К 75-летию АБТ сняли двухчасовой документальный фильм "American Masters: American Ballet Theatre". Так вот, посмотревшие этот фильм говорят, что там ни разу - ну вот ни одного разочка! - не упоминается имя Эрика (и не только Эрика, но и других людей, оставивших заметный след в истории АБТ). Конечно, я понимаю, обо всех за два часа не расскажешь, слишком много их было, достойных упоминания. Но черт возьми, не сказать ни слова об Эрике - это все-таки свинство. Или просто забвение? Если о нем действительно просто забыли или посчитали, что его можно "пропустить", что фильм от этого пропуска ничего не потеряет, - что ж, это безумно грустно. Причем это была, так сказать, черновая версия фильма, премьера окончательной версии состоится в мае - и авторы уверяют, что эта окончательная версия будет короче черновой. Так что нет почти никаких шансов на то, что в окончательной версии упомянут тех, о ком промолчали в черновой версии.
Нет в фильме - и на это тоже обратили внимание - и Синтии Грегори (а она, в отличие от Эрика, еще жива, у нее могли бы взять интервью, как у многих других ныне здравствующих звезд АБТ). Кстати, именно с Синтией Грегори Эрик танцевал в отрывке из "Фрекен Юлии" в гала-спектакле все того же АБТ в 1975 году (когда АБТ исполнилось всего 35 лет) - и это был его триумф, его "возвращение с того света". Теперь прошло сорок лет, и на очередном юбилее не хотят вспомнить ни об Эрике, ни о Синтии. И это очень грустно.
Слава богу, хоть Национальный балет Канады Эрика не забывает.

@темы: Erik Bruhn

---

Меня никто не осаливал этим флэшмобом, но я его беру без спроса. Вообще-то я уже развлекалась им года этак четыре назад, но тем приятнее пройти его еще раз. Правила известны всем: сообщить десять фактов о себе на любую тематику, которую потребуют в комментах.

Для ijenny: сериалы

1. Не могу себя назвать сериалопоклонником: за новинками практически не слежу, иногда начинаю смотреть что-то, но бросаю, не досмотрев до конца. И не потому даже, что не нравится, а просто... становится лень смотреть.
2. Так у меня получилось, например, с How to get away with murder: начала смотреть с интересом и не без удовольствия, несколько недель подряд исправно скачивала и отсматривала каждую новую серию, а потом вдруг стало лень, пропустила одну серию, потом другую, потом еще одну, потом сериал ушел на перерыв, и я думала, что догоню и досмотрю... но вот, сезон вышел, а я так ничего и не досмотрела. И все от лени. Ну и оттого еще, что спойлеров начиталось, и уже не так остро хочется узнать, что же там случилось.
3. Один из сериалов, который я долго мечтала посмотреть: "Возвращение в Брайдсхед" 1981 года (с Эндрюсом и Айронсом). В первый раз смотрела его еще на видеокассетах, без перевода, без субтитров, - и кассеты эти подруга принесла на один день, так что надо было проглотить все разом и потом переварить. Переваривала я свои впечатления несколько лет, пока не появилась возможность (благослови, боже, торренты) скачать "Брайдсхед" и посмотреть нормально, никуда не торопясь. Замечательный сериал все-таки. И после него я в рот не смогла взять современную экранизацию "Брайдсхеда".
4. Еще одно прекрасное сериальное воспоминание: как однажды зимой мы с подругой с восторгом смотрели "Семнадцать мгновений весны". И вроде бы обе и раньше видели этот сериал, а все равно - смотрели взахлеб, оторваться было невозможно.
5. Но если спросить меня, какой у меня любимый сериал - что поделать, я разведу руками и признаюсь: "Увы мне, но это "Ганнибал"!".
6. Хотя конечно же - ничего не "увы", я действительно очень люблю этот сериал. Вот тут уж мне не надо заставлять себя смотреть каждую новую серию: с тех пор, как я на него подсела в середине первого сезона, я поняла, что это такое - нервничать вечером перед выходом серии, проводить беспокойную ночь, утром торопливо скачивать новую серию, а пока она качается - бродить по блогам в поисках впечатлений уже посмотревших, потом смотреть самой без субтитров, потом, ближе к вечеру, скачивать субтитры и пересматривать уже с ним, а потом всю неделю - читать отзывы, обмениваться впечатлениями, собирать промофотки и ждать, ждать, ждать, что будет дальше. Вот такая любовь у меня только с "Ганнибалом".
7. Интересно, а аниме-сериалы тоже считаются? В моем послужном списке аниме-сериалов больше, чем игровых.
8. Правда, аниме я в последние годы почти и не смотрю. Видно, все, что меня интересовало из старенького, уже посмотрела, а новенькое меня пока не прельщает (хотя надо бы глянуть, что там Икухара снимает про юрийных медведей).
9. Я пыталась смотреть японские дорамы, но одолела только одну, хоть и хорошую (или показавшуюся мне хорошей - тогда, лет этак семь или восемь назад): "Yasha". Где-то она у меня до сих пор лежит на дисках, можно было бы ее раскопать и пересмотреть, но пока не тянет.
10. Скорее бы лето и третий сезон "Ганнибала"! Я соскучилась по этому наркотику.

Для norakura: котики

1. Котики (или как говорит моя юная племянница - "котищщщщи") меня окружают уже много лет. В данный момент их двое: важный старший черно-белый кот, который считает себя маленьким миленьким котеночком, и рыжая персидская кошечка хрупкого сложения, но с дьявольским характером.
2. Теперь даже сложно представить, что когда-то у нас не было кошек в доме. Но когда мне было... а сколько мне, кстати, было? наверно, лет восемь или девять, значит, это был 94 или 95 год. Так вот, тогда мама принесла домой котенка, и с тех пор - кошки в доме не переводились. И это здорово.
3. Один год был очень "урожайным" на кошек: сначала летом на даче пришла и поселилась у нас серая персидская кошка-хромоножка (в придачу к уже проживавшей кошке), а потом осенью на той же даче приблудилась маленькая сиамочка, которую ну тоже никак нельзя было оставить. Но слава богу, ее удалось пристроить в хорошие руки. Она была классической сиамкой с бешеным нравом и очень громким голосом.
4. В семье у меня все кошатники, поэтому если уж семейство начинает показывать фотографии из какой-нибудь заграничной поездки, то будьте уверены - там будет много-много разнообразных иностранных котов.
5. Очень люблю жить с моими котами на даче. Никаких забот - только не забывай еду подкладывать. А если наступишь в темноте на мышку - не ори во все горло, а радуйся подарку и благодари.
6. Вот, кстати, о котах-мышеловах. Прошлым летом жила я на даче одна в компании трех котов - двух своих и одного сестринского. Этот сестринский кот, знатный охотник, мышей таскал за троих. И вот ночь на дворе, сижу я тихо, никого не трогаю, мучаю ноутбук и думаю, что пора бы уже перебираться на второй этаж и спать. Вдруг слышу сдавленный писк. Оглядываюсь - ну да, конечно, явился добытчик с еще живой мышью. Я на него руками замахала - мол, иди, иди обратно на улицу, делай с этой мышью что хочешь, но не при мне. Но кот меня неправильно понял и мышь выпустил изо рта. Ну, а потом я час бегала со шваброй по дому, пытаясь эту мышь как-нибудь выгнать на улицу, а три кота сидели и с интересом за мной наблюдали. И ни один даже не почесался эту мышь поймать.
7. Для меня лучшим интернет-демотиватором про котиков был классический дем с манулом "Погладь кота, сука".
8. В детстве я обожала всевозможных "больших кошек" и до дыр зачитала книгу Джой Адамсон "Рожденная свободной" - про львицу Эльсу.
9. Маленькая моя персидская кошечка летом очень полюбила спать у меня на спине (пока я сплю лежа на животе). Я не знаю, как ей это удавалось, но она буквально впечатывала меня в постель, и мне казалось, будто у меня на спине лежит большой булыжник. И еще мурлыкает довольно.
10. В общем, я убежденный кошатник, но сорок кошек все равно заводить не стану.

