Живи, а то хуже будет
И на ночь глядя накрыло дикой тоской по Венеции: прям скрючивайся и вой, как от боли. Такого у меня не было ни с одним городом, да что там - у меня даже с людьми такого не было. Я хочу туда сейчас же, к этой тишине, к чайкам, к мостикам и узким улочкам, к фонарям розового стекла, к высокой воде, к вапоретто, к облезлым, осыпающимся дворцам, к Дягилеву, в конце концов. И мне туда никак не попасть. Растравляю себя, пересматриваю фотографии, ну и Бродского перечитываю заодно.
Шлюпки, моторные лодки, баркасы, барки,
как непарная обувь с ноги Творца,
ревностно топчут шпили, пилястры, арки,
выраженье лица.
Все помножено на два, кроме судьбы и кроме
самоей Н2О. Но, как всякое в мире "за",
в меньшинстве оставляет ее и кровли
праздная бирюза.
Так выходят из вод, ошеломляя гладью
кожи бугристой берег, с цветком в руке,
забывая про платье, предоставляя платью
всплескивать вдалеке.
Так обдают вас брызгами. Те, кто бессмертен, пахнут
водорослями, отличаясь от вообще людей,
голубей отрывая от сумасшедших шахмат
на торцах площадей.
Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.
Несколько больших венецианских фотографий - кладбищенских и некладбищенских
Шлюпки, моторные лодки, баркасы, барки,
как непарная обувь с ноги Творца,
ревностно топчут шпили, пилястры, арки,
выраженье лица.
Все помножено на два, кроме судьбы и кроме
самоей Н2О. Но, как всякое в мире "за",
в меньшинстве оставляет ее и кровли
праздная бирюза.
Так выходят из вод, ошеломляя гладью
кожи бугристой берег, с цветком в руке,
забывая про платье, предоставляя платью
всплескивать вдалеке.
Так обдают вас брызгами. Те, кто бессмертен, пахнут
водорослями, отличаясь от вообще людей,
голубей отрывая от сумасшедших шахмат
на торцах площадей.
Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.
Несколько больших венецианских фотографий - кладбищенских и некладбищенских
Сочувствую, хоть это совершенно и бесполезно. Ну и желаю все-таки опять добраться до Венеции как можно скорее, пусть не "прямо сейчас".
А фотографии такие, что отчасти и меня задевают краем ностальгии - и хочется сказать восхищенно: "Ах, какая!" Особенно виды сверху, особенно первый из двух. Откуда это снято? И - не могу не поздравить - никогда до сих пор не видела такого ракурса могилы Дягилева, а ведь он очень логичен: посмотреть, на что смотри Дягилев уже столько лет ))
А что касается могилы Дягилева - ну я же говорила, я ее общелкала со всех сторон и только что не облизала.) Но я надеюсь, Дягилев уже давно сбежал и заходит на кладбище только изредка, навестить свою могилу и посчитать, сколько туфель ему еще подложили.)
А Дягилев заглядывает, пересчитывает туфельки, огорчается, что мало мужских - и летит себе куда-нибудь на Лидо, смотреть на мальчиков. Или в небесный балет, метать громы и молнии, как ему по должности положено )
Ну да, ведь стоит Дягилеву оставить небесный балет на пять минут, как там сразу начинаются Содом с Гоморрой, шум, крик, ссоры и чума египетская. И некоторые черти - не будем показывать пальцем, но все знают, о ком это - только подливают масла в огонь, вместо того, чтобы улаживать конфликты. И за это с означенных чертей (а вернее - с одного черта) Дягилев строго спросит. (хех, вдруг вообразила, как в небесном балете Мясин, встретив Эрика, начинает вспоминать, как они в Королевском Датском балете ставили Фантастическую симфонию, а рядом стоит Рудольф и на всякий случай зверски ревнует ))
Ох, этот чорт без рожек! )) Дягилев придет и его немедленно оштрафует. А Рудольфу, конечно, обидно: как бы там ни обстояло дело на земле, в небесах они все примерно одинаково молоды и свежи... А у Лели Мясина, может, и кривоватые ноги, зато какие глаза! )))
Глаза у Лели - о да, прекрасные! А ноги - ну, подумаешь, а вот у Вацы Нижинского ноги толстые, и ничего, никто не страдает.)
Вот услышав это, Ваца Нижинский поднял в небесах такую бурю, что метеорологи всего мира испугались )))
Вот поэтому Дягилев и заторопился с земли обратно на небо - выяснять, что случилось, наводить порядок и карать виновных. И Вацу успокаивать.)
И успокоил ведь как-то. Но как и чем - никто не знал, это был секретный рецепт от Дягилева: как укротить бога танца в кратчайший срок. Чорт Мясин уверял, что в дело шел ремень, но мы же знаем этого чорта: всё врет, лишь бы сказать что-нибудь гадкое.
Но некоторые почему-то этому чорту верили. Вот Валичка Нувель - который и сам был в некотором роде чорт - авторитетно с Лелей соглашался, только заявлял, что укрощают Вацу все-таки не ремнем, а розгою. А Патрика Долина - ракеткою. А Сержиньку Лифаря - подзатыльником и лягушкой. В общем, каждому находят что-нибудь по вкусу.)
Остается невыясненным один вопрос: чем укрощали самого Лелю?)
О, это глубокий богословский вопрос! Сам Леля нетипично смущался и отделывался общими фразами. если его спрашивали прямо, Дягилев, как водится, самодовольно посмеивался и молчал, Валечка Нувель распространял немыслимые сплетни о наручниках и дыбе... а правды не знал никто )
Черт, теперь мне действительно стало интересно: чем же Дягилев укрощал Лелю? Дыба и наручники - это, конечно, ерунда и Валичкины фантазии, но был же наверняка какой-то способ смирить Лелю и призвать к порядку хоть ненадолго.)
Ммм, а я думаю, Лелю надо было укрощать парадоксально: не таской, а лаской. Он к этому не привык, сразу терялся и затихал - от удивления. )
А еще у Дягилева был Игорь Маркевич. Но это уж был вообще не мальчик, а радость сердца: послушный, верный и не скандальный. Несмотря на то, что Ваца его пытался третировать на правах тестя.))
А Маркевич не такой уж и бедный, между прочим. У него знакомые террористы есть )
А у Маркевича, конечно, есть знакомые террористы ("окружают, руки жмут Красные бригады" - это про него), но что они делают в балете, скажите пожалуйста? Кто их сюда пустил?))
"А это, Сережа, наши зрители", - скромно сказал хороший мальчик Игорь. Красные бригады брякнули пулеметными лентами через плечо и заулыбались, смущенно сжимая в руках кепки и поспешно затаптывая окурки. )
Что-то мне эти Красные бригады напоминают революционных матросов из Смольного.) В общем, кепки и пулеметные ленты сдать в гардероб, в театре не курить, во время спектакля вести себя прилично, и ты, Игорь, за них отвечаешь, ясно тебе? - заявил Дягилев и заторопился по делам.)
Что ж, рано или поздно к искусству надо приобщать всех, даже матросов из Смольного. А у Дягилева как всегда столько дел, столько дел... )