо ехать. Правда, Германн из оригинального состава - Андреас Кос - все еще восстанавливается после травмы, и поэтому его в первом составе заменил Александр Бозинов, которого я очень люблю. И мне очень хотелось увидеть, как в этом балете он станцует с Киззи Матиакис - старой (на деле совсем не старой) графиней. У меня в памяти еще свежа была майская "Дама с камелиями", где Матиакис была Маргаритой, а Бозинов - Арманом, и тогда они станцевали так изумительно, что затмили всех виденных мною "Дам". И тогда уже стало ясно, что у них потрясающая сценическая химия, и можно было ожидать, что и в другой "Даме" - без камелий, но с картами, - они тоже будут прекрасно смотреться вместе. И ожидания полностью оправдались. Более того - сам балет оказался очень свежим, динамичным, увлекательным, с интересной хореографией, с очень умной сценографией, а еще - несмотря на некоторые расхождения с повестью, - он все-таки здорово сохранил и передал что-то такое очень пушкинское. Хотя, конечно, почти невозможно перевести на язык балета ни с чем не сравнимую пушкинскую иронию, но все же Скарлетт удержался от соскальзывания в звериную серьезность и в раздирание страстей в клочья. Он тоже по-своему ироничен, рассказывая эту историю, и я не знаю, как это воспринимают датские зрители, едва ли читавшие "Пиковую" (хотя кто знает?), но я получала огромное удовольствие, глядя на то, как Скарлетт обалечивает пушкинский текст.
В первый вечер танцевал второй состав, во второй вечер - первый состав, крест-накрест получилось. Пожалуй, это был хороший расклад: в первый вечер я могла познакомиться с балетом, во второй вечер - присмотреться к деталям и нюансам. Конечно, первый состав на голову выше второго. И то, что мне казалось слабоватым в исполнении второго состава, - так что я даже ворчала, что Скарлетт хорошо ставит ансамбли и дуэты, а вот сольные вариации ему не очень удаются, они какие-то ниочёмные, - выглядело совсем иначе, когда танцевал первый состав: дуэты и ансамбли казались еще лучше, а вариации, как выяснилось, прекрасно Скарлетту удались, они были очень осмысленные и на своем месте. И если финал - вариация сошедшего с ума Германна в семнадцатом нумере Обуховской больницы - в исполнении Тобиаса Преториуса (Германн второго состава) показалась мне скорее антиклимаксом - после очень динамичной и напряженной сцены игры, - то Александр Бозинов станцевал ее так, что дух захватывало: казалось, что он и вправду бормочет, танцуя: "Тройка, семерка, туз, тройка, семерка, дама". Скарлетт в этой вариации применил, мне кажется, довольно расхожий прием для изображения сумасшествия: классические па постепенно становятся угловатыми, ломкими, резкими, контемпорари врывается в хрустально-холодный балет. Бозинов здорово показал, как безумие Германна нарастает с каждым мгновением, - и в финале, когда он уже обессилен и сломлен, его безумие является к нему в обличье графини и протягивает ему карту - карту, на которой изображена она сама. Все для него кончено, он навеки заперт в семнадцатом нумере вместе с тенью графини, в окружении ее портретов.