Для Сын Дракона: балет

1. Спасибо Русским балетам и лично Дягилеву Сергею Павловичу за то, что на старости лет мне стало сносить крышу от балета. Спасибо Джону Ноймайеру и Эрику Бруну за то, что эту крышу мне снесло окончательно. А ведь ничто не предвещало... В детстве меня исправно водили на "Щелкунчика", "Лебединое озеро" и так далее, но все это проходило мимо меня. То ли я была очень толстокожим ребенком, то ли мне еще было рано, то ли я просто не воспринимала визуально-музыкальную составляющую, не знаю. Но балет существовал отдельно, а я - отдельно. И так продолжалось до осени позапрошлого года, когда меня резко начало крыть по Дягилеву и компании, а уж оттуда было рукой подать сначала до дягилевских постановок, а потом до балета вообще.
2. Я не балетоман, я полный дилетант, хотя уже отличаю антраша-сис от бризе (и считаю, что во втором акте "Жизели" антраша-сис в исполнении Альбрехта выглядят интереснее бризе, но... но все зависит от Альбрехта: современные Альбрехты, делая антраша-сис, норовят помочь себе руками, смазывая впечатление, это вам не чистые прыжки Эрика Бруна).
3. Когда мне хочется ужаснуться человеческой глупости и зашоренности, я иду на балетоманский форум "Балет и опера". Когда мне хочется почитать рассуждения нормальных людей о балете, я иду на балетоманский форум "Ballet Alert".
4. Я очень люблю балеты Ноймайера. Причем началось все с его "Нижинского" - с балета, который я видела лишь в коротких отрывках и на фотографиях, но уже по отрывкам почувствовала, что это мое, это мне по сердцу. И дело было не только в том, что у меня в этот момент вовсю расцветало увлечение Дягилевым, - нет, меня "зацепили" хореография, пластика, выразительность, смысловая наполненность этого балета. А уж когда потом я наугад даже не скачала, а заказала двд "Смерти в Венеции" и посмотрела его - то все, я влюбилась в Ноймайера окончательно.
5. Жду не дождусь теперь пятого июля, когда попаду "живьем" на "Смерть в Венеции". Лишь бы мне повезло, лишь бы партию Ашенбаха исполнил Ллойд Риггинс, первый исполнитель этой роли. Потому что - хоть и грустно об этом говорить - скорее всего, его отставка уже не за горами, и другого шанса увидеть его на сцене у меня, наверно, не будет.
6. У меня есть несколько труднообъяснимых балетных слабостей (или слабостей к отдельно взятым балетным): например, я с огромной нежностью отношусь к Антону Долину (он же - Патрик Хили-Кэй), одному из мальчиков Дягилева, хоть я - по понятным причинам - и не видела толком, как он танцует (ну, правда, в снятых на видео мимических сценах из "Жизели" видно, что у него были дивно красивые ноги). Но это мне не мешает его любить и собирать всевозможную информацию о нем, и мечтать, что когда-нибудь найдется энтузиаст (не странствующий), который напишет о Патрике хорошую книгу. А то сам Патрик написал аж четыре автобиографии (и я их честно прочитала), но все они, взятые вместе, все равно не могут заменить одну хорошую биографию.
7. Я бы очень хотела увидеть хореографические работы Константина Патсаласа. К сожалению, это точно из разряда несбыточных мечтаний: скорее напишут книгу о Патрике Долине, чем восстановят балеты Константина Патсаласа. И это очень грустно.
8. Моя guilty pleasure в балете - женские дуэты. Как-то так вышло, что мужские дуэты ставят гораздо чаще и изобретательнее, а женских дуэтов поразительно мало (или они мне просто реже попадаются). Навскидку могу вспомнить прелестных "девушек в сером" из "Ланей" Брониславы Нижинской (вполне себе лесбийский дуэт), Андре и Альбертину из "Пруста" Ролана Пети, двух безымянных девиц из его же "Влюбленного дьявола", па-де-де Дианы и Сильвии из "Сильвии" в постановке Ноймайера, и удивительное "танцевальное взаимодействие" (не совсем дуэты, потому что туда периодически вклинивается третий партнер) Маргариты и Манон в "Даме с камелиями" все того же Ноймайера.
9. Я бы очень хотела поближе познакомиться с балетами Руди ван Данцига. К сожалению, видеозаписей с ними почти нет, я видела лишь отрывки (например, "Памятник мертвому мальчику"), и они производят огромное впечатление. И так хочется увидеть их целиком! Но по-моему, у нас их не ставят точно, а вот восстанавливают ли их на родине, в Голландии? Надо поискать информацию.
10. Я написала десять пунктов о балете и только два раза упомянула Эрика Бруна? Ну и ну. Наверно, именно глядя на Эрика, я по-настоящему поняла, что такое чистый, классический, отточенный мужской танец. Но после него все остальные великие танцовщики кажутся прекрасными, но не гениальными, не такими потрясающими, как он. И ужасное свинство, что так мало сохранилось видеозаписей танцующего Эрика. Неужели современники не понимали, как важно сохранить для потомков это чудо, каким был его танец? Но спасибо, что хоть что-то записали.

Для gr_gorinich: манга

1. Манги у меня, как у дяди кота Матроскина - гуталину: завались. Три полки, забитые в два ряда, да полка додзинси, да еще в столе лежат какие-то разрозненные томики. И все это мертвый груз, потому что я эту свою мангу не пересматривала уже давным-давно. Но что с ней делать - не знаю. Выкидывать жаль, а кому-то прицельно отдавать или продавать - лень.
2. Большая часть этой манги - на японском, естественно, но есть и некоторое количество томиков на немецком. Именно с немецкого издания манги "Angel Sanctuary" я когда-то и начала вообще покупать печатную мангу. Но быстро перешла на японские издания (черт с ним, с языком, зато выбор больше и качество лучше) и всласть пошоппилась в свое время в магазине jpqueen (кто его нынче помнит? отличное было место!).
3. Иногда я с ностальгической нежностью вспоминаю (даже не пересматривая) любимую мангу 24-нен-гуми.
4. В свое время я вздыхала и печалилась из-за того, что хорошую юрийную и сёдзё-айную мангу почти не рисовали. Сейчас, кстати, рисуют ее все больше и больше, да я ее уже не читаю.
5. Три самые горячие для меня яойные сцены из манги: 1) секс Ауслейза и Тиарандира в манге Мамии Оки "Jadou" (не то чтобы изнасилование, но принуждение); 2) секс Альберта и Нино в манге Такемии Кейко "Путешествие Нино Алексиса" (никакого принуждения, все добровольно, но разница в возрасте любовников - лет этак тридцать пять, и Нино - точно несовершеннолетний мальчик); 3) секс Юмэдоно и Мари в манге Кихары Тосиэ "Мари и Синго" (опять не то чтобы изнасилование, но принуждение; но меня это кинкает, к сожалению, я ужасный человек).
6. А самый выразительный фемслэш в манге - для меня, пожалуй, в манге "Kaguya Hime" Симидзу Рэйко, даром что там в конце дурацкое торжество гета. Но зато в течение всей манги главная героиня неоднократно спала с женщинами - и это было очень красиво нарисовано.
7. Мне до сих пор иногда ужасно жаль, что мангу Каори Юки так толком и не экранизировали. Правда, я признаю, что даже у огрызочной и ублюдочной трехсерийной экранизации "Angel Sanctuary" есть кое-какие достоинства, но все-таки эта манга заслужила полноценной экранизации - чтоб был большой, длинный, хорошо отрисованный сериал. И в пару ему - еще такой же хороший, добротный сериал по "Графу Каину", еще одной прекрасной манге Каори Юки. Но этого, увы, не будет никогда.
8. Боже мой, что же еще написать-то? Вот что значит - погасшее увлечение. Наверно, последний раз, когда я всерьез тащилась по какой-то манге - это было несколько лет назад, когда я прочитала From Eroica with love. Ну и потом еще были рецидивы, когда я осваивала приквелы к этой манге - "Эль Алькон" и "Семь морей, семь небес".
9. Я все еще время от времени скачиваю себе какие-то сканлейты "на почитать", но даже не распаковываю, ленюсь. Так они у меня и лежат в папке, ждут своего часа.
10. Но если продолжат рисовать мангу по "Титании", то за ней я непременно буду следить. И ужасаться.

И опять для gr_gorinich: сигареты

1. Хотя правильнее было бы - "сигариллы". Сигареты я не курю, никогда даже не пробовала. А сигариллы - да, покуриваю, но время от времени. Может быть, курила бы чаще, но вот беда - сейчас эту марку "Villiger" днем с огнем не сыщешь. Спасибо нашим законодателям за заботу о нашем здоровье, прям вот огромное спасибо, от всего сердца.
2. А давным-давно, когда никаких законов против табакокурения и в помине не было, в переходе под Пушкинской площадью жил да был даже не киоск, а "пристенок": застекленная вертикальная витрина у стены. И в этой витрине было видимо-невидимо всевозможных табачных изделий. И продавались там потрясающие длинные вишневые сигариллы-слимсы Villiger - с мундштучком. Почти такие же курил агент Банкоран в аниме и манге "Паталлиро". Вот с подражания Банкорану все и началось.
3. Нет давно уже этого "пристенка". И распробовала я эти сигариллы далеко не сразу. Сначала я хотела только эти черри-слимсы. Потом я попробовала все те же виллиджировские слимсы ванильные и медовые. Они оказались не хуже, хотя все-таки черри казались недостижимым идеалом. Но к тому времени я уже поняла, что выбирать не приходится. Потому что как только я начала подсаживать на эти сигариллы - они тут же начали исчезать из продажи.
4. Поэтому со слимсов, ставших редкостью, я перешла на другие виллиджеровские сигариллы - Villiger Premium №6. Они были короче и толще, но тоже с мундштучком: десять штук в жестяной коробочке, чаще всего попадались медовые, но встречались и вишневые, и ванильные. Со временем я распробовала и их.
5. Но когда я распробовала эти премиум номер шесть, они тоже начали исчезать из продажи. Пришлось взять себя в руки и перейти на Villiger Premium №10 - с фильтром или без фильтра, тоже в жестяной коробочке.
6. До прошлого года виллиджеры всегда можно было найти в очень хорошем табачном киоске в переходе на Китай-Городе. Там вообще был большой выбор (пусть и не такой, как в легендарном "пристенке" под Пушкинской площадью), и я до сих пор рву на себе волосы за то, что не сделала там запасы. А потом грянул гром, начали действовать антитабачные законы, и киоск исчез. Где он теперь - понятия не имею. Так что теперь я берегу с "прежних времен" одну-единственную коробочку премиум №10 с фильтром и надеюсь, что ветер еще переменится, и снова начнут импортировать и свободно продавать виллиджеры с мундштучком. Хотя вряд ли.
7. Одна я курю очень редко. Как правило - когда у меня настроение очень плохое, и надо как-то взбодриться. А вообще предпочитаю покуривать в компании: когда училась в универе, то на переменах мы с одногруппницами очень мило перекуривали на улице. И эти перекуры - самое лучшее мое воспоминание об универе.
8. Однажды gr_gorinich привезла мне в подарок из Вены обалденные Villiger Virginia: пять длиннющих сигарилл (я сейчас посмотрела на сайте: каждая сигарилла - почти 19 см), крепких и потрясающе "вкусных". Но после каждой скуренной "вирджинии" я чувствовала себя совершенно пьяной: они прямо-таки сбивали с ног. Но какое это было удовольствие!
9. Очень рассчитываю пополнить свои сигариллные запасы летом в Гамбурге.
10. Один из моих кинков: любовники курят в постели одну сигарету на двоих. К сожалению, в жизни мне этот кинк никак не удается реализовать. Однажды, правда, я угостила свою девушку сигариллой (как сейчас помню: это была медовая премиум номер шесть, с мундштучком), но это было не в постели, да и девушка еле-еле докурила сигариллу до половины.

