А после корейского промо к десятой серии мне стало очень не по себе. Неужели и Фредди прикончат? Тогда мой полумертвый ОТП омертвеет целиком. Конечно, я все равно не перестану его любить, но мне будет грустно. Я уже смирилась с тем, что Абигайль вряд ли вернут с того света, но если из сериала исчезнет еще и Фредди, то... не знаю, сериал для меня потускнеет, что ли. Все-таки Фредди - очень яркий персонаж, и в буквальном, и в переносном смысле. Этакая сильнодействующая специя, ее добавляют в действие понемножку, но она вносит особую остроту. И если ее уберут, то блюдо станет пресноватым, на мой вкус. Впрочем, может быть, все еще и обойдется.
Вот и появился повод выложить хорошую гифку с ОТП.

@темы: "Hannibal"

---

Впечатления от девятой серии, изложеные телеграфным слогом

У меня уже сложился определенный обычай: каждую свежую серию "Ганнибала" я смотрю два раза - утром без сабов и вечером с англосабами. Не только потому, что без сабов от меня часть диалогов и смысла ускользает, а потому еще, что в первый раз серия распадается для меня на отдельные прекрасные кадры и связанные с ними эмоции. Я не в состоянии ничего анализировать, я просто впитываю увиденное и восторгаюсь. И реагирую на все, как дикий человек: подпрыгиваю, ухаю, хлопаю в ладоши и подвываю. Аж самой неловко.
Вот и впечатления тоже пока отрывочные и бессвязные, но бесконечно позитивные.
Изумительный сон Уилла. Громоздкая, театральная машинерия убийства - совершенно в духе "Ганнибала": то, что надо, ничего лишнего. Колючие веревки, олень, которому подсвистывают, как собаке, кровь, как красные ангельские крылья или как распускающийся цветок.
"Противная шапка с ушами" на Ганнибале.
Трогательный Питер с крыской.
Прекрасная Марго. В прошлой серии она была замкнута и затянута в свои костюмы, как в броню, сейчас она стала держаться свободнее и еще увереннее в себе. Ее визит домой к Уиллу вдруг напомнил мне сцену из первого сезона - когда Алана явилась к Ганнибалу ("- Do you have an appointment? - Do you have a beer?"), только вместо пива - виски, да и ведет себя Марго совсем не так, как Алана. Ни капли флирта (а в той сцене в первом сезоне Алана по-дружески флиртовала с Лектером), много жесткости, вызова, любопытства. Немного похоже на поведение Фредди, но у Фредди нет такого травматичного бэкграунда, как у Марго. Не знаю, что может получиться "пейрингового" в отношених Уилла и Марго, да и вообще надеюсь, что Марго останется ЛГБТ. А если Уилл в нее и влюбится, как обещал Фуллер, - ну, что ж поделать, ему не впервой влюбляться без взаимности.
Белый беретик убитой девушки. Черт знает почему, но он бросился в глаза и запомнился. И вообще, эту бедную девушку было очень жаль.
Диалоги Уилла и Ганнибала - ну, об этом и без меня напишут со всеми подробностями. Это снова pure sex - никаких прикосновений, только пониженные голоса, паузы, взгляды, покрасневшие губы. Мир уходит, они остаются вдвоем. И чем дальше, тем меньше им нужен этот мир.
А вдвоем на столе они сидели, как влюбленные школьники на парте. Так и казалось, что сейчас возьмутся за руки, не смея взглянуть друг на друга.
Ну и закончилась серия - ох, куда как выразительно. Еще одно театральное убийство - под самый занавес. Здорово Фуллер травестировал привычный прием из ужастиков - когда в домик, где стены проклятые тонки и некуда больше бежать, вламывается маньяк-убийца-зомби, а беззащитная жертва ждет его в темноте, зная, что не сумеет скрыться. Тут маньяк сам не знал, на кого напал - и в буквальном, и в переносном смысле. И в следующей серии нам, кажется, покажут подробнее, как Уилл его убивал.
Впрочем, следующая серия вообще обещает быть ураганной - и не только из-за обещанной оргии на пять человек. Может статься, что эта оргия окажется еще не самым захватывающим эпизодом. И - ах, как я рада, что в следующей серии появится Фредди. Я очень соскучилась, давно ее не видела.
А вот что еще, кажется, ждет нас в десятой серии:



Игры в доктора продолжаются.

