И эссенскую версию я все-таки предпочитаю венской - даже той, первой, с Крегером. Пусть там Крегер "такой молодой", андрогинный-сексуальный, ледяной ангел смерти, пусть у него там больше эротизма в роли (и гомоэротизма тоже, и я не буду, не буду повторять сплетни о том, что как раз во время оно у него был краткий роман с исполнителем роли Рудольфа - Энди Бибером), пусть все пышнее и богаче, но... но музыкальнее мне ближе эссенская версия. И постановка в Эссене мне тоже нравится гораздо больше. Там здорово изменили акценты, сделали Элизабет не такой истеричной (вот не люблю я в венской версии эти рыдания в "Ich gehoer nur mir"), сильной, обаятельной... в общем-то, углубили образ - по сравнению с венской Элизабет. Ввели несколько новых номеров, и, на мой взгляд, вполне логично передвинули сцену в сумасшедшем доме ("Nichts, nichts, gar nichts"), поставив ее после расставания с Францем-Иосифом (в венской постановке она почему-то шла "до" борделя и "французской болезни"). Надо признаться, что меня страшно трогает этот номер, особенно когда в конце сумасшедшие окружают Элизабет и обнимают ее, а безумная девушка, называвшая себя - Элизабет, прижимается к ее ногам. Чудная, пронзительная сцена. И вообще в постановке нет этой венской пестроты, нет довольно глупых "осовремениваний", вроде машинок-аттракционов в номере "Венские кафе" или ужасного борделя с розовым светом и амстердамскими шлюхами. Вот в эссенской версии бордель вполне "великосветский", и мадам Вольф в черном платье - хороша до умопомрачения. Там и впрямь не зазорно выбрать девушку для кайзера.
В венской версии гомоэротизм довольно броский, в эссенской - более завуалированный и тонкий. Проще говоря: в номере "Mayerling Waltz" в Вене поцелуй дольше, но при этом Смерть - в платье (сразу хочется смеяться, хотя Крегер в платье очень и очень недурен); зато в Эссене платьев и в помине нет, Смерть в своем обычном черном одеянии, но поцелуй, увы, короче. А в "Die Schatten" в Эссене, на мой взгляд, мизансцена тоже интереснее: пусть там Смерть, в отличие от Вены, и не валяет Рудольфа по кровати (сделанной из кареты), но зато - так ловко лазает по покосившимся колоннам, и так очаровательно утешает Рудольфа и прижимает к своей груди (и поцеловать пытается, без дураков), что сердце радуется. И - вот черт знает, пусть я буду трижды неправа, но видала я других актеров, играющих Смерть, и в венских постановках, и в эссенских, и вот что я вам скажу - никто, кроме Крегера, не зажигал так в этих номерах с Рудольфом.
А еще... ах да, еще я ткнула в концерт, посвященный десятилетию "Элизабет" (боже мой, а ведь в следующем году уже будет двадцать лет этому мюзиклу, как время-то летит), посмотрела, как пели там "Die Schatten" Крегер, Бибер, Тиден (Рудольф из эссенской постановки) и такой Феликс Мартин (тоже Смерть, только не помню, откуда, из Вены, наверно), и подивилась опять: ведь Крегер и на концерте не просто поет, он продолжает играть, он не выходит из роли - и партнеров-Рудольфов к тому же склоняет; первый куплет поет с Бибером - и глядит на него, а не в зал, второй куплет поют Мартин с Тиденом - и совсем не то, каждый пялится в зал, на партнера - ноль внимания; а в третьем куплете снова вступает Крегер, подходит к Тидену и по его волосам рукой проводит. Ну нельзя же так, а?