@темы: флэшмоб

---

Я уже выкладывала однажды эту фотографию (ага, в первом посте с тэгом "Эрик Брун"), но не удержусь и выложу еще раз. Очень уж она мне нравится. Жаль только, я не знаю, где и когда конкретно она была сделана. Но Эрик тут - прямо квинтэссенция себя самого: в черной водолазке, с белым полотенцем, с пачкой сигарет и с Рудольфом рядом. Зафиксированы все важнейшие признаки.



А у Грюна я нашла данные о росте Эрика: пять футов восемь дюймов (172,72 см). Не так уж и высок он был, даже чуть пониже Рудольфа (правда, данные о росте Рудольфа несколько разнятся: одни пишут - 173 см, другие - 175 см). Тем смешнее встречать кочующую из статьи в статью фразу о "датчанине огромного роста" - именно так некоторые наши журналисты обзывают Эрика. Он, конечно, был замечательно сложен - очень стройный, длинноногий, тонкокостный, - и мог казаться выше, чем на самом деле, но никакого "огромного роста" там и близко не было.

@темы: Rudolf Nureyev, Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

В книге Грюна Эрик вспоминал, как в 1951 году, выступая в Балле Тиэтр, впервые танцевал с Алисией Алонсо - харизматичной дамой, твердо знающей, чего она хочет и почему делает то-то и то-то. По словам Эрика, временами она могла быть даже пугающей. Впрочем, Эрику тогда было двадцать три года, он был еще совсем птенец. И танцевали они с Алисией па-де-де из "Дон Кихота". На репетициях темп был невероятно медленным - так нравилось Алисии. Но для Эрика этот темп был просто невыносим, он и подумать не мог о том, чтобы выдержать его на спектакле. Поэтому непосредственно перед спектаклем он подошел к дирижеру - "потому что я был молод и немного нагл" - и попросил убыстрить темп. Разумеется, Алисию он не предупредил. Благоразумный дирижер спросил, однако же, знает ли об этом Алисия - и Эрик солгал, заявив, что да, знает. С первого же музыкального такта Алисия поняла, что тут что-то не так, и просто перестала обращать на музыку внимание, танцуя вариацию в своем собственном - очень медленном - темпе. И к тому же, она быстро сообразила, кто тут похозяйничал и чьих это рук дело, и во время па-де-де прошипела Эрику: "Я тебя убью!", - чем напугала его до крайности. Страшная женщина, чего уж там. Ну, правда, все-таки не убила (хотя могла бы, могла), но добилась того, чтобы темп снова был замедлен так, как ей нравилось.
Мораль: Эрик, врать нехорошо. Но если уж взялся врать - делай так, чтобы тебя не поймали. И не обманывай Алисию Алонсо, с ней шутки плохи.

@темы: Erik Bruhn

---

Принесла я очередной кусок пересказа Мейнерца. Читать его уже довольно легко, легче, чем в начале, а вот пересказывать трудно. А забрасывать пересказ жалко, хочется ведь делиться с народом всякими историями из жизни и приключений Эрика. Сегодня будет относительно небольшой отрывок. В прошлый раз мы остановились на триумфе Эрика в "Жизели" с Алисией Марковой. А дальше было вот что...
Эрик вернулся в Копенгаген в июне 1955 года, через две недели после своего дебюта в "Жизели" с Алисией Марковой. Маркова тогда же собрала небольшую труппу и организовала турне в Англии и Европе, и предложила Эрику стать ее партнером в этом турне. Но Эрик вежливо отказался. Они выступили еще раз в "Жизели" уже в Копенгагене (Мейнерц не пишет, когда это было - летом или осенью 1955 года), сорвав бурю аплодисментов. Но если не ошибаюсь, на этом их балетное сотрудничество и закончилось, пути Эрика и Алисии больше ни разу не пересеклись. Я ошибаюсь, они еще как минимум раз станцевали вместе в "Жизели" - в АБТ, в 1958 году.
Рэй Барра приехал в Копенгаген вместе с Эриком и поселился в его доме (вернее, тогда еще - в доме его матери) на Фиалковой улице в Гентофте. "Я спал там на маленьком диване, но они могли догадаться, что у нас с Эриком совсем другие отношения". Эрик мечтал переделать гараж в маленькую квартиру, чтобы они с Рэем могли жить отдельно. Рэй чувствовал, что Эрик находится в постоянном напряжении, общаясь с матерью. "С ней было очень трудно общаться". По мнению Рэя, Эрик уважал свою мать, но ему казалось, что она совсем не интересуется его карьерой, хотя на самом деле это было не так. "Она часто расспрашивала, как люди отзываются о нем как о танцовщике и чего от него ожидают". Непонятно только, кого именно она расспрашивала - самого Эрика или Рэя. Рэй, как Соня Арова, считал, что Эрик внешне ни капли не похож на свою мать (по словам Рэя, мать Эрика "была большая, массивная. Не полная, но большая"), но очень похож на отца. Эрнст Брун в то время уже тяжело болел раком легких, и одно легкое ему удалили.
Эрик заключил контракт с Королевским Датским балетом, а осенью (вероятно, в октябре - Мейнерц не указывает месяц) получил сообщение от Люсии Чейз. Игорь Юшкевич, звезда и первый танцовщик Балле Тиэтр, и Чейз предложила Эрику заменить его в качестве первого танцовщика компании, но с тем условием, что Эрик окончательно порвет связи с Королевским Датским балетом и полностью посвятит себе карьере в США. Эрик, по-видимому, не размышлял долго: 15 ноября Нильс Бьорн Ларсен, руководитель и балетмейстер Королевского балета, сообщил прессе о том, что Эрик разорвал контракт с Королевским балетом. При этом Ларсен заверил всех, что и речи быть не может о каких-то конфликтах между танцовщиком и компанией: "Эрик Брун никогда не жаловался на условия". Датская пресса вздохнула - но что тут поделаешь, не удерживать же блудного попугая силой? 19 декабря Эрик станцевал в своем прощальном спектакле с Королевским балетом - в "Сильфиде". И надо сказать, что далеко не все критики восторженно отозвались об этом представлении: нет, кое-кто снова, как в старые добрые времена, назвал Эрика невыразительным и принужденным. Но зато уж зрители устроили Эрику овацию: "королевская чета аплодировала, оркестр играл туш, и все встали со своих мест, чествуя Эрика Бруна". В общем, провожала на разбой бабушка пирата. Сам же пират сказал "в неоправданно резком, заносчивом и критичном интервью", что сам себя ограничивает, пока живет в Дании, и не хочет тратить время, дожидаясь, когда датский балет догонит в развитии балет из других стран. Когда-нибудь это произойдет, может быть, даже очень скоро, но Эрик должен развиваться как танцовщик прямо сейчас, он нуждается в этом развитии. А раз в Дании нет условий для этого - ну что ж, тогда надо ехать в Америку.
В Нью-Йорке Эрик и Рэй снова стали жить вместе, на этот раз - в крохотной квартире в Верхнем Вест-Сайде. Как вспоминал Рэй, они вместе покупали мебель и "ужасно веселились", а по воскресеньям готовили "вафли с маслом и кленовым сиропом". Рэй был счастлив: "Я был молод и понятия не имел о гомосексуальном мире (о жизни гомосексуальных пар, насколько я понимаю). Мне казалось, что эта связь должна длиться вечно. Я думаю, он чувствовал то же самое". Но жизнь с восходящей звездой была нелегка: "Так сложно было жить вместе, когда все эти люди часами охотились за ним, когда все эти люди хотели его". Одной из таких "охотниц" была Арлетта Кастанье, французская танцовщица, положившая на Эрика глаз. Она очень досаждала Рэю, являясь по утрам прямо к ним с Эриком домой и мило угощая их горячими круассанами. Но хоть Рэй и порядком намучился из-за ее визитов, влюбленность Арлетты так и осталась невинной, а со временем превратилась в крепкую дружбу с Эриком.