@темы: "Hannibal"

---

Что такое не везет и как с ним бороться. "A Queer History of the Ballet" - это, черт возьми, заколдованная книга какая-то. Я ее в первый раз заказала еще зимой, прождала напрасно два месяца, потом выяснила, что ее почему-то с таможни развернули обратно. Ладно, плюнули, забыли, деньги с амазона я получила и заказала эту книгу снова - на этот раз у хороших американских букинистов. Да еще в придачу взяла у них же "Dancing For Diaghilev" Лидии Соколовой и роман "The Unreal Life of Sergey Nabokov" - он стоил всего один цент и в нем тоже появлялся Дягилев. Окей, чудесно, все мне отправили. Сегодня пришло извещение - явитесь на почту и получите. Я явилась и получила. И оказалось, что в пакете лежат всего две книги - а "Квир-истории балета" и в помине нет! Причем пакет маленький, и третья книга в него поместиться никак не могла. Причем на почте окинули пакет опытным взглядом и сказали, что он, судя по всему, не вскрывался, а так и пришел из Америки. Посоветовали мне написать претензию в магазин. А у меня руки опустились, потому что я претензии писать даже по-русски не люблю и не умею. А тут надо объяснить по-английски, чего я от них хочу. И еще надо сфотографировать, пожалуй, пакет, который я так и притащила с почты. Самое интересное, что на этикетке на этом пакете написано, что в нем 3 книги. Но они туда никак не могли влезть. Что за идиотские чудеса? Может быть, конечно, случилась накладка, и эту книгу мне пришлют отдельно. Хочется же верить в хорошее. Но все равно, холера, еще немного, и я поверю, что у нас "Квир-историю балета" считают пропагандой и заворачивают на границе. Сволочи.
Я, конечно, могу плюнуть и скачать эту книгу в сети. Но я не хочу. Я хочу ее получить в нормальном виде за свои деньги. С какой стати мне это не удается? Холера забери всех тех, из-за кого это происходит.
Полистала Лидию Соколову, чтобы успокоиться. Похоже, книга очень интересная. Конечно, я первым делом бросилась смотреть, что она писала о Долине. Не так уж много, но все очень мило. Например, она вспомнила, как после оглушительно успешной премьеры "Голубого экспресса" Долин - наивный мальчик, еще не знавший, что можно, а что нельзя в Русских балетах, - дал интервью, в котором простодушно открыл свое настоящее имя, да еще и упомянул о том, что Соколова тоже на самом деле - не русская, а англичанка. Дягилев был в жуткой ярости, Соколова пишет, что он напустился на нее из-за этого интервью и несколько недель с ней не разговаривал. Страшно подумать, что за выволочку он устроил Долину.
А еще Соколова написала, что в Русских балетах служило несомненным признаком того, что очередное юное дарование пользуется особым расположением Дягилева (простите меня за два "что" в одной фразе). Как только мальчик начинал щеголять в брюках-гольф - все сразу понимали: это новый фаворит. И однажды, когда Лифарь появился в таком виде за кулисами, Соколова обернулась к Долину и сказала: "Твоя песенка спета, дружок". Жестоко, но справедливо.

@темы: Дягилев и все-все-все, Антон Долин

---

Фуллер дал очень любопытное интервью, в котором рассказал об игре с гомоэротическими подтекстами в "Ганнибале". Вроде бы фэндом из-за этого интервью стал посыпать главу пеплом и переживать. Ну как же, ведь Уилла Грэма назвали однозначно гетеросексуальным! Все, конец ганнигрэму и всему живому вообще, Фуллер, кактымог!
А я от этого интервью разулыбалась, хорошо мне стало. Фуллер, с одной стороны, как всегда, играет на полутонах, ухмыляется хитро и подмигивает зрителю-читателю: мол, не разевай варежку на фансервис, не жди, что Ганнибал и Уилл прям вот сейчас поцелуются и рухнут в койку. А с другой стороны, он через слово твердит о связи между ними, о несексуальной (или, вернее, более, чем сексуальной) интимности между ними, об их развивающейся новой дружбе, о том, что Уилл сейчас соблазняет Лектера и нуждается в нем... так что и человеку незаинтересованному становится ясно, что Фуллер все равно отчаянно их шипперит, невзирая на пресловутую гетеросексуальность Уилла. Просто он никуда не торопится и не стремится немедленно загнать их в постель. Ему это неинтересно. Да и самим Лектеру с Уиллом это тоже неинтересно. И если уж на то пошло, они мне представляются - по отношению друг к другу - демисексуалами: им нужно сначала создать очень сильную взаимную привязанность, а потом уже, глядишь, дело дойдет и до сексуальных отношений. И Фуллер в сериале именно этим и занимается - создает сильную эмоциональную связь между Лектером и Уиллом. А продолжение истории - с сексом или хоть с поцелуями - скорее всего, фэндому придется придумывать самостоятельно. Но так ведь Фуллер - первый шиппер-ганнигрэмщик на деревне - нисколько не против, а только за. И все прекрасно устраивается.
А чтоб пост был с картинкой - вот вам прекрасный кадр со съемок той самой великой сцены из восьмой серии. Ну прелесть же.