Многобуков в основном про первый состав, но и про второй тоже

Пару слов скажу об исполнителях во втором составе. Придраться не к кому, все были либо хороши, либо порядочны. Менее других мне, пожалуй, понравилась графиня - Джи Мин Хонг. Она все же маловыразительна, графиня у нее получилась немного восковой куклой, и ее отношения с Лизой (Лена-Мария Грубер) - были не слишком интересны. Киззи Матиакис и Ида Преториус в первом составе отыграли эти отношения гораздо тоньше и изобретательнее. В сцене бала во втором акте Джи Мин Хонг тоже смотрелась невыигрышно: графиня появляется в красном платье, танцует с Чекалинским, в коде ее окружают молодые люди, весьма решительно тянущие к ней руки, но она отталкивает их и уезжает. Когда я это увидела в первом спектакле - с Джи Мин Хонг - я пожала плечами и сказала, что "Дама с камелиями" - хороший балет, но зачем же так ему подражать и превращать графиню в какую-то куртизанку. Она и вправду выглядела куртизанисто, и молодые люди лапали ее весьма решительно - очень уж им хотелось попробовать комиссарского, прошу прощения, графинистого тела. Это мне не понравилось. Но на следующий день эта сцена выглядела совершенно по-другому - благодаря Киззи Матиакис. В ее графине не было ничего куртизанистого, она была гордой, холодной и недосягаемой хранительницей секрета трех карт - и именно из-за этого секрета вокруг нее увивались молодые люди, им нужны были эти три карты, а ледяные прелести графини их нисколько не прельщали. Так же, как и сама графиня не обольщалась этими молодыми людьми, все это ей было не нужно, сохранив внешнюю молодость, она давно состарилась внутри и погасла.
Тобиас Преториус был интересным Германном, но лучше выглядел во взаимодействии с другими персонажами, чем в сольных вариациях. Германн у него с самого начала очень ожесточенный и тронутый безумием, и - привет пушкинскому тексту! - несколько наполеонистый на вид. Но актер он божией милостью, драматическое дарование у него изумительное - и я жалела, что сидела далековато и не видела в подробностях, как в некоторые моменты страшно менялось его лицо. Что касается танца - пожалуй, внешние данные у него больше подходят для контемпорари, чем для (нео)классического балета, но он преодолевает эти ограничения. И пусть в его танце не было такой мягкости, такой пластичности и грации, как у Бозинова, он был все время довольно резким и угловатым, - но это тоже работало на создание образа. И в дуэте с графиней, и в сцене игры Преториус был по-настоящему отвратителен и страшен, и надо было видеть, как он поддается азарту, как ликует, думая, что выигрыш уже у него в кармане, он получил то, что хотел, - и как разбивается вдребезги, увидев, что "обдернулся", и вместе туза вытащил даму. В общем, Преториус был очень хорош, но - повторяю, - финал в его исполнении получился довольно слабым. Видимо, что-то в этой вариации, в этой хореографии не совсем "его".
Лиза - Лена-Мария Грубер - была очень милой Лизой, простенькой, нежной и доброй девушкой, может быть, чуточку более субретистой и джульеттистой, чем мне бы хотелось. Опять же - вот как в графине Джи Мин Хонг я вдруг видела следы Маргариты Готье из ноймайеровского балета, так и в Лизе Лены-Марии Грубер вдруг прорывалось что-то среднестатистически джульеттистое: то в вариации в первом акте, когда она, впервые увидев Германна, танцует с его забытой фуражкой, а потом видит его и замирает, и танцует потом с ним нечто, отсылающее к знакомству Ромео и Джульетты на балу (вот только Ромео, стоит Джульетте отвернуться, бросается к столу графини и пытается открыть запертый на ключ ящик, где, как ему кажется, спрятан секрет трех карт); то во втором акте на балу, когда Лиза танцует с Томским (не удивляйтесь, здесь вообще у Лизы и Томского пейринг), но смотрит все на Германна, танцующего с Полиной (а Полина здесь - дочь Чекалинского, но тоже не удивляйтесь, без программки и не скажешь, что она его дочь, да и неважно все это), улыбается, перехватывая его взгляд или руку, гаснет, оборачиваясь к Томскому, короче говоря, привет РиДжу - когда Джульетта танцует с Парисом, а смотрит-то все на Ромео. Но что приятно - Томский тут совсем не Парис, а лучше, и в финале остается с Лизой и утешает ее. И надо еще добавить, что у Иды Преториус (которая вообще не должна была танцевать в "Пиковой" на следующей день, но вышла на замену заявленной Александры Ло Сардо, и я этому была очень рада) ничего джульеттистого в Лизе нет, она сама по себе такая Лиза.
Томский - Виктор де Менезес - и Нарумов - Мейрамбек Назаргожаев, да и Чекалинский (Николай Хансен) с Полиной (Хизер Данн) - все были очень милы. Но исполнители тех же ролей в первом составе их для меня затмили. Но все же мне было очень приятно их видеть, танцевали они хорошо, и кордебалет тоже старался, и в итоге после первого спектакля я вышла из театра с мыслью, что да, балет не шедевральный, есть слабые места, но в общем-то все очень мило, и я довольна, что приехала, стоило это увидеть, Скарлетт молодец.
После второго спектакля я вышла из театра полупьяная от восторга - и с мыслью, что на этот состав и на этот балет надо непременно приехать снова. И ведь приеду, уже взяла билеты на ноябрь - и на последний спектакль "Пиковой дамы" в этом сезоне: как раз с первым составом. Может быть, и на второй состав тоже возьму, снова сравню впечатления. Опять же, я люблю проводить вечера в театре. И КДБ люблю, и если есть возможность его увидеть - надо эту возможность использовать.
Начинается балет со сцены игры у герцога Орлеанского: графиня в фижмах и мушках проигрывает одну ставку за другой. Она единственная женщина среди толпы игроков - и ее красота никого здесь не интересует, здесь царят совершенно другие желания. Вот что интересно в этом балете - несмотря на кажущуюся чувственность некоторых дуэтов, эротического напряжения в них нет, оно заменено напряжением азартным. И это правильно, потому что в центре здесь - страсть к игре, а все остальные страсти - это так, приложение, необходимый фон. Нет ничего эротического и в дуэте проигравшейся графини с графом Сен-Жерменом. Он появляется из ниоткуда, напомаженный, набеленный, накрашенный, неуловимо напоминающий кавалера де Грие из первого акта ноймайеровской "Дамы с камелиями", его руки в черных перчатках вкрадчиво скользят по белому корсажу графини - но плоть ему не нужна, ведет он себя как дьявол и явно хочет получить от графини не тело, а душу. Забегая вперед - похоже, Скарлетт и вправду решил немножко поиграть с темой дьявольщины и продажи души, и этим объясняется поразительная молодость графини, имеющей, тем не менее, взрослого внука Томского. Чекалинский, кстати, тоже явно продал душу тому же дьяволу - и сохранил молодость, так что при дочке своей Полине он выглядит не отцом, а братом или любовником - и ведет себя соответственно. Хотя надо сказать, что это относится только к первому составу. Во втором составе Николай Хансен действительно казался отцом Хизер Данн - и играл именно отца. Но в первом составе Джонатан Хмеленски производил впечатление ровесника Холли Доргер - и косился на ее ухажеров так, как скорее мог бы коситься партнер, а не отец.
Вернемся пока к графине и ее парижской игре. Граф Сен-Жермен, как и положено, открывает графине тайну трех карт, выхватывая из-за пазухи и показывая ей три карты, а потом обращая их в бумажный прах. И прикасается губами к щеке графини - и поцелуй этот тоже ни капли не эротичен, это своеобразная печать, скрепление договора. Графиня снова бросается к ломберному столу, ставит собственные сережки - и отыгрывается, надевает сначала проигранное, а потом возвращенное бриллиантовое колье - и удаляется, торжествуя. Уже в первой этой сцене Киззи Матиакис безумно хороша - дрожащая от азарта, нервная, в чем-то неуловимо близкая Германну, но более везучая: стоит ей отыграть все обратно, и она тут же обретает уверенность в себе, снова становится царственной и презрительной la Vénus moscovite. А Бриан Стинстра очарователен в маленькой роли графа Сен-Жермена - премилый дьявол у него получился.