И еще немного букв

Итак, Эрик снова выступал в Балле Тиэтр. Вслед за весенним турне 1956 года (зимне-весенним, в сущности: с 7 января по 24 марта) последовал весенний сезон в Нью-Йорке, ставший для Эрика очередным триумфом. Джон Мартин из Нью-Йорк Таймс назвал его танец "блестящим и безукоризненным", но сам Эрик, как всегда, больше грыз себя, чем радовался. Рэй вспоминал, как Эрик говорил, что "не может повторить то, что было на премьере, - как часто он это говорил! "Я не смогу повторить это, я не смогу сделать это снова". <...> Это был ужас его жизни". Балле Тиэтр был перекрещен в Американ Балле Тиэтр и после нью-йоркского сезона снова отправился в новое турне - 68 городов за 11 недель. А когда это турне закончилось, и компания вернулась в Нью-Йорк, то после недельного отпуска все устремились через Атлантику, на европейские гастроли. Там Соня Арова покинула компанию, в которой никогда не чувствовала себя в своей тарелке. Любовные отношения с Эриком были давным-давно закончены, особых карьерных перспектив в АБТ у нее не было - так что она ушла без сожалений. В следующий раз они увиделись с Эриком лишь пять лет спустя, в Париже, куда он приехал вместе с Рудольфом.
После возвращения из Европы Эрику выпала возможность поставить для АБТ балет "Festa" на музыку Россини. Его новый хореографический опыт встретили приветливо, но без большого восторга: мол, мило, мило, но ничего особенного. Пресса явно давала понять Эрику, что ему лучше танцевать, чем ставить балеты. В июле 1957 года АБТ отправился в очередное турне по городам и весям США - продолжительностью в 10 месяцев. Кто выжил, те, как водится, рассказывали, как было весело. Рэй наконец-то получил повышение и был выдвинут в солисты, ну, а Эрик вместе с Норой Кайе станцевали в "Пахите" и имели огромный успех. Вот только в то же время, в июле, Эрик в интервью пожаловался на усталость и заметил, что эта "физическая усталость влияет на душевное состояние". Он рассказал, что во время этих турне ни у балетмейстеров, ни у танцовщиков нет ни времени, ни сил на эксперименты. Изменения в репертуар вносятся от силы пару раз, "мы приезжаем прямо в театр и разминаемся за час до спектакля". Какие уж тут эксперименты, когда после часов, проведенных в автобусе, хочется просто вытянуться во весь рост и расслабиться. И в то же время отсутствие чего-то нового, необходимость повторять себя самого - очень угнетали Эрика. Да и физическая и моральная усталость тоже накапливались все больше. Виолетта Верди, французская танцовщица, тоже работавшая в АБТ, была моложе Эрика и мало с ним общалась в то время, но замечала, что он много пьет и, скорее всего, принимает снотворное и транквилизаторы, чтобы хоть немного ослабить напряжение. Впрочем, так делали многие в АБТ во время того турне, "хотя все понимали, что это опасно".
Верди вспоминала, что Эрик стремился "к совершенству и чистоте", изо всех сил пытаясь "приблизиться к ним". Но его стремление к совершенству иногда казалось разрушительным. "Я помню, что я однажды сказала моей матери, что это напоминает битву между Святым Георгием и драконом, "и я боюсь, что дракон победит, потому что Эрик растрачивает себя, слишком много работает, и я боюсь, он причиняет боль себе самому". <...> Ему не нужно было чье-то одобрение, если он сам не был собой доволен".
А во время европейского турне АБТ произошла катастрофа. В августе 1958 года в Каннах при пожаре сгорела большая часть костюмов и декораций. Компании удалось провести спектакли в Брюсселе лишь благодаря помощи балетного мира: Марго Фонтейн прислала Норе Кайе свой костюм Черного лебедя, Ковент-Гарден передал старые костюмы к "Шопениане", Эрик использовал свои связи с Королевским Датским балетом - и оттуда тоже прислали костюмы к "Шопениане" и к "Выпускному балу" (балет Давида Лишина). Но все равно, пожар нанес АБТ огромные убытки, и Люсия Чейз приняла решение о закрытии компании после осеннего сезона в Нью-Йорке. И это значило, что осенью 1958 года Эрику снова придется искать себе пристанище. Да и не только Эрику - но и Рэю, и всем остальным сотрудникам АБТ.
В этом последнем осеннем сезоне АБТ должна была состояться премьера балета "Фрекен Юлия" - где Эрик впервые в жизни должен был исполнить одну из своих знаковых ролей: роль слуги Яна. Эрик впервые увидел этот балет в Копенгагене - правда, как выяснилось потом, не целиком, а лишь "сцену на кухне" (когда напряжение между Юлией и Яном достигает апогея и в конце концов перерастает в страсть и секс). Он был захвачен увиденным и во что бы то ни стало хотел исполнить роль Яна - значительную не только с технической, но и с драматической точки зрения. "Я хотел развиваться и изменяться. Я хотел создавать другие, более сложные портреты - роли, отражающие меня в моей жизни и в моем танце". Нью-Йорк Таймс назвала этот балет шведского хореографа Биргит Куллберг "самым выдающимся балетом в современном европейском театре". Эрик уговорил Люсию Чейз на постановку этого балета, Биргит Куллберг приехала в США, чтобы принять участие в первой американской постановке своего балета, ну, а роль фрекен Юлии исполнила Виолетта Верди. Она вспоминала, что Эрик создал потрясающий образ Яна: "мнимо угодливого, страстного", чередующего "страх и самоуверенность". Сам Эрик называл эту роль самой сложной в своей карьере.
Последний сезон АБТ прошел с блеском - и не в последнюю очередь благодаря Эрику. Он танцевал в "Фрекен Юлии", в "Тристане", в "Variations for Four" (это балет для четверых танцовщиков, поставленный Антоном Долиным), в "Шопениане", и критики захлебывались от восторга, признавая его "несравненным danseur noble", а этот осенний сезон АБТ - "наиболее удачным за последние годы". И тем не менее, спектакли закончились, цветы унесли, АБТ закрылся до лучших времен, а Эрик и Рэй отправились в Европу - в поисках работы. И об этом - в следующий раз, продолжение следует.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

ЗФБ закончилась, но пока моя команда не выложила деанон, то и я подожду выкладывать свои работы. Хорошо сыграли, хотя я рыбодебилила по-страшному и опять убедилась, что командные игры - это все-таки не мое. Хотя это и так давно было ясно.
У Грюна вычитала историю, которой не было у Мейнерца: про репетиции "Жизели" в 1955 году. Патрик Долин, бывший партнер Марковой и образцовый Альбрехт своего поколения, действительно явился на одну из репетиций, чтобы дать Эрику кое-какие ценные указания относительно партии Альбрехта, особенно во втором акте. Но как вспоминал Эрик в книге Грюна, вместо того, чтобы помогать Эрику, Патрик проводил все время, старательно цепляясь к Алисии. Их профессиональный разрыв был еще очень свеж, а Патрик, похоже, пытался изо всех сил превратить его еще и в разрыв личный. Ну что за невыносимый человек! Так что на репетиции, когда Эрик и Алисия отрабатывали высокие поддержки во втором акте, милый Патрик приставал к Эрику с заявлениями типа: "Нужно быть сильным, как бык, чтобы оторвать ее от земли. У тебя хватит сил? Ты же понимаешь, какая она тяжелая, правда?". Алисия никак не реагировала на эти инсинуации, а вот Эрик был крайне смущен и вспоминал потом, что Патрик "ошибался": Алисия была очень легкой.
Скорее всего, все эти язвительные замечания Патрика могут свидетельствовать лишь о его дурном нраве. Но я прочитала эту историю и вспомнила мемуары Юрия Зорича (тоже той еще язвы и вредины, он только от Мясина был без ума): там Зорич мимоходом пожаловался, что хоть Алисия Маркова и казалась невесомой, как перышко, "но перышко это было чугунное" - ему было очень трудно выполнять с ней высокие поддержки, потому что она не помогала партнеру, повисала всем весом на его руках. Так что может быть, и в словах Патрика было какое-то зернышко истины, и Алисия далеко не всегда и не со всеми была "легкой" партнершей. Кстати, Патрик и Зорич очень забавно перекликаются: Зорич заявлял, что поднять Алисию "мог бы только вокзальный носильщик", а Патрик еще в бытность свою бэби при Дягилеве однажды устроил скандал, репетируя с Александрой Даниловой. Данилова и Баланчин тогда только-только приехали из СССР, и наголодавшаяся Данилова набросилась на европейскую еду и сильно поправилась. А Патрик из-за этого ныл на репетициях и говорил, что не будет с ней танцевать, она тяжелая, а он не "piano mover" (так емко сказано, что и переводить жаль). В общем, что Патрик, что Юрочка Зорич - оба те еще джентльмены.
А вот Эрик себе таких заявлений не позволял. А между прочим, имел больше прав жаловаться, чем они, потому что вообще был к поддержкам не приучен: не было их в бурнонвильской школе. И когда он впервые столкнулся с русским балетным репертуаром и с поддержками в "Спящей красавице", в "Лебедином", в "Щелкунчике", то намучился страшно: и спина у него болела, и поддержки ему удавались не сразу. Кстати, с той же Алисией у него тоже поначалу шло не все гладко: до "Жизели" они вместе выступали в "Сильфидах", и когда на репетиции Алисия предложила ему сделать поддержку, Эрик в первый раз просто не смог оторвать ее от земли. Алисия заметила тогда, что привыкла к партнерам посильнее. Но уже на следующей репетиции все наладилось, и проблем больше не возникало.

@темы: Антон Долин, Не только Дягилев или "вообще о балете", Erik Bruhn, "Giselle"

---

Маленький клип с репетициями "Смерти в Венеции". Посмотрите, он очень хороший. И заканчивается так, что можно подумать, будто Ноймайер сделал в этом балете хеппи-энд.

