Живи, а то хуже будет
Меня внезапно очень рассмешил Грюн, рассказавший, что Эрик в возрасте шестнадцати-восемнадцати лет оставил свою детскую и отроческую отрешенность и стал завязывать контакты с соучениками, и, в частности, "получил первый сексуальный опыт с девушкой". Видимо, первый сексуальный опыт с мальчиком/юношей/мужчиной Эрик к тому времени уже получил. Хотя, кажется, с адвокатом Кристенсеном он познакомился чуть позже, когда ему было уже девятнадцать, но кто сказал, что Кристенсен был у Эрика первым?
А вообще, читаю я Грюна и думаю, что зря катила бочку и кривила губу на Мейнерца. Его книга интереснее - хотя у Грюна довольно много информации и всяких мелких подробностей, которых нет у Мейнерца, но Мейнерц менее скован условностями и приличиями, он пишет свободно и отстраненно, ему не надо постоянно оглядываться на своего героя и ждать его одобрения и неодобрения (вот он, плюс посмертных биографий). При этом он вполне серьезен и деликатен, местами даже застенчив, так что его не обвинишь в стремлении к скандальности и желтизне. Грюн - по крайней мере, пока - не то чтобы приукрашивает Эрика, но стремится подать его как можно выгоднее, показать его с самой симпатичной стороны. А Мейнерц, хоть и симпатизирует Эрику, и сочувствует ему, но не пишет о нем так, будто просит читателя отнестись снисходительно к некоторым слабостям своего героя. И правильно, ведь Эрик, в конце концов, не очень-то нуждается в нашем снисхождении.
А вообще, читаю я Грюна и думаю, что зря катила бочку и кривила губу на Мейнерца. Его книга интереснее - хотя у Грюна довольно много информации и всяких мелких подробностей, которых нет у Мейнерца, но Мейнерц менее скован условностями и приличиями, он пишет свободно и отстраненно, ему не надо постоянно оглядываться на своего героя и ждать его одобрения и неодобрения (вот он, плюс посмертных биографий). При этом он вполне серьезен и деликатен, местами даже застенчив, так что его не обвинишь в стремлении к скандальности и желтизне. Грюн - по крайней мере, пока - не то чтобы приукрашивает Эрика, но стремится подать его как можно выгоднее, показать его с самой симпатичной стороны. А Мейнерц, хоть и симпатизирует Эрику, и сочувствует ему, но не пишет о нем так, будто просит читателя отнестись снисходительно к некоторым слабостям своего героя. И правильно, ведь Эрик, в конце концов, не очень-то нуждается в нашем снисхождении.