Флэшбек заканчивается, начинается игра в карты у конногвардейца Нарумова. Прекрасная сцена - и Скарлетт в ней показывает, как здорово он умеет обращаться с ансамблями: это чудесный и очень изобретательный танец для мужского кордебалета, на общем фоне выделяются Нарумов (Бенджамин Буза) - молодцеватый и бравый капитан, слуга царю, отец солдатам, - и Томский (Йон Аксель Франссон) - франтоватый, очаровательный и добродушный офицер, любимый внук богатой бабушки. Ну может быть, и не очень любимый, графиня не слишком-то щедра на любовь. Но это не мешает Томскому являться к ней с букетом, целовать ручки, а за спиной у бабушки ухаживать за ее воспитанницей Лизой. Ну да, это уже не совсем по Пушкину, но очень хорошо встраивается в балет. Франссон в роли Томского излучает обаяние, тихо радуешься за Лизу, которая в итоге после всех потрясений остается с ним. В сцене же вечера у Нарумова Германн (Александр Бозинов) появляется незаметно и не принимает участия в общей игре, хотя то и дело подходит к столам (не ломберным, а самым обычным) и наблюдает за картежниками. Но те сторонятся его и отходят, маленький хрупкий Германн - не то чтобы изгой, но к нему в полку относятся настороженно, лишь Томский явно к нему расположен. Между тем один из офицеров, Сурин (Лиам Редхед), проигрывается, по обыкновению - и вынужден отдать Нарумову проигрыш. Прелестный глазастый Редхед выглядит совсем зеленым мальчишкой рядом с Бузой, и тот покровительственно треплет его по волосам, но денежки прибирает, естественно, нечего им тут валяться. А потом Нарумов с Томским переигрывают для всех окружающих дуэт графини с Сен-Жерменом (Томский - графиня, Нарумов - Сен-Жермен), да и вообще показывают всю историю с проигрышем и секретом трех карт. Их дуэт тоже наполнен чувственностью, они здорово вживаются в свои роли - и пока все остальные офицеры смеются, Германн наблюдает за ними, как завороженный, понимая вдруг, что вот он, ключ к обретению богатства и независимости, - три карты графини. Он лихорадочно думает, как подобраться к этой тайне, а вокруг танцуют офицеры, разбившись на пары, снова разыгрывают перед ним дуэт графини и Сен-Жермена. А потом составляют столы, превращая их в двухъярусные кровати, ложатся спать, а Германн танцует вариацию, которая в исполнении Преториуса показалась мне не очень выразительной, а вот в исполнении Бозинова стала яркой и очень понятной. Это хореографическое изложение сомнений и надежд Германна: "Что, если, — думал он на другой день вечером, бродя по Петербургу, — что, если старая графиня откроет мне свою тайну! — или назначит мне эти три верные карты! Почему ж не попробовать своего счастия?.. Представиться ей, подбиться в ее милость, — пожалуй, сделаться ее любовником, — но на это все требуется время — а ей восемьдесят семь лет, — она может умереть через неделю, — через два дня!.. Да и самый анекдот?.. Можно ли ему верить?.. Нет! расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!". И в конце концов он решает - представиться (опять же, в отличие от пушкинского текста, здесь ему это удается), и упрашивает добродушного Томского ввести его в дом графини. А Томский то ли от природной сердечности, то ли от личной привязанности к Германну - соглашается.
Следующая сцена - дома у графини: белое кресло у белого столика, огромный портрет графини в молодости, хорошенькие горничные, Лизанька в голубом платье. Ида Преториус - это воплощение прелести, она поразительно мила, но при этом ни капли не сладка, очень пушкинская Лизавета Ивановна: барышня со стерженьком внутри, с характером. Но что интересно - здесь она все же привязана к графине, несмотря на графинин нрав. И графиня тоже привязана к Лизе - несмотря на свою спесь, на свое холодное сердце: причем что любопытно - во втором составе этой взаимной привязанности не чувствуется, а вот Матиакис и Преториус отыгрывают ее очень заметно (быть может, отчасти и под влиянием своих внесценических отношений - они очень хорошие подруги). Но поначалу Лиза все же выглядит "домашней мученицею", графиня с ней надменна и требовательна, и даже, можно сказать, капризна: подай то, принеси это, подними нарочно оброненный веер, букет, конверт. И в вариации Лизы, станцованной в одиночестве, прорывается горечь и обида: "И вот моя жизнь!". Но она не позволяет себе распускаться - и вот уже сияет сначала при виде Томского (который преподносит ей розу, предварительно вытащенную из букета для графини), и замирает при виде Германна. Он ее очаровывает с первого взгляда, она тянется к нему, но он ее до поры до времени не замечает, ему интересна графиня - не замечающая, в свою очередь, его самого. Сплетается этакая цепочка невзаимных интересов. Германн уходит, забыв фуражку, очарованная Лиза танцует с этой фуражкой - и сталкивается с вернувшимся Германном, и ее сольный танец превращается в дуэт. Прекрасный дуэт с двойным дном: Германн кажется очень нежным кавалером, влюбляющимся мальчиком, он очаровывает сияющую Лизу, но стоит ей отвернуться на несколько секунд - и он сразу меняется, он ожесточенно пытается открыть ящик стола графини, чертыхается, ищет ключ (а ключ у Лизы), и снова ловит Лизу в объятия, улыбается и явно шепчет ей то самое признание в любви, "слово в слово взятое из немецкого романа", окончательно кружит ей голову. Но вот возвращается графиня - и Германн забывает о Лизе, Германн роняет фуражку и опускается на колено, чтобы поднять ее, склоняется перед графиней, глядящей на него надменно, но и с некоторой тревогой. Она как будто чувствует, что он явился неспроста. И опасен он вовсе не для невинности Лизы, а для самой графини, но это лишь предчувствия, и подтвердятся ли они - это еще неизвестно.
Второй акт - это бал, разговор Германна с графиней, смерть графини. Замечательная сцена бала - опять браво Скарлетту за прекрасные ансамбли. Сначала в центре внимания - Чекалинский с Полиной, и до чего же к лицу Холли Доргер эта роль прехорошенькой кокетки, немножко охотницы на мужчин, вылавливающей сачком женихов. Она жизнерадостна, но не вульгарна, она именно то, что надо: яркая, бойкая, нарядная, контрастирующая и с более сдержанной Лизой, и с царственной графиней. Хорош и Джонатан Хмеленски - тоже немного осколок осьмнадцатого века, как и графиня, хоть и одетый по современный моде, но напомаженный, набеленный и украшенный мушкой, с намазанными губами, с серьгой в ухе. Грим и пластика делают его Чекалинского довольно двусмысленным персонажем с оттенком интересной квирности. Эта квирность проявится яснее в третьем акте, но и во втором акте при знакомстве с Германном он очень обращает на него внимание: то ли отмечает его как своего потенциального противника за ломберным столом, то ли просто ему Германн внешне нравится, то ли и то, и другое. С графиней он ведет себя запросто, они старые приятели, а графиня появляется на балу не сразу, закутанная в бархатную ротонду на меху. Миг, когда она сбрасывает эту ротонду, напоминает о том прекрасном моменте в "Даме с камелиями" перед началом черного па-де-де - когда Маргарита сбрасывает шубу и остается в черном платье. Но графиня - не Маргарита, она не больна и не влюблена, она облачена в ярко-алое платье, она сияет и презирает всех вокруг. В ее танце с Чекалинским нет, разумеется, ничего чувственного, но это и нужно. У Джи Мин Хонг из второго состава, как я уже говорила, графиня на балу выглядит дорогой куртизанкой, и это совсем не то, что нужно. У Киззи Матиакис графиня - царица бала, холодная и неприступная, сознающая свою власть и упивающаяся ею. Никаких вольностей, никаких эротических