@темы: Не только Дягилев или "вообще о балете", John Neumeier and his ballets

---

Люблю рассматривать фотографии Эрика в "Фрекен Юлии". У Грюна есть несколько фотографий Эрика с разными "Юлиями" - с Виолеттой Верди, с Синтией Грегори и, конечно, с Кирстен Симоне. С Кирстен - самые интересные и самые чувственные снимки; впрочем, Эрик в этой роли вообще потрясающе, непривычно эротичен, брутален и жесток. В его слуге Яне странно сочетаются натянутость, окоченелость (сам Эрик вспоминал, что ему после исполнения этой роли требовалась пара дней, чтобы избавиться от телесного напряжения, буквально расслабить мышцы) и потрясающая гибкость. Безумно жаль, что пока я могу судить об этом образе и об этом балете лишь по рассказам и по снимкам. В документальном фильме об Эрике "I'm same, only more" есть отрывок из "Фрекен Юлии" - причем в выходных данных указано, что это запись 1975 года (с Синтией Грегори), а значит, вполне может быть, что это запись с гала-спектакля в Метрополитен Опера (когда зрители в диком восторге приветствовали Эрика, вернувшегося после отставки, "как с того света", а сам Эрик после спектакля пропадал с Рудольфом неизвестно где, а потом завалился с ним же домой к Клайву Барнсу). Хоть бы выпустили эту документалку на двд, в конце концов. Я бы и на VHS купила, я же маньяк (а потом можно было бы и оцифровать), но не продают ее даже на VHS, недодают Эрика населению.
Додам сама себе с горя Эрика и Кирстен Симоне в "Фрекен Юлии".

@темы: Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Целый день вкалывала, переводила срочную и невнятную хрень про глобальное слежение за полетами. Теперь голова болит, день прошел, как не бывало, хочется тихонечко умереть. Но желательно - в Венеции. Поэтому выложу актуальную фотографию - то ли с репетиций "Смерти в Венеции", то ли в промежутке между репетициями. Эх, Риггинс и Ревазов, я знаю, что вы серьезные женатые (не друг на друге) люди, но когда я вижу вас в этом балете - то не могу удержаться, начинаю тихо вас шипперить. Ужасно, конечно. Но должна же и у такого тирхена, как я, быть своя плезирхен.

@темы: Не только Дягилев или "вообще о балете", John Neumeier and his ballets

---

Вот что хотите со мной делайте, а я вижу в этих цветочках Эрика и Рудольфа. Совсем с ума сошла.

@темы: Rudolf Nureyev, Erik Bruhn

---

Самая милая (чтоб не сказать - мимимишная) информация из книги Грюна: оказывается, Эрик с большим удовольствием ходил на дискотеки. И когда ему в 78 году предложили главную роль в рок-балете "Распутин", он сначала сомневался, стоит ли принимать это приглашение, потому что одно дело - колбаситься на дискотеке под хард-рок (а теперь быстро представьте себе Эрика - да-да, вот в 1978 году, когда ему пятьдесят лет, - представьте его на танцполе и умрите от восхищения вместе со мной), а другое дело - танцевать под рок в балете на весь вечер. Но все-таки он решил попробовать - и не прогадал: музыка оказалась "софт-роковой", Эрик легко к ней приноровился и станцевал партию Распутина тоже - с большим удовольствием.
К сожалению, дискотечных фотографий Эрика в природе не существует - или же они признаны компроматом и зарыты в архивах. Обойдемся фотографией околобалетной: Эрик дает класс в 1963 году. Кажется, дело происходит в Австралии, но, может быть, я и ошибаюсь, а сейчас проверять лень.

@темы: Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Если читать про Эрика до четырех утра, то проснешься разбитым, придавленным и с головной болью. Сижу и никак не могу собрать себя целиком, и состояние у меня - "завяжите меня узелком и выбросите в окошко". И никак не могу решить, что же я думаю о книге Грюна. С одной стороны - да, черт возьми, там огромные куски собственно прямой речи Эрика, там довольно много интересной информации, там хорошие фотографии. С другой стороны - меня не покидает ощущение, что я вижу лишь вершину айсберга, а большая его часть по-прежнему скрыта под водой. Наверно, это почти непременный атрибут любой прижизненной биографии: ну нельзя рассказать о человеке все, пока он еще жив, хотя бы он сам пытался быть максимально открытым и откровенным. Может быть, если б Грюн не перебивал цитаты из разговоров с Эриком и другими людьми - большими повествовательными кусками-связками, то и впечатление было бы другое. Может быть, книга выиграла бы, если б из нее сделали большой сборник интервью с Эриком и об Эрике. А цитаты из журнальных статей можно было бы дать в сносках или в приложении. Ну да ладно, что-то меня тянет на улучшательство.
И занятно, что Эрик, несмотря на кажущуюся теплоту и откровенность с интервьюером, все равно не раскрывается до конца, впускает Грюна лишь в передние комнаты, а дальние комнаты его "квартиры" остаются закрытыми накрепко (это я нагло краду метафоры у Бенедикта Сарнова, рассказывавшего примерно так же о Маршаке). Хотя казалось бы - Эрик подробно рассказывает и о своем детстве, и о матери, и о влюбленностях (впрочем, не называя имен - кроме Сони Аровой, да еще Инге Санд, подростковой первой любви), и о профессиональных удачах и конфликтах, и о приступах депрессии, и так далее, и так далее. Но чувствуется, что за этой откровенностью скрыто еще очень многое, и Эрик сам гораздо сложнее, чем пытается казаться (хотя он и у Грюна кажется очень сложным). И может быть, лучше всего удается прочувствовать его, хоть немного понять, каким он был, - не в этой книге, не в этих интервью, а в письмах, не предназначенных для печати, написанных порою под влиянием минутных настроений, но лучше, яснее отражающих Эрика, чем рассказы от первого лица под запись. По крайней мере, мне так кажется. Хотя я, конечно, могу ошибаться - да теперь и не проверишь, не допросишь самого Эрика, ибо он, как известно, пребывает в местах значительно более отдаленных, чем Соловки, и извлечь его оттуда никоим образом нельзя. Но интересно, что образ Эрика, постепенно проявляющийся в книге Мейнерца, на мой взгляд, ближе к образу, возникающему в письмах Эрика к тому же Рудольфу, чем к образу из книги Грюна.
Ну ладно, давайте хоть анекдот расскажу, а то пишу что-то скучное. О том, как Эрик и Рудик в Лондоне 1962 года учились водить - к вящему ужасу всех лондонцев, писала еще Диана Солуэй - и довольно-таки подробно. Сам Эрик вспоминал, что это было очень весело: они с Рудольфом давали друг другу уроки вождения и вытворяли черт знает что. Когда же Марго Фонтейн узнала об этих экзерсисах, то пришла в ужас и сказала, что нельзя ездить по городу без прав. У нее были знакомые в Автомобильной ассоциации, приславшие Эрику и Рудольфу инструктора - чтобы он проверил их знания на практике и выдал им права (если они этого заслуживали). Эрик поступил, как самый храбрый заяц: заявил Рудольфу, чтобы тот шел сдаваться первым. Мол, если Рудольфу удастся получить права - то и Эрик рискнет, а если у Рудольфа ничего не выйдет, то Эрик даже пробовать не станет. Рудольф разделался с экзаменом за десять минут, вернулся довольный и с правами. Тогда и Эрик отправился попытать счастья. Инструктор предложил ему въехать на холм и встроиться в движущийся поток машин. Эрик понятия не имел, как это сделать, и попросил инструктора выйти из машины, подняться на холм и остановить движение, потому что Эрик боялся в кого-нибудь врезаться. "Он просто взглянул на меня и спросил: "Вы читали Дорожный кодекс?" (Highway Code, правила дорожного движения). Я подумал, что он имеет в виду какой-то роман Агаты Кристи, и ответил: "Нет, не читал, я вообще не читаю детективы". Можете себе представить выражение его лица". Но инструктор не сдался и предложил Эрику хотя бы припарковаться. Эрик не сдался тоже и отказался, объяснив, что либо остановится слишком далеко от бордюра, либо вообще наедет на бордюр. Так что лучше не надо. "Но инструктор был очень милым и почему-то все-таки выдал мне права". После чего Эрик с Рудольфом принялись пугать мирных лондонцев уже на законных основаниях. О боже мой. Хочется перефразировать кота Бегемота и прорычать: "Там кому попало выдают права! А я б, например, не выдал такому, как вы! Глянул бы только раз в лицо и моментально отказал бы!".

@темы: Rudolf Nureyev, Erik Bruhn

---

3-6 июля буду в Гамбурге. Только бы мне повезло, только бы в "Смерти в Венеции" пятого числа танцевал Риггинс! Жаль, что Эдвин Ревазов уже не танцует в этом балете, но его отсутствие я переживу. А вот если вместо Риггинса я попаду на Карстена Юнга - ну, мне будет грустно, хотя Юнга я тоже очень уважаю.
Нашла потрясающую фотографию с репетиций "Смерти в Венеции": Риггинс и Ревазов. Оба безумно хороши.