Под катом, чтоб ленту не растягивать

@темы: "Hannibal"

---

Была на гражданской панихиде по Сарнову в ЦДЛ. Немного опоздала, прибежала, когда панихида уже началась. В общем-то, насколько я поняла, там скорее были "все свои" - те, кто знали Б.М. лично, общались с ним так или иначе. А я стояла в дверях с хризантемами - наверно, единственный "просто читатель", почти посторонний человек. Довольно нелепое чувство. Но я думаю - хорошо, что пришла. Хотя это было невыносимо грустно. И верно сказал кто-то из выступавших на панихиде (я не видела лица, а по голосу не узнала): все равно кажется, что Б.М. умер слишком рано.
Пока шла панихида, снаружи лил дождь. В час все закончилось, я вышла на улицу, постояла у ЦДЛ. Небо было уже высокое и голубое, солнце отражалось в окнах. Свежо так, хорошо. И в голове у меня само прочиталось "Прощание с друзьями" Заболоцкого. Очень я люблю это стихотворение.

Вот оно

В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений,
Давным-давно рассыпались вы в прах,
Как ветки облетевшие сирени.
Вы в той стране, где нет готовых форм,
Где всё разъято, смешано, разбито,
Где вместо неба - лишь могильный холм
И неподвижна лунная орбита.
Там на ином, невнятном языке
Поёт синклит беззвучных насекомых,
Там с маленьким фонариком в руке
Жук-человек приветствует знакомых.
Спокойно ль вам, товарищи мои?
Легко ли вам? И всё ли вы забыли?
Теперь вам братья - корни, муравьи,
Травинки, вздохи, столбики из пыли.
Теперь вам сестры - цветики гвоздик,
Соски сирени, щепочки, цыплята...
И уж не в силах вспомнить ваш язык
Там наверху оставленного брата.
Ему ещё не место в тех краях,
Где вы исчезли, лёгкие, как тени,
В широких шляпах, длинных пиджаках,
С тетрадями своих стихотворений.

@темы: антисоветский роман

---

Ну вот, на днях с огромным удовольствием дочитала Хаскелла. Основоположник дягилевоведения не подкачал - его книга, на мой взгляд, не устарела и не потеряла актуальности, несмотря на то, что с тех пор появилось уже достаточно много других биографий Дягилева, в том числе замечательный труд Схейена. Хаскелла и лучше всего читать после Схейена, держа в уме выверенную биографическую канву - ведь кое о чем Хаскелл не знал, кое на что предпочел закрыть глаза, кое-что был вынужден обойти стороной. Схейена, слава богу, уже ничто не сдерживало, кроме физического отсутствия материалов. Но зато Хаскелла интересно читать потому, что он Дягилева видел и знал, беседовал с ним - и беседовал с теми, кто был близок с Дягилевым на протяжении долгих лет. Впечатляет список тех, кому Хаскелл выражает признательность - там и Бенуа, и Григорьев, и Стравинский (именно этой троице и посвящена сама книга), и Карсавина, и Лопухова, и Соколова, и Чернышева, и князь Волконский, и Фокин, и Баланчин, и Мясин, и Долин с Лифарем, и, конечно, Вальтер Нувель. Легче сказать, кого там нет - а не оказалось там, к моему большому удивлению, Брониславы Нижинской и Миси Серт. По-видимому, Хаскелл не сумел или не захотел вступить с ними в контакт. А жаль, потому что и Бронислава, и Мися, что ни говори, были очень ценными и заинтересованными свидетелями. И их в этой книге ощутимо не хватает.
Что же касается Вальтера Нувеля, ставшего соавтором этой книги (он написал специально для Хаскелла воспоминания о Дягилеве - увы, до сих пор не опубликованные и лишь частично использованные в работе Хаскелла), то стал он этим соавтором почти случайно. Хаскелл пишет сам, что не был с ним знаком и обратился к нему лишь в самый последний момент, уже после того, как пообщался с другими людьми, которые могли поделиться информацией о Дягилеве. И не прогадал - они с Нувелем сразу понравились друг другу и договорились о сотрудничестве. Ведь именно благодаря Нувелю Хаскелл смог осветить жизнь Дягилева с двух