намеков, она уже давно переросла все эти любовные глупости. А вот Лиза их не переросла - и увидев Германна, вся светится от любви, не может скрыть своего сияния. И точно так же светится Томский, глядя на нее, он тоже влюблен, но она думает о другом, и танцуя с Томским, ищет взглядом Германна. Германн же ловко изображает влюбленного - и выдерживает свою роль, даже танцуя с Полиной: она с ним кокетничает (а Чекалинский неодобрительно смотрит на ее заигрывания с Германном), а он тоже ищет взглядом Лизу, ему нужна только она. В промежутке между танцами он передает ей письмо, а она отдает ему ключ - от ящика стола графини (но может быть, и от собственной лизиной комнаты? это как-то смутно проходит, без объяснений). И еще Германн снова сталкивается с графиней - и теперь она роняет веер, а он склоняется снова, как склонялся, поднимая фуражку, хочет подать ей веер - но она, вздрогнув от испуга, отстраняется и уходит, и Германн отдает веер Лизе. Все это мелочи, но как тонко они сделаны и сыграны, как они прекрасно создают настроение. Очень хорошо адажио на две пары - Томский и Лиза, Германн и Полина, - где параллельно с танцем снова разворачиваются диалоги из взглядов и улыбок, случайных соприкосновений рук, и в конце концов Лиза и Германн все же сходятся в танце, и Лиза счастлива, Томский несчастен, Полина беспечна, Германн доволен - все идет так, как надо.
Следующая сцена - опять дома у графини. Германн опережает их, но не успевает вскрыть ящик стола (зато успевает станцевать нервную, ожесточенную вариацию: ему кажется, что тайна трех карт почти у него в руках, и он готов на все, чтобы ее заполучить). Он прячется за портретом графини, а утомленная графиня снимает платье с помощью Лизы и хочет открыть ящик стола - а ключа-то нет. Где ключ? Лиза мимирует, что потеряла его, графиня в ярости вскакивает, замахивается - и через секунду смягчается и гладит Лизу по щеке. Джи Мин Хонг во втором составе этого не делала, только замахнулась, но я говорю - у графини и Лизы первого состава другие отношения. И похоже, Лиза чувствует стыд оттого, что обманывает графиню, и хочет как-то объясниться с нею, но графиня мягко и непреклонно отсылает ее прочь и садится к столу. И вспоминает ту давнюю карточную игру, смотрит на себя в зеркало, оглядывается на портрет, танцует вариацию - странную вариацию, в которой она то стареет, то снова молодеет. И белеет от ужаса под пудрой, когда видит в зеркальце появившегося в комнате Германна (кстати, тоже привет "Даме с камелиями", там в конце Маргарита тоже видит в зеркальце выходящих к ней Манон и де Грие).
Дуэт графини и Германна - кульминация второго акта. Преддверие безумия Германна. Кто бы мог подумать, что милый Бозинов способен так преобразиться: он был действительно страшен, он был человеком, который пойдет на все, чтобы добиться своего, - и на насилие, и на убийство. И графиня сопротивлялась ему из последних сил, и в какой-то момент как будто одерживала над ним победу, отталкивала его, - но он набрасывался на нее снова и требовал, требовал выдать ему тайну трех карт. Это был очень жесткий, бешеный, жестокий, драйвовый дуэт, с примесью страшной и странной сексуальности, вернее, с примесью одержимости, которая может быть и сексуальной. И когда в полном отчаянии Германн швырнул графиню в кресло и навел на нее пистолет ("Старая ведьма! — сказал он, стиснув зубы, — так я ж заставлю тебя отвечать...") - она вздрогнула и бессильно уронила руку, умерла. Доигрался Германн. Но это и вправду была очень мощная сцена - и Скарлетту удалось не сделать ее безвкусной, не превратить ее в разгрызание кулисы и разрывание страстей в клочья. Драйв есть, а погрешностей противу хорошего вкуса - нет, и это здорово.
И очень хорошо короткое столкновение Лизы с Германном в финале второго акта. Она вбегает и сразу понимает, что дело неладно, она бросается к мертвой графине, видит, что она мертва, оборачивается к Германну и догадывается, что он и виновен в ее смерти. Ужас оказывается сильнее любви, Германн пытается ее успокоить, хотя и сам в полном смятении, но Лиза бешено отталкивает его, требует объяснений. И тогда он сначала наводит на нее пистолет - но это бессознательное движение, а потом уже вполне сознательно забирает свое письмо и сминает его, бросает на пол. Вот вся его любовь. Лиза потрясена, а он идет прочь, сильно толкнув ее по дороге, он совершенно опустошен, все его мечты пошли прахом. И все мечты Лизы тоже разрушены, она поднимает смятое письмо, разглаживает, а потом подходит к мертвой графине, опускается на колени рядом с ней и целует ее руку.
Третий акт начинается с похорон графини. Черный закрытый гроб на возвышении, кордебалет в богатом трауре стоит спиной к зрительному залу. Портрет графини разбит на фрагменты, и эти фрагменты перемешаны на заднике. Очень ловко сделан контраст между богатыми и равнодушными гостями на похоронах и Лизой в скромном черном бурнусике и шляпке: гости аффектированно изображают скорбь - мужчины снимают шляпы, женщины вытирают глаза черными платочками, а Лиза убивается искренне - и верный Томский поддерживает и утешает ее. Прощание заканчивается, гости уходят, задерживаются лишь Чекалинский с Полиной и Нарумов, выражающие Томскому и Лизе искренние соболезнования. Потом уходят и они, следом удаляются и Лиза с Томским. И на сцене остается незамеченный до сих пор Германн - тоже в трауре. Он бросается к гробу, он снова в отчаянии: тайна была так близко, но он упустил ее и теперь уже никогда не узнает. И вдруг в луче света является к нему "женщина в белом платье" - мертвая графиня. И в дуэте, сильно напоминающем ее собственный дуэт с графом Сен-Жерменом, она открывает Германну тайну трех карт, целует его в щеку - и исчезает, а ее гроб превращается в ломберный стол. И за этим столом вовсю идет игра: Чекалинский мечет банк, одни пары наблюдают, другие танцуют. И почти обезумевший Германн с черными кругами под глазами пробирается к столу, чтобы принять участие в игре, сделать первую ставку. Очень хороши - и очень чувственны - его короткие дуэты с Чекалинским, в какой-то момент Чекалинский почти целует его в щеку - тоже напоминание о поцелуях графини и Сен-Жермена. Но это тоже азарт, Чекалинский кажется таким же разгоряченным, как Германн, после первого выигрыша Германна его безумие передается всем в зале, дамы льнут к нему, мужчины вовлекают его в танец ("Двести тысяч выиграл!", привет тебе, "Игрок"). Появляются Томский и Лиза (да, не по Пушкину, но ничего), пытаются остановить Германна, уже выигравшего во второй раз, но Германн отталкивает их и снова бросается к столу. Третья ставка - и все замирают, появляется графиня, меняет туза, зажатого в руке Германна, на пиковую даму, обходит зал, склоняется перед Лизой и целует ее руку, и исчезает. А игра заканчивается - как и положено, внезапным проигрышем Германна, его безумием и бешеным, дьявольским танцем с торжествующим Чекалинским во главе.
И последняя сцена балета: безумный Германн "сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..»". Его окружают белые стены, и в какой-то момент на этих стенах снова проступают портреты графини, она не оставляет его в покое. И он танцует свою последнюю вариацию, падает на колени, выбившись из сил, он совершенно сломлен, и сверху на него падают игральные карты. А графиня в белом платье, в фижмах, мушках и бриллиантах, подходит к нему и вкладывает карту с дамой пик ему в руку. Она победила, а Германн проиграл.
Вот такой балет. Не знаю, насколько мне удалось его описать, не знаю, что можно понять из этого описания. Но он действительно очень хороший. И я об одном жалею - что завязали датчане с трансляциями балетов. Вот это хотелось бы пересматривать в видеозаписи снова и снова. А так я лишь могу показать трейлер. Но он такой маленький, только аппетит разжечь.