@темы: Не только Дягилев или "вообще о балете", John Neumeier and his ballets

---

Ну что ж, наконец-то я дописала очередной пост-пересказ книги Мейнерца. Вот затягивает она, черт возьми, хочется ее пересказывать близко к тексту, а дело это небыстрое. Но мне же и торопиться некуда, я читаю потихоньку и читаю, ловлю кайф. И делюсь этим кайфом с другими, потому что - ну нельзя не поделиться, одной кайфовать не так интересно.
В прошлый раз мы остановились на том, что в мае 1950 года Эрик вернулся в Копенгаген из первой поездки в Америку, а в феврале 1951 года уволился из Королевского Датского балета. "Дело Ландера" - которое Мейнерц называет одним из самых громких скандалов двадцатого века (по-моему, он несколько преувеличивает) - начало раскручиваться, и уход Эрика был одним из первых сигналов того, что в датском балетном королевстве что-то неладно. Сам Эрик заявил, что уходит в знак протеста из-за несогласия с художественной политикой, проводимой Харалдом Ландером. Позднее он признавался, что ему самому было, в сущности, не на что жаловаться, Ландер относился к нему с симпатией, ставил его танцевать с Тони Ландер (своей молодой женой и восходящей звездой Королевского балета) и даже приглашал к себе домой. Но Эрик, как и многие его товарищи, не мог смириться с тотальным доминированием Ландера в жизни труппы, с его автократической манерой руководства, с его стремлением оградить Королевский балет от внешних влияний и контактов с зарубежным балетом. Кроме того, Ландер откровенно покровительствовал своим фавориткам, не стеснялся приставать к балеринам и был, по-видимому, нечист на руку. Эрик, правда, говорил и тогда, и позднее лишь о своем несогласии с художественными принципами Ландера, умалчивая о моральной стороне дела. Но как бы то ни было, труппа взроптала всерьез, да и не только труппа, и в конце концов Ландер был смещен и уволен в августе 1951 года. Эрик в то время был уже в Америке, в очередном турне с Балле Тиэтр: пять месяцев, семьдесят пять городов и поселений, режим переезда - ну, классический, опробованный еще Балле Рюс де Монте-Карло до и во время войны: ночь в поезде, днем представление, а ночь опять в поезде. Правда, у Эрика было не очень-то много ролей. И тогда, по воспоминаниям его коллег, его танец еще не был таким чистым, таким отточенным, каким стал позднее. Он участвовал в одном из последних оригинальных балетов Брониславы Нижинской - в "Концерте Шумана", поставленным ею специально для Балле Тиэтр (правда, критика приняла этот балет весьма сдержанно, чтоб не сказать - прохладно). Но в общем никаких особых прорывов и подъемов у него не было. Все было впереди - когда в мае 1952 года он вернулся в Копенгаген. Там больше не было Ландера - там была Вера Волкова.
Волкову пригласили в Королевский Датский балет на должность балетмейстера вскоре после смещения Ландера. Она произвела революцию в Королевском балете - и танцовщики поначалу были очень смущены: настолько непривычен был не только стиль, а сама суть ее преподавания, основополагающие технические и эстетические принципы. Она учила анализировать танец - и Эрик, ставший ее первым, любимым учеником, вспоминал, что они разговаривали дотемна после занятий, обсуждая "каждую связку, каждый мускул": "Балет, балет, балет. Техника, техника, техника, малыш". Именно благодаря Волковой Эрик отточил свою технику, стал "чистым классическим танцовщиком, danseur noble". И дело было не только в технике, а в новом понимании танца.
Но все равно дела у Эрика в Королевском Датском балете шли не совсем гладко. Датский балетный мир еще лихорадило после "дела Ландера", и многие критики, поддерживавшие Ландера, осыпали Эрика чувствительными критическими стрелами - и для того, чтобы отомстить ему самому за ту роль, которую он сыграл в низвержении Ландера, и для того, чтобы задеть Волкову (мол, нам не нужны все эти полуграмотные зарубежные специалисты, лезущие лапами в наш датский балет, да-да, пламенный привет Цискаридзе и его рассуждениям о нехороших западных людях, портящих хороший русский балет). Эрика называли абсолютно невыразительным, неспособным сыграть влюбленного (например, в балете Бурнонвиля "Народное сказание", где Эрик сыграл юнкера Ове), лишенным драматического дарования. Ситуация не улучшилась и весной 1953 года, когда Эрик впервые вышел на сцену в роли Джеймса в полной версии "Сильфиды". Критики отреагировали на его дебют довольно-таки кисло, так, например, Бёрсен из "Politiken" писал, что хоть Эрик страшно старался улыбаться и делать все как можно лучше, но у его Джеймса было "напряженное лицо, как у слуги". Танцевал он хорошо, но с драматической игрой у него действительно были большие проблемы. И сам Эрик признавал это: "Движения в танце учат так же, как язык: ты повторяешь и имитируешь. Я был очень молод, это было в 1951 году (Эрик ошибается, это было в 1953 году). Это была моя первая серьезная роль... <...> ...и я поступал, как положено хорошему мальчику: я точно повторял все, что мне говорили. Тогда у меня не было выбора...". Премьеру 10 марта 1953 года он описывал как "катастрофу": он страшно нервничал, он чувствовал себя абсолютно потерянным. Так что критики оказались, судя по всему, не так уж предвзяты, и сам Эрик признавал, что сам тогда был лишен индивидуальности - и это отразилось в его игре. Творческая неудача привела его к кризису, ставшему поворотным пунктом в его развитии. Эрик понял, что пришла пора работать над драматическим наполнением ролей, рисковать и экспериментировать. Он создавал роль Джеймса в течение двух лет, "наполнял" этот образ содержанием, обдумывал его, вживался в него. Но уже в августе 1953 года, во время гастролей в Лондоне, английская пресса отметила Эрика за роль Джеймса и похвалила - а затем подтянулась и датская пресса, тоже почуявшая, что Эрик, похоже, не так уж лишен драматического таланта, как казалось раньше.

Многобуков о Джеймсе, разрыве с Волковой, встрече с Соней Аровой, начале романа с Рэем Баррой и первой "Жизели" Эрика

Джеймс для Эрика - очень молодой человек, 18-24 лет, идеалист, мечтатель, поэт. Он пытается поймать свою мечту (не зная ранних стихов Цветаевой о том, что "нельзя мечту свою хватать руками, нельзя мечту свою держать в руках") и сделать ее живой женщиной, но проигрывает, теряет свою мечту-Сильфиду и умирает, "не в силах существовать без этой мечты, без этой иллюзии". "Никто не понимает Джеймса - ни его мать, ни его невеста, лишь наедине со своей мечтой он становится самим собой, он обретает цельность". Он выдумывает другой мир и погружается в него, он готов полностью покинуть действительность и жить только в мире, населенном его иллюзиями-сильфидами. Эрик вспоминал гораздо позднее, в восьмидесятых годах, что ему было довольно просто понять и сыграть Джеймса, потому что он тоже еще в детстве фантазировал, воображая другой мир, "выскальзывал" в него из окружающей реальности, хотя и не погружался в эти выдумки так безоглядно, как Джеймс. И не утрачивал свои мечты так, как их утратил Джеймс - попытавшийся ввести ее в реальный мир и потерявший ее навсегда, а вместе с нею - и свою жизнь.
Лондонские гастроли оказались очень успешными - и для Королевского балета в целом, и для Эрика в частности. По возвращении в Копенгаген Эрик дебютировал и в качестве хореографа, поставив маленький балет "Concertette". Казалось бы, кризис миновал, критики снова были более-менее благосклонны, перед Эриком открывались новые профессиональные возможности в Дании, но... но тут пришла беда откуда не ждали - и его отношения с Волковой начали портиться.
Эрик довольно-таки подробно описал этот новый кризис, настигший его во время выступления в "Симфонии до мажор" Баланчина. Он прекрасно знал эту партию, он ее исполнял уже не раз, и вдруг прямо посреди танца понял, что не может танцевать дальше, что ему страшно. Он не мог перестать думать и анализировать свои движения и свое тело - и оттого не мог не то что танцевать, но вообще пошевелиться. Отношения с Волковой накалились до предела, они бешено ругались друг с другом; однажды дошло до того, что Эрик обозвал Волкову сукой, а та его - идиотом-танцовщиком, да еще и швырнула в него сумочкой. Сумочка полетела обратно в Волкову, прямо ей в голову. Мда. Скандалы продолжались, Эрик рвался на волю, прочь от Волковой, прочь из Дании. "Я больше не был свободен". И в конце концов, в октябре 1954 года Эрик уехал в Америку - под предлогом лечения травмированного колена. Да и дело было не только в колене - ему самому явно требовалось успокоиться и прийти в себя.
Итак, в октябре 1954 года он приехал в Нью-Йорк. Датские врачи уверяли, что восстановление после травмы колена займет у него не менее полугода, но благодаря электротерапии Эрик вернулся в строй уже к Рождеству и принял участие в трехмесячном турне Балле Тиэтр по американским городам и весям: "Из Флориды в Сан-Франциско и в Лос-Анджелес, а оттуда в Чикаго и в Вашингтон". Он по-прежнему числился вторым солистом и получал 65 долларов в неделю, но деньги не имели значения - гораздо важнее было то, что в один месяц, проведенный в Балле Тиэтр, Эрику выпадало больше возможностей танцевать, чем во время целого сезона в Королевском Датском балете.
А еще в тот год в Америке Эрик примирился с самим собой и стал чувствовать себя свободнее, чем прежде. По его собственным словам, он научился принимать себя самого, он "был готов признать, что то, что раньше казалось мне верным, было на самом деле ошибочным". Это новое принятие себя самого, примирение с самим собой отразилось и на его работе, на его дебюте в "Жизели". "Я стал новым человеком, новым танцовщиком". Можно сказать, что эти месяцы были, наверно, одними из самых спокойных и счастливых в жизни Эрика. А еще - пусть Мейнерц не говорит об этом прямо и пусть сам Эрик не говорит об этом прямо, но все указывает на то, что Эрик, рассуждая о примирении с самим собой и о пересмотре жизненных ценностей, явно имел в виду и осознание, принятие своей гомосексуальности. Теперь гомосексуальность явно "больше не была серьезной проблемой" для Эрика. И судя по всему, так оно и осталось на протяжении всей его жизни: он вышел из шкафа и уже не возвращался туда, и совершенно не комплексовал из-за своей ориентации.
И Соне Аровой тоже пришлось принять этого "нового Эрика" и смириться с ним. Она приехала в Америку и присоединилась к Балле Тиэтр в тот год - благодаря все тому же Блевинсу Дэвису, раздобывшему для нее визу и заключившему с ней контракт. Соня и Эрик не виделись с парижского лета 1949 года (только более или менее регулярно переписывались). Их помолвка официально не была разорвана, и Соня надеялась, что им удастся восстановить прежние отношения - хотя, как выясняется, тем же летом 1949 года Эрик умудрился закрутить роман с датской танцовщицей Метте Моллеруп (Мейнерц так написал об этом, что я не сразу разобралась, когда, собственно, происходил этот роман - летом 1949 года в Париже или в 1954 году в Нью-Йорке, но все-таки нет - в 1949 году, а в 1954 у Эрика уже была совсем новая любовь; и еще - благодаря книге Грюна я окончательно разобралась с вопросом о том, была ли Соня беременна от Эрика или нет. Так вот - нет, не была. Я не знаю, то ли я не врубилась в датское сослагательное наклонение, то ли Мейнерц не врубился - в английское, но только у Грюна Соня открытым текстом говорит, что они с Эриком могли бы пожениться и завести ребенка тогда, в 1949 году, но Эрик выбрал Америку, вот и все). В Нью-Йорке Соня поняла, что их любовная связь окончена, и ни о какой свадьбе и речи быть не может. Они с Эриком не говорили о сложившейся ситуации, но Соня знала, что сделает его несчастным, если предпримет какие-либо активные действия и начнет выяснять отношения. Эрик тоже не смел завести серьезный разговор первым - и вместо этого написал Соне письмо; и лишь после этого они поговорили в открытую. Соня сказала Эрику, что он не должен чувствовать себя виноватым, что она все понимает и надеется лишь, что им удастся сохранить дружбу. Так оно, собственно говоря, и вышло, позднее Соня была одним из самых верных друзей Эрика (он вообще замечательно и крепко дружил с женщинами, мне это нравится). Но тогда, в Америке, ей было очень нелегко. А вот Эрик, по ее словам, был в то время "счастлив, прямо, просто - счастлив" (это не слова Сони, это я "Форель" цитирую). "Он преодолел свой кризис. Он очень сильно изменился: Эрик стал Эриком Бруном. Вокруг начали признавать его талант".
А еще Эрик был счастливо влюблен - в кордебалетного танцовщика Рэя Барру. Поначалу они держали свою связь в тайне, но, как известно, шила в мешке не утаишь, и в компании нет-нет да и сплетничали о них. Рэй, сын испанских иммигрантов, был младше Эрика на два года (Мейнерц пишет, что Эрику было 25, а Рэю 23, когда их роман уже вовсю развивался, но я чего-то не понимаю: ведь в 1954 году Эрику было уже 26, а Рэю, соответственно, 24 года. В общем, что-то у Мейнерца с арифметикой). Он вырос в Сан-Франциско, занимался не только балетом, но и степом, после службы в армии выступал в Балете Сан-Франциско, а потом присоединился к Балле Тиэтр. Как вспоминал сам Рэй, он красил туфли солистов, чтобы подзаработать, и во время турне 1955 года Эрик находил все новые и новые предлоги, чтобы еще раз покрасить свои туфли - и пофлиртовать с Рэем. Судя по всему, этот флирт довольно быстро перерос в роман, но поначалу они встречались украдкой, во время переездов вместе садились в конце автобуса, а еще - не передать, как меня это умилило, - переписывались. "У нас было секретное слово, - вспоминал Рэй. - Мы писали друг другу короткие записки, так, чтобы никто не узнал, что у нас роман, и оставляли их повсюду в театрах. Мы писали друг другу только "J.E.D." - jeg elsker dig" ("я тебя люблю"). Ну разве это не прелесть что такое?
Впрочем, судя по всему, Эрику довольно быстро надоело прятаться. В Денвере он предложил Рэю перейти к открытым отношениям. "'Мне кажется, нам не нужно это скрывать', - сказал он. И мы стали жить вместе в одном номере". Вообще так делали многие - без всякой романтической подоплеки, а чтобы деньги сэкономить. Ну и Эрик тоже стал прокрадываться по вечерам в номер к Рэю - с ведома всех остальных танцовщиков (они, разумеется, понимали, что тут дело отнюдь не в экономии), но без ведома гостиничных служащих. А когда весной компания вернулась в Нью-Йорк после турне, Эрик и Рэй поселились вместе в дешевом отеле на Манхэттене (сегодня на его месте раскинулся Линкольн-Центр).
А Соня была права: в Америке, да и в мире, действительно начали признавать талант Эрика. И сам Эрик считал, что произошло это в первую очередь благодаря Волковой и ее выучке. Он называл свои занятия у Волковой "банковским вкладом в миллион долларов", а возрастающее признание - "процентами" по этому вкладу. Вера Волкова открыла ему скрытые возможности его тела и его танца, способствовала развитию и актерского, и технического мастерства. И хоть Эрик помнил о пережитом кризисе - когда он буквально не мог пошевелиться, но помнил он и том, что именно благодаря обучению у Волковой он стал осознанно "управлять" своим телом, чувствовать свое тело до конца.
Мейнерц с наслаждением описывает "богоподобного" Эрика того времени. Американские коллеги-танцовщики называли его "мистер профиль". Тонкокостный, прекрасно сложенный, длинноногий, он был идеален, когда стоял неподвижно, он был совершенен, когда танцевал. Его движения были выверенными, безукоризненными - никакой шаткости или незавершенности. Арлетта Вайнрайх считала, что у него было "самые прекрасные пор-де-бра в мире. И самые красивые руки". Эрик сам говорил, что никогда не поднимает руки (не помогает себе руками), даже если очень устал (и даже если у него похмелье). Он танцевал легко, без видимых усилий, - в отличие от многих других танцовщиков, акцентировавших внимание на препарасьонах и на тех или иных сложных движениях.
Балле Тиэтр отметил свой пятнадцатилетний юбилей коротким сезоном в Метрополитен Опера (с 12 апреля по 1 мая 1955 года). В этом юбилейном сезоне принимали участие такие гест-старс (и гест-хореограф-старс), как Алисия Маркова и Антон Долин, Агнес де Милль, Энтони Тюдор и Давид Лишин, и звезды самого Балле Тиэтр - Алисия Алонсо, Игорь Юшкевич, Нора Кайе, Розелла Хайтауэр, Джонни Криза. Эрик все еще числился солистом, но во время турне значительно расширил свой репертуар, включив в него па-де-де из "Выпускного бала" и "Сиреневого сада" Тюдора и сольную партию из баланчинской "Темы с вариациями" (гораздо позже Рудольф Нуриев увидит Эрика именно в подпольной кинозаписи "Темы с вариациями" и восхитится им). 15 апреля Эрик вместе с Норой Кайе исполнил па-де-де Черного Лебедя из "Лебединого озера" - вызвав бурю восторга среди критиков. По мнению Мейнерца, именно эти восторги и подтолкнули Люсию Чейз к тому, чтобы назначить Эрика на роль Альбрехта в утреннем представлении "Жизели" 1 мая. Его партнершей должна была стать Алисия Маркова.
В контракте Игоря Юшкевича, звезды Балле Тиэтр, было специально оговорено, что он не может участвовать в утренних спектаклях. А Маркова незадолго до этого разорвала профессиональные отношения со своим старым партнером Долиным: больше они вместе не танцевали. Так что ей нужен был новый партнер - и Люсия Чейз решила дать Эрику шанс. И Эрик воспользовался этим шансом сполна.
Он никогда еще не исполнял партию Альбрехта, но у него уже был опыт выступлений с Марковой - ранее в том же сезоне они вместе танцевали в "Сильфидах" ("Шопениане"). На подготовку "Жизели" им выделили всего две репетиции: 26 и 29 апреля. Долин, тоже бывший в то время в Нью-Йорке, принял участие в одной из этих репетиций, чтобы обучить Эрика кое-каким "деталям партнерской работы во втором акте" (как позднее вспоминала Маркова), но, по словам Рэя Барры, Эрик в этой помощи не нуждался, у него уже были собственные идеи и собственное видение роли Альбрехта. Сам он говорил, что очень нервничал, работая с Марковой, "королевой" и "живой легендой" в мире балета. Но при этом он осмеливался с ней спорить и отстаивать свое мнение: так, например, он настаивал на том, чтобы в конце сцены безумия Альбрехт обнимал Жизель в тот миг, когда она умирала, а Маркова хотела, чтобы Альбрехт опускался на колени у ног мертвой Жизели. В конце концов победил Эрик. Образцом для него поначалу служил Игорь Юшкевич, но постепенно Эрик создал своего Альбрехта - и довольно-таки подробно рассказал (в "Beyond Technique"), как видит этого героя.
Альбрехт для него - более зрелый персонаж, не мечтатель, как Джеймс. Он не витает в облаках, он играет, увлекается Жизелью, но не относится к ней серьезно. Лишь после ее смерти он узнает о существовании "искренности", о которой он прежде и не догадывался. В общем-то, как я и говорила когда-то, лишь посмотрев "Жизель" с Эриком: его Альбрехт вдруг понимает, что люди действительно могут умирать от любви, что это не фигура речи. И это его преображает. Сам Эрик говорил, что Альбрехт уплачивает цену, которую не смог уплатить Джеймс, и поэтому может жить дальше - и если он выживет (значит, Эрик все-таки не был уверен в том, что Альбрехт может жить дальше), то он станет лучше, чем был. А вообще-то он готов делать то, чего от него ждут (ну, Альбрехт первого акта): он собирается жениться на своей невесте и продолжать семейные традиции. Он не собирается отказываться от всего ради Жизели.
Второй акт в понимании Эрика - это кошмар, разворачивающийся в сознании Альбрехта, "всё, чего мы боимся, всё, чего мы пытаемся избежать". И Альбрехт должен признать свою вину, принять ответственность за то, что он сделал; лишь после этого он может жить дальше. К сожалению, Мейнерц очень коротко передает все эти рассуждения Эрика, я думаю, в "Beyond Technique" все это изложено гораздо подробнее (купить ее, что ли?). Да и к тому же сложновато продираться сквозь все это на датском. Хотя в общих чертах все понятно: виллисы для Эрика - это олицетворение угрызений совести, этакие романтические Эринии, терзающие преступника. Трактовка вполне в духе Эрика.
А спектакль первого мая стал для него триумфом - и сам Эрик признавал это (как в случае с "Бурнонвилианой"), хотя сразу после спектакля он пережил настоящий панический приступ, потому что не мог вспомнить, как он танцевал, и ему казалось, что он все сделал неправильно. Он был в ужасе, он думал, что полностью провалился. Но в действительности он не то что не провалился - а можно сказать, вознесся. Публика была в диком восторге. Рэй Барра вспоминал, что народ повалил за кулисы, чтобы поздравить Эрика и сказать ему, что он был великолепен. Тед Шоун, один из основоположников современного танца в Америке, сказал, что эта "Жизель" была одним из двух самых потрясающих спектаклей, когда-либо виденных им в жизни. А Джон Мартин в своей знаменитой рецензии назвал Эрика "величайшим Альбрехтом завтрашнего дня".
Наконец, на Эрика вышли голливудские киношники, предложившие ему контракт (Мейнерц не пишет, что ответил Эрик, но судя по всему - отказался; а вообще-то у него уже было в послужном списке участие в голливудском фильме "Ганс Кристиан Андерсен" - там он появлялся на несколько минут, танцуя с Зизи Жанмер), и журналисты из "Life", хотевшие написать об Эрике большую статью. Но и тут ничего не вышло, потому что Эрику не понравилась предложенная концепция: авторы планировали сделать упор на физические, спортивные аспекты танца, а в качестве иллюстраций приложить серию фотографий Эрика на спортплощадке. По их словам, читатели "Life" могли принять балетного танцовщика только как спортсмена, никак иначе. Я думаю, они довольно дурно думали о своих читателях. Ну, а Эрик вполне ожидаемо поднял шерсть дыбом и вежливо отказался от такой чести. Ну и правильно сделал. Не надо путать туризм с эмиграцией, а балетного танцовщика - со спортсменом.
Через две недели после дебюта в "Жизели" Эрик и Рэй вместе отправились в Копенгаген. Но об этом - в другой раз, продолжение, надеюсь, следует.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn

---

Меня внезапно очень рассмешил Грюн, рассказавший, что Эрик в возрасте шестнадцати-восемнадцати лет оставил свою детскую и отроческую отрешенность и стал завязывать контакты с соучениками, и, в частности, "получил первый сексуальный опыт с девушкой". Видимо, первый сексуальный опыт с мальчиком/юношей/мужчиной Эрик к тому времени уже получил. Хотя, кажется, с адвокатом Кристенсеном он познакомился чуть позже, когда ему было уже девятнадцать, но кто сказал, что Кристенсен был у Эрика первым?
А вообще, читаю я Грюна и думаю, что зря катила бочку и кривила губу на Мейнерца. Его книга интереснее - хотя у Грюна довольно много информации и всяких мелких подробностей, которых нет у Мейнерца, но Мейнерц менее скован условностями и приличиями, он пишет свободно и отстраненно, ему не надо постоянно оглядываться на своего героя и ждать его одобрения и неодобрения (вот он, плюс посмертных биографий). При этом он вполне серьезен и деликатен, местами даже застенчив, так что его не обвинишь в стремлении к скандальности и желтизне. Грюн - по крайней мере, пока - не то чтобы приукрашивает Эрика, но стремится подать его как можно выгоднее, показать его с самой симпатичной стороны. А Мейнерц, хоть и симпатизирует Эрику, и сочувствует ему, но не пишет о нем так, будто просит читателя отнестись снисходительно к некоторым слабостям своего героя. И правильно, ведь Эрик, в конце концов, не очень-то нуждается в нашем снисхождении.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn

---

Я думала дописать сегодня очередной большой пост-пересказ Мейнерца, но... но почта России расщедрилась и отдала мне книгу Грюна (или все-таки Грюена? Я его по-немецки читаю: "ue" равно "ü", зеленый Джон), поэтому я на время выведена из строя. Беру все свои слова назад о том, что эта книга неинтересная, ненужная и все такое прочее. Она интересная! Она нужная! В ней полным-полно интересных фотографий! В ней явно очень интересный текст - правда, уже частично знакомый мне по Мейнерцу. Но Мейнерц, вредный человек, проделывает с книгой Грюна то же самое, что проделывал с письмами Эрика Рудольфу: он делает выжимку, не указывая купюры. Так что по-хорошему, конечно, надо сначала читать Грюна, а потом сверять его с Мейнерцем. Я рехнусь, это точно. Мне теперь все хочется читать: и Грюна, и Мейнерца, и пост доделывать, и хорошо бы еще поработать, а то на меня рухнул перевод с французского, и я теперь буду окружена тремя языками. Чувствую себя одним абсолютно счастливым психом и любуюсь автографом Эрика.
К сожалению, о Константине в этой книге буквально две строчки - правда, очень хорошие строчки: мол, в Торонто Эрик живет с Константином Патсаласом, молодым танцовщиком греческого происхождения и одаренным хореографом. А в списке ролей Эрика, приведенном в конце книги, есть па-де-де "Туман", поставленное Константином в 1979 году для Эрика и Карен Тессмер. Я и не знала, что Эрик танцевал что-то, схореографированное Патсаласом, это так мило. И самое смешное - ну, это пасхалочка для любителей "Ганнибала" - впервые это па-де-де было исполнено не где-нибудь, а в местечке Вулф Трап, Вирджиния. Нежный привет Уиллу Грэму, будущему обитателю этих мест.
Отношения Эрика с Рудольфом названы, разумеется, дружбой, но тем смешнее читать, например, рассказ Бетти Олифант о том, что Эрик много пил "в то время, когда он еще дружил с Рудольфом". Сразу вспоминается из раннего рассказа Дины Рубиной: "Дружил. С женой он дружил ночью, с любовницей – днем". Но я понимаю, семьдесят девятый год, нельзя же обо всем говорить открыто, а вдруг кого-нибудь из читателей удар хватит. А так и приличия соблюдены, и все, кому надо, правильно всё поняли. И на последней странице сам Эрик говорит: "Я думаю, Рудик всегда будет присутствовать в моей жизни. <...> В любом случае, я не верю, что наша дружба с Рудиком может когда-нибудь исчезнет - она останется навсегда, пока мы оба живы".
Что-то я совсем растаяла. Чем еще хороша книга Грюна - она прижизненная, в ней нет этой печальной завершенности, последней главы о смерти, как в книге Мейнерца. Все еще впереди, а пока все живы и относительно счастливы. И это здорово.

@темы: Rudolf Nureyev, Erik Bruhn, Constantin Patsalas

---

Эрик в "Сильфиде" - это порнография и оружие массового поражения в одном лице. Это невозможно, мне спать надо, а мне хочется бегать по стенкам и бурно восторгаться. И еще хочется хватать за рукава и за фалды всех проходящих мимо и упрашивать их посмотреть на это. Все равно, даже если вы не любите балет, ну посмотрите, посмотрите, как Эрик прекрасен. Он же сам легок, как сильфида, он танцует так, что дыхание перехватывает, он невозможно хорош. Да, я уже выкладывала этот видеоролик, но мне все равно, я маньяк, я еще раз выложу, мне все можно. Право, если вы этого еще не видели, потратьте пять минут, не пожалеете. И Карла Фраччи тут, кстати, тоже очень мила, хотя и не в лучшей своей форме. Она могла танцевать лучше. Но все равно - есть в ней нежное сильфидино очарование, искупающее недостатки техники. Да и просто люблю я ее, что и говорить. Особенно вместе с Эриком.

@темы: Erik Bruhn, Carla Fracci, "La Sylphide"

---

И на ночь глядя накрыло дикой тоской по Венеции: прям скрючивайся и вой, как от боли. Такого у меня не было ни с одним городом, да что там - у меня даже с людьми такого не было. Я хочу туда сейчас же, к этой тишине, к чайкам, к мостикам и узким улочкам, к фонарям розового стекла, к высокой воде, к вапоретто, к облезлым, осыпающимся дворцам, к Дягилеву, в конце концов. И мне туда никак не попасть. Растравляю себя, пересматриваю фотографии, ну и Бродского перечитываю заодно.

Шлюпки, моторные лодки, баркасы, барки,
как непарная обувь с ноги Творца,
ревностно топчут шпили, пилястры, арки,
выраженье лица.
Все помножено на два, кроме судьбы и кроме
самоей Н2О. Но, как всякое в мире "за",
в меньшинстве оставляет ее и кровли
праздная бирюза.

Так выходят из вод, ошеломляя гладью
кожи бугристой берег, с цветком в руке,
забывая про платье, предоставляя платью
всплескивать вдалеке.
Так обдают вас брызгами. Те, кто бессмертен, пахнут
водорослями, отличаясь от вообще людей,
голубей отрывая от сумасшедших шахмат
на торцах площадей.

Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.

Несколько больших венецианских фотографий - кладбищенских и некладбищенских

@темы: веницейской жизни, мрачной и бесплодной