@темы: Royal Danish Ballet

---

Это похоже на двойное самоубийство влюбленных, но на самом деле мертв тут только Родриго, а Карлос по нему убивается - и уже не реагирует на творящиеся вокруг страсти с попытками народного восстания. Плевать ему на восстание, на папу короля, на великого инквизитора и вообще на всех, верните ему Родриго, а раз не можете вернуть Родриго - ну и оставьте его в покое, дедушка Карл Пятый, забери его отсюда. Дедушка и заберет - и Карлос будет блаженно улыбаться во весь рот: мол, ну вас всех, вы все меня не любили, а я ухожу к Родриго, вот вам всем.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

Эрик Брун деньрожденный и с чемоданом. Девяносто один год человеку, вот он какой молодец. И это очень прикольное ощущение - ехать в Копенгаген в день рождения Эрика.

A photo posted by Instagram

@темы: Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Надо все-таки написать и о Shakespeare - Sonette. Этим балетным вечером я открыла свой сезон, и если объявить, что примета верна: как сезон откроешь, так его и проведешь, - то это значит, что ждет меня сезон увлекательный, хотя и не без скучнинки. "Сонеты Шекспира" - сочинение трех хореографов: Алеикша Мартинеза, Марка Жюбета и Эдвина Ревазова. Они в первую очередь, конечно, не столько хореографы, сколько танцовщики Гамбургского балета, но судя по тому, что у них получилось, - все они имеют неплохие хореографические задатки. Да, не всё у них одинаково увлекательно, да, в самом вечере есть откровенные затянутости, да, первый акт, безусловно, сильнее второго, а второй кажется слишком уж монотонным, но несмотря ни на что - это стоит увидеть. И я, кстати, хочу еще раз съездить на этот вечер, одного раза мне мало. Стоит добавить, что мне повезло с местом: я сидела в последних рядах партера, но в середине, а в Гамбургской опере такой подъем, что из последних рядов партера видно часто лучше, чем если ты сидишь ближе: всякие головы не мешают, не ограничивают обзор. Вся сцена была передо мной, беда лишь в том, что часто на противоположных концах сцены что-то интересное происходило - только успевай вертеть головой, а я не всегда успевала. И что-то от меня ускользнуло, и теперь мне не просто хочется - мне нужно увидеть все это еще один раз.
Пересказывать весь спектакль смысла нет - что-то я непременно упущу, что-то произвело на меня меньшее впечатление, и говорить об этом неинтересно, что-то я наверняка позабыла. Что мне не понравилось - почти все, что касалось "серебряной пары": эти мужчина и женщина в серебристо-белом гриме прошли через весь вечер и под конец изрядно мне надоели. Они не виноваты, они танцевали хорошо, и у них даже были интересные моменты: когда, например, полураздетый кордебалет пытался их "очеловечить", наряжал мужчину в костюм, а женщину - в розовое платье, и они честно старались очеловечиться, но все равно выглядели лишь пародией на людей: ни то, ни сё, манекены из коллекции господина оформителя. Манекенов вообще было много: сцены под названием "Фабрика" происходили именно что на какой-то странной фабрике, где в стеклянных витринах стояли образцы (и одним из этих образцов была Сильвия Аццони в белом парике и белой венецианской маске), рабочие деловито шныряли туда-сюда, за столом шли бурные рабочие дискуссии (хореографически очень эффектная сцена), тут же бродил мальчик в желтой толстовке - двенадцатилетний ученик гамбургского балетного училища Хоакин Альварез, самый юный участник этой постановки; и тут же возился с манекенами и самый, надо думать, пожилой участник - великий Ллойд Риггинс. Опять же, описать все происходящее я не смогу, да и не стоит, наверно. Остановлюсь лишь на нескольких особенно запомнившихся эпизодах.
Но прежде - маленькое замечание: знаете, чем отличаются, например, вот эти гамбургские танцовщики-хореографы от наших условно "молодых хореографов"? Они свободны. У них нет внутреннего редактора, который грозит пальцем и напоминает, что шаг влево, шаг вправо от гетеронормативности - и ты, приятель, поимеешь большие неприятности. Может быть, и не поимеешь, но народ это не поймет, а оно тебе надо? будь доступен народу и не выпендривайся. Наши хореографы в большинстве своем - удручающе, отвратительно гетеронормативны. Я это называю "балетной гетеросексуальностью": как ни крути, а все заканчивается комбинациями "мальчик+девочка", и легчайшие попытки иных комбинаций выглядят чем-то ослепительно смелым и даже вызывающим. Но это у нас. В "Сонетах Шекспира" никто не думает о гетеронормативности и о том, как бы чего не вышло. И смешно было бы ждать такой зашоренности от людей, танцующих у Ноймайера, учащихся у Ноймайера, подпитывающихся его творчеством. Более того - они идут даже дальше Ноймайера, они не подражают ему, они ищут свой язык, и это выглядит очень свежо и здорово. Ну пусть не все у них получается. Пожалуй, наиболее перспективным мне показался Ревазов, Мартинез - где-то посередине, хореография Жюбета в целом понравилась мне меньше всех остальных. Но все равно - сильнее или слабее, они не замыкаются в привычных границах, они отказываются от гетеронормативности в балете, и это прекрасно.
И сильнее всего я признательна Алеикшу Мартинезу за женский дуэт. Мужские дуэты и изображение мужских гомосексуальных отношений в балете - это сейчас уже не так редко встречается, а вот лесбийские отношения в балете представлены так редко, что кажутся почти невидимыми и несуществующими. Тот же Ноймайер, например, как я уже говорила, охотно показывает мужские однополые отношения в своих балетах - с большей или меньшей степенью откровенности, но вот однополые женские отношения у него почти не встречаются, навскидку я вспоминаю разве что дуэт Дианы и Сильвии в "Сильвии" - и дуэт превосходный, заставляющий жалеть о том, что Ноймайер так редко позволяет женщинам танцевать с женщинами (и через танец показывать любовь к ним). Обычно я даже у "молодых хореографов" не рассчитываю на женские дуэты и демонстрацию женских отношений, почти наверняка знаю, что ничего не получу. А в "Сонетах Шекспира" вдруг получила - совершенно этого не ожидая. И осталась в полном восторге. Во-первых, это действительно любовный дуэт, и наплевать, что женщина влюбляется не в живую женщину, а в куклу, ведь она в конце концов оживляет, очеловечивает куклу своей любовью (а мы все посылаем нежный привет "Коппелии"). Во-вторых, танцуют дуэт две гениальных женщины - Патриция Фриза и Сильвия Аццони, они изумительно подходят друг другу, они так чутко реагируют друг на друга, так потрясающе передают в своем танце влечение, страх, нежность, желание, тоску, агрессию, целый спектр чувств. И заканчивается этот дуэт поцелуем - и, увы, разлукой. Но в этом ничего удивительного нет, почти все дуэты здесь так или иначе заканчиваются расставанием - но в финале все встретятся в общем танце, и кукла станет женщиной - без белой маски и без белого парика.
А вот еще одно отличие подхода Ревазова-Мартинеза-Жюбета к изображению гомосексуальности - по сравнению с ноймайеровским подходом. Да, Ноймайер очень часто и очень откровенно вплетает тему гомосексуальности в свои балеты. Но никогда, насколько мне известно, мужчины в его балетах не целуются. Даже в "Нижинском" Дягилев ни разу не целует Нижинского - и лишь в финале сначала прикасается губами к своей ладони, а потом прикладывает ладонь к губам Нижинского, передавая поцелуй вот так (кстати, это прекрасный и пронзительный момент). Новое же поколение готово и к поцелуям на сцене - и в двух номерах, поставленных Ревазовым, - Forced March и World to Come, - Мариа Юге (которого я пару лет назад приметила в "Даме с камелиями") целуется с Флорианом Полем и с Ильей Закревским, и это очень откровенные поцелуи. Есть намек на однополый поцелуй и в трио Бори Бермудеза, Николаса Глезманна и Шарлотты Ларзелере (хореография Мартинеза под Lamento della Ninfa Монтеверди) - и само это трио очаровывает свободой комбинаций и перестроений. Какой-нибудь наш молодой хореограф всегда держал бы женщину в центре, как меч между Тристаном и Изольдой. У Мартинеза же в центре трио чаще оказывается Бермудез, чем Ларзелере, и к мужчине его тянет не меньше, чем к женщине. И это прекрасно.
Возвращаясь к Forced March Ревазова - это один из лучших номеров в спектакле, очень динамичный, изобретательный, в котором музыка Дэвида Ланга сплетается с текстом двадцать третьего сонета Шекспира. И Флориан Поль становится воплощением любви - той самой, о которой строчка: "на мои уста кладет печать моя любовь, которой нет предела", а Мариа Юге - онемевшим возлюбленным, говорящим на языке жестов, на языке танца. И Поль, сама любовь, передает его любовнику - пластичному и очень выразительному Илье Закревскому. С объятий и поцелуев с Закревским начнется для Юге World to Come во втором акте - второй номер Ревазова на музыку Дэвида Ланга. Он, на мой взгляд, менее удачен, чем Forced March - может быть, за счет того, что вот тут-то гомосексуальность сменяется гетеросексуальностью, и это раздражает (хоть я и понимаю, что так же у Шекспира юношу-адресата сонетов сменяет "смуглая леди", так что все оправданно). Мариа Юге быстро оставляет Закревского ради Эмили Мэзон в ночной рубашке, Флориан Поль танцует здесь с Анной Лаудере, а Закревский сначала отдает дань красоте Эмилиано Торреса - Ревазов поставил им очень чувственный дуэт, - а потом вместе с Торресом же переключается на девушек. Все понятно, но несколько удручает.
Что мне еще понравилось и запомнилось? В первом действии - номер Simple Mix: снова хореография Ревазова на музыку Ланга. Совершенно ни на что не похожее, темное пространство, явно где-то на берегу Стикса, где бродят странные существа в черных туниках, на высоких котурнах, с посохами, в птичьих масках чумных докторов. И одно из этих существ (Флориан Поль) танцует завораживающий дуэт с пленницей - или, вернее, с умершей душой в сером мешке-саване (Оливия Беттеридж). И в финале она встает на его котурны, надевает его маску и подает ему руку, и вместе с ним уходит прочь - а он, сбросивший тунику, оказывается совсем нагим и беззащитным рядом с ней.
Во втором действии Патриция Фриза исполняет пронзительное соло (хореография Мартинеза) под When I am laid in earth из "Дидоны и Энея" Пёрселла. Она танцует в той же стеклянной витрине, где некогда стояла ее возлюбленная кукла. И ей не вырваться из этой витрины. Но к ней можно войти - и в следующем номере к ней и войдет Боря Бермудез, но это будет уже не так интересно. Бермудез, кстати, очень хорош в этом балете - и Мартинез, среди всего прочего, поставил для него и Хоакина Альвареза интересный дуэт во втором действии. Очень выразительный дуэт с глубоко запрятанными, но все-таки мелькающими нотками чувственности, которые могут шокировать - ведь Альварезу всего двенадцать. Но меня это не шокирует, мне это понравилось. Кроме того, Бермудез - ему двадцать два, - так юно выглядит, что кажется немногим старше Альвареза. Что несколько смягчает скандальность дуэта. Да и боже мой, нет там ничего скандального, хотя нашим скрепным его лучше не показывать - как, впрочем, и весь этот балет.
Как-то я все говорю о хореографии Ревазова и Мартинеза, а о Жюбете ни слова. Но мне действительно его хореография и понравилась, и запомнилась меньше. Безоговорочно понравился лишь номер O Solitude! на музыку Пёрселла: трио для Ллойда Риггинса, Яйзы Колл и Ли Чжун Вана (плюс ансамбль). Тут и не слишком радовавшая меня "серебряная пара" Колл и Ван была на своем месте, и Риггинс был прекрасен - хоть в целом, как мне показалось, ему в этом балете можно было бы уделить больше внимания, - и ансамбль тоже удачно оттенял главных персонажей. И музыка Пёрселла замечательно гармонировала с хореографией. В общем, это было очень хорошо.
И очень хорош был финал под Planctus Caravaggio Жорди Саваля (хореография Ревазова и Мартинеза): танцовщики образовывали концентрические круги, постепенно сливались в единый танцевальный организм, сплетали, расплетали и снова сплетали руки, перестраивались, но не разрывали связь, наконец-то преодолевали одиночество, так или иначе преследовавшее всех в этом балете. Это было очень хорошо. И так же хороши были поклоны, где не было ни главных, ни неглавных исполнителей, солисты и кордебалетные стояли все вместе - и кордебалетные могли оказаться в первых рядах, а солисты - в последних (выходили на поклоны раз восемь, наверно, а то и больше), и это выглядело очень здорово, полное разрушение балетной иерархии. И я считаю, что опыт удался. Надеюсь, Ревазов, Мартинез и Жюбет продолжат работать и как хореографы. И надеюсь, что весной я снова приеду в Гамбург и посмотрю Shakespeare - Sonette еще раз. Очень хочется.
Ну и пусть здесь будет какая-никакая, а все же иллюстрация: трейлер к этому балету. Хоть примерно видно, на что это похоже. Хотя очень примерно. А ноймайеровский тэг здесь будет - потому что все-таки Гамбургский балет связан с Ноймайером так или иначе. Да и в посте я Ноймайера часто упоминала, так что тэг подходит.

@темы: Не только Дягилев или "вообще о балете", John Neumeier and his ballets

---

Нет, я все-таки хочу немного написать о "Похождениях повесы" в Стасике. Жаль оставить этот спектакль вообще без отзыва. Примерно год назад ходила я в Стасик на "Влюбленного дьявола" Вустина в постановке Тителя - так сбежала после первого действия, потому что это была невозможнейшая тоска. То есть, конечно, надо делать скидку на то, что я музыку Вустина могла просто не понять, но в самой постановке там нечего было понимать, это был унылый Титель, старавшийся доказать, что он живой, прогрессивный и в оперной режиссуре еще ого-го какая величина. Нет, что и говорить, это было грустно. Больше ни ногой.
А вот на "Похождения повесы" я теперь двумя ногами и всех с собой зову. Это вам не Титель. Это вам не Вустин. Это копродукция с Экс-ан-Провансом и музыка Стравинского, это блестящие исполнители - и приглашенные, и свои, это два с половиной часа чистейшего наслаждения, не один глоток, а много глотков свежего воздуха. Почувствуй себя в Европе. Посмотри на европейскую оперную режиссуру. Забудь обо всяких там скрепах, пропагандах, особой духовности и идентичности, а главное - о "как бы чего не вышло". От этого спектакля веет свободой - западной свободой слова и мысли, которой нам здесь очень не хватает. И очень хорошо это видно по тому, как работают исполнители - не приглашенные, а свои, стасиковские, тот же хор, например. В сцене аукциона, например, хор откровенно отрывается, просто чувствуешь, какое наслаждение получают хористы, изображая восторженную толпу под предводительством вальяжного Аукционщика. И в борделе Матушки Гусыни хор тоже отжигает на славу - и при этом не переходит границы, не пережимает, все получается легко, остроумно, не столько эротично, сколько гедонистично, и очень весело. Вся опера - казалось бы, "трагическая и поучительная история о мальчике Бобби Томми, который любил деньги", - но она приправлена иронией, сдобрена юмором, увенчана пародийным моралистическим финалом, и это делает "Похождения повесы" чем-то совершенно неотразимым. Главное - расслабиться и получать удовольствие. Да, Энн Трулав (очаровательная Мария Макеева) будет долго и упорно петь о своей верности и любви к Тому, и временами это может показаться однообразным. Но надо помнить, что и сама Энн - чуточку пародийный персонаж, уж такая образцовая оперная героиня, что пробы некуда ставить. Но когда в финале она придет к сошедшему с ума Тому в бедлам и будет его баюкать и петь ему колыбельную - вот тут сложно будет сохранить невозмутимость и не захлюпать носом. Они с Богданом Волковым - Томом - прекрасно смотрятся вместе: поначалу юные, чистые, неискушенные, а потом постепенно взрослеющие, причем взрослеющие по-разному - и с разной скоростью, скажем так. В финале Энн кажется старше Тома, горе умудрило ее; он же, сойдя с ума, сделался полуребенком-полустариком, потасканным Адонисом, мечтающим о своей Венере. Волков - что и говорить, изумителен, большая удача, что Стасик пригласил его в этот спектакль, но ужасно жаль, что теперь мы его целый год не увидим, у него другие контракты. В марте и в июне пройдут еще два блока (и кстати, билеты на них продаются уже сейчас), но петь Тома будет Пол Эпплби, исполнивший эту роль на премьере в Экс-ан-Провансе (вот здесь можно посмотреть видеозапись спектакля с ним и с другими оригинальными исполнителями). Конечно, любопытно будет сравнить его с Волковым, но на мой взгляд - Волков чисто внешне и по возрасту больше подходит на роль повесы, поддавшегося дьяволу и покатившегося по наклонной дорожке. А все же посмотреть стоит так или иначе. Опять же - когда мы еще сможем увидеть Эпплби?
Но я буду с нетерпением ждать возвращения Волкова в спектакль. Он прекрасен - и визуально, и аудиально, все при нем - и голос, и внешность, и драматическое мастерство. Он очень тонко играет бесхребетного, ленивого, наивного, бесконечно обаятельного Тома, можно понять, почему Энн все же пытается его вытащить, несмотря на его измены и свое разочарование. Любит ли он сам Энн, умеет ли он любить - это другой вопрос, вот в его способность к любви не очень верится: в трудную минуту он цепляется за любовь, потому что ему больше не за что цепляться, но нужна ли ему Энн именно как объект любви, а не как спасительница, этакая mother figure, вытаскивающая непутевого мальчишку из передряг, - вот это вопрос, я не знаю, как на него ответить. Мне кажется, Том способен привязываться, но не любить. Но это не делает его хуже, он все равно очень мил.
И у Волкова-Тома прекрасная сценическая химия не только с Макеевой-Энн, но и с Ником Шэдоу - Дмитрием Зуевым. Вот так и хочется сказать о них с Томом: какая парочка! Хоть никаких особых намеков на неуставные отношения Тома с Ником в этой постановке нет, но все-таки искрит между ними очень хорошо. Зуев изумительный Ник: ехидный, худой, ломкий, скользкий, этакий "эффективный менеджер" в костюмчике и начищенных остроносых ботинках, в элегантных очочках, он вьется вокруг Тома, завораживает, заморочивает, а потом так разыгрывает его душу в три карты (Том выигрывает, но утрачивает разум), что в какой-то момент ловишь себя на мысли: полно, а так ли уж хотел Ник выиграть душу Тома и погубить его? Хотя погубил так или иначе. Но до этого момента они знатно покуролесили вдвоем. И вот опять же: хоть я и говорю, что, в общем, никаких значительных намеков на более чем дружеские отношения Ника и Тома здесь нет (да, да, слэшер везде слэш найдет, но это другое дело), но вся постановка сбрызнута прекрасной квирностью, и поэтому в контактах Ника и Тома, в их взаимном языке тела можно разглядеть определенную двусмысленность. А можно и не разглядывать, и так хорошо. Меня еще поклоны порадовали, когда Зуев очень хорошо с Волковым обнимался.
Что касается квирности - ну, начнем с Бабы-Турка, жены Тома. Вообще Стравинский писал эту партию для меццо, но в этой постановки Бабу-Турка поет контртенор Эндрю Уоттс - и как поет! Получается очень обаятельный, забавный, прелестно-живой персонаж: вполне себе добродушная, но и решительная Баба, которая и Энн поддержит в трудную минуту, и нахалу Аукционисту спуска не даст, и вообще всех построит на подоконнике (вот разве что Ника не построит, хотя может попытаться). Чего стоит только трио в финале первого действия: пока Энн и Том грустно поют о том, что все кончено (ведь Том женился), Баба-Турок капризно подает реплики из лимузина (из бумажного лимузина!): мол, да помогите ей выйти, сколько ей тут торчать, а это еще что за девчонка, нет, ну безобразие, Баба не привыкла, чтоб с ней так обращались, - и так далее, и так далее. Это очень смешно - и это здорово смягчает пафос дуэта Энн и Тома. Ну и во втором действии Баба сияет - сначала демонстрируя кучу диковинок, привезенных из разных путешествий (о, как эти диковинки - вроде чучела жирафа! - вдвигаются в комнату, прорывая бумажные стены), потом переругиваясь с Томом (так что Том ее пытается удушить, а потом аккуратно укладывает в постель и прикрывает одеялком, и на резонный вопрос Ника: а жена-то где? - отвечает с хохотом: я ее похоронил!), а потом разгоняя к чертовой матери аукцион и утешая Энн. Причем - вот тут еще немного квирности! - Баба очень душевно поет о том, что Энн должна прийти на помощь Тому, Энн и посетители аукциона слушают ее чуть ли не со слезами на глазах, и на заднем плане на ящике сидит парочка аукционных служащих в обнимку и тоже чуть ли не рыдает. И вот это именно парочка, я сейчас даже фотографию покажу. Прелесть в этом совершенно спокойном показе гомосексуальности. Вот просто здесь, как и в нашей жизни, есть гомосексуальные пары и есть гетеросексуальные пары, и это нормально, и никто на это не обращает внимания.



Ну и сохранили мизансцену из оригинальной экс-ан-провансовской постановки - с пробегом разнополых любовников через постель Тома. Причем ничего не зацензурили, все точь-в-точь так же, как в Экс-ан-Провансе. И это тоже приятно. Пусть и понимаешь, что на самом деле - господи, да что там цензурить? там эти мужчины, проходящие через постель Тома, едва к нему прикасаются. Но все же намеки вполне прозрачные, и приятно, что их не стали убирать.
А еще, конечно, надо отметить изумительно стильную сценографию. Учись, Титель, как надо с видеопроекциями работать (да, блин, это я опять "Влюбленного дьявола" вспомнила). На стены белой бумажной коробки проецируются то идиллические пейзажи, то виды лондонского человейника, то кладбище, то пустынные дороги, то биржевые сводки, то бесчисленные фотографии Бабы-Турка - звезды инстаграма. И в этих белых стенах возникают все новые и новые дыры, и в конце спектакля безумный Том пытается залатать их, но это бессмысленное занятие, разорванную жизнь уже не склеишь.
И оркестр тоже был, по-моему, очень хорош. Единственное нарекание у меня, пожалуй, к акустике Стасика - с моего места было слышно не идеально, особенно поначалу. Потом пошло лучше, но все же чувствовалось, что временами звук западал. С другой стороны, теперь я точно знаю, что на эти места лучше в оперу билеты не брать. Хотя видно было прекрасно.
Уф. Все, первый отзыв сезона - готов. Теперь надо бы еще написать о Shakespeare - Sonette в Гамбурге, они тоже стоят отзыва, но это точно не сегодня, надо с работой разобраться. А тут еще и надвигаются две "Пиковых дамы" (балет Лиама Скарлетта) в моем любимом КДБ. В общем, сезон открыт, да здравствует сезон.

@темы: Мы очень любим оперу

---

У меня пока нет времени, чтобы написать подробнее о вчерашних "Похождениях повесы" в Стасике, но я могу сказать одно: это было потрясающе. Прекрасный спектакль, прекрасная постановка, прекрасная опера, прекрасные исполнители. Будут еще три блока. Правда, Богдан Волков теперь споет только в последнем блоке, то есть через год. Это печально, но что поделать, - значит, через год надо будет идти не на один спектакль. А пока вспоминать увиденное - и предвкушать то, что будет через год. И фоточками надо пофлудить, фоточками. Богдан Волков - Том Рэйкуэлл и Дмитрий Зуев - Ник Шэдоу. Сценическая химия у них изумительная. И Зуев потрясающий Ник - ломкий, скользкий, пугающий, но по-своему совершенно очаровательный дьявол.

@темы: Мы очень любим оперу

---

На RSYA вчера с опозданием на неделю выложили шорт-листы. Эрикотекст прошел в шорт в своей номинации, прустотекст не прошел. Абсолютно похуй и на то, и на другое, и вообще судя по инсайдерской информации, всплывающей на холиварке, там творится такая ебанина, что ничто уже не поможет, господь, жги.
В понедельник я вернулась после гамбургского балетного уик-энда, а сегодня иду наконец-то на "Похождения повесы" в Стасик, все уже посмотрели, одна я осталась. И декеровский "Дон Карлос" категорически не скачивается. Тьфу.

---

Вот хочу, чтобы Карлос с Родриго здесь были такие красивые. А в видеоверсии, кстати, у Родриго пальто отобрали. Но он и без пальто прекрасен, это же Родриго/это же Хэмпсон.



У меня не хочет ниоткуда скачиваться очередной "Дон Карлос" - амстердамская постановка Вилли Декера 2004 года. Это очень меня печалит. А мне там - в посмотренных на youtube кусках - очень зашел Вильясон, он там моложе, чем в ROHовской постановке, и милее, и хочется увидеть все целиком, а фиг-то. Вот так всегда. Нечестно.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

Вряд ли это к чему-нибудь приведет, но вдруг. Читала я тут всякие статьи о том-самом-зальцбургском "Доне Карлосе" 2013 года и в одной статье наткнулась на ворчание критика: вот, мол, в программке постановщик Петер Штайн обещал гомоэротику в отношениях Карлоса и Родриго, а на деле ничего такого Кауфманн и Хэмпсон не показали. После этого я сделала вот такие глаза и закричала: ну как же так, а по-моему, они столько показали и так додали, что больше и желать нечего, дальше остаются только страстные поцелуи. Но потом подумала: а может, это я такой слэшер со стажем, я так вижу, а на самом деле там и вправду ничего нет?
Короче, эксперимент. Вот отрывок с Родриго и Карлосом (я его уже выкладывала, ну неважно). Всего десять минут. Посмотрите и ткните в кнопочку. И я вам буду благодарна.

Вопрос: Вы видите гомоэротику в отношениях Карлоса и Родриго?

1. Вижу и еще как		2	(66.67%)
2. Да нет там ничего подобного!		1	(33.33%)
Всего:		3

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

Решила немного похулиганить и сделать гифку по идее  gr_gorinich: в общем-то, это просто запущенный задом наперед отрывок из моей любимой ENOшной постановки "Билли Бадда". Он, этот отрывок, сводит с ума, и когда его запускаешь в правильном направлении. А если его реверсишь, то получается вообще полное безобразие, и капитан Вир принимается оплакивать каптенармуса Клэггарта, как безутешная вдовица. Но ведь можно не останавливаться на достигнутом и дальше запустить все в обратную сторону, и тогда каптенармус откроет глаза и придет в себя. Так что не плачьте, капитан, не плачьте.



ЗЫ. А еще эта гифка хорошо сочетается с дон-карлосовской гифкой из поста ниже.

@темы: Мы очень любим оперу, Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили (Billy Budd), Richard Van Allan is bass love, Philip Langridge is tenor love

---

Ну что, выложить еще одну тяжелую дон-карлосовскую гифочку? Конечно, выложить, как же такому добру пропадать. "Плач по Родриго": обнулившийся король ходит и стонет, что как же так, такой был хороший человек, кто же мне его вернет, несчастный Карлос просит мертвого друга отдать ему свою душу, сделать его героем нового мира, наполнить сердце пламенем или позволить ему лечь рядом в могилу, ну и придворные тоже вздыхают, что все теперь будет плохо. А гифка - один из самых пронзительных моментов: Карлос баюкает в объятиях мертвого Родриго и нервно дергается, стоит королю подойти поближе. Мой Родриго! Не отдам!

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love

---

Хочу и здесь прорекламировать совершенно потрясающую "Травиату" - постановку Кристофа Марталера в Парижской Опере в 2007 году. Пока ее не посмотрела, никак не могла отделаться от ощущения, что "Травиата" - да, опера красивая, и в ней много всего приносящего музыкальный кайф, но все равно в основе своей она приторная и сахарная, а Альфред - противный персонаж. И вдруг в спектакле Марталера я увидела, что можно отжать из оперы всю сладость и сахарность, сделать Альфреда не противным, а очень симпатичным, сделать Виолетту не сахарной, а живой и тоже в чем-то очень жесткой героиней, сделать третий акт не просто "а вот сейчас Виолетта будет красиво умирать", а по-настоящему страшным и безнадежным. И все задействованные элементы, и осовременивание, и явственные отсылки к истории Эдит Пиаф и Тео Сарапо - складываются в цельный, увлекательный, потрясающий спектакль. А еще он прекрасен музыкально. Да, может быть, Кристина Шефер - Виолетта - звучит не так мягко и безупречно, как другая моя любимая Виолетта - Марина Ребека, но все равно она мне ужасно нравится. Да, Жозе Ван Дам - Жорж Жермон - тоже местами самую малость как будто не дотягивает, но только самую малость, а вообще он изумителен. И хоть хочется вздохнуть о том, что было бы еще круче, если б в этом спектакле папу Жермона спел мой любимый Томас Хэмпсон, но это уж так, просто от любви к Хэмпсону вздохи, а на самом деле не надо никого вместо Ван Дама, он крут. Ну и Альфред. Нет, я не Луиза-Аида из черняковского "Обручения в монастыре", я не влюблена в Йонаса Кауфманна, не надейтесь. Но он просто изумительный Альфред, и все тут. Он обаятельный и юный, и трогательный, и несчастный, и радует и слух, и взгляд. И благодаря тому, что голос у него довольно темный и низкий, он не срывается в нытье или визг, как другие слышанные мною Альфреды.
К сожалению, на youtube целиком этой постановки нет, но она есть на рутрекере (и в комментариях там доморощенные опероманы вовсю ругают постановку: вот-де она антихудожественная, поют все плохо, фу-фу-фу, куда мы катимся; короче, не читайте комментарии, там слишком много идиотов). А чем черт ни шутит - вдруг кто-нибудь здесь заинтересуется и захочет посмотреть? А я здесь оставлю пару кусочков, во-первых - главный травиатовский хит Libiamo ne' lieti calici из первого акта, а во-вторых - пронзительный вопль Виолетты Gran Dio!...morir sì giovine из третьего акта.

@темы: Мы очень любим оперу

---

Что-то я это увидела и сгорела нахуй. Это "Билли Бадд", который сейчас в Сан-Франциско идет. Сцена понятно какая: Клэггарт, Новичок и две гинеи. И я понятия не имею, как оно там все выглядит в движении, но в статике оно меня гладит по всем кинкам. Люблю красивых Клэггартов с красивыми Новичками. Хотя... нет, все равно никто не сравнится с парой Клэггарт-Сакс и Новичок-Волков. Хотя с польским Новичком Сакс тоже очень хорошо смотрелся. Можно им отдать второе место.

A photo posted by Instagram

@темы: Мы очень любим оперу, Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили (Billy Budd)

---

И чтобы одному Эрику было не скучно в этом дневнике, пусть рядом с ним пообнимаются горячие оперные друзья-френды-камрады Родриго, маркиз де Поза, и дон Карлос, инфант испанский, в миру - Томас Хэмпсон и Йонас Кауфманн.

@темы: Мы очень любим оперу, O mio Carlo! (Don Carlo(s) Верди и Шиллера), Thomas Hampson is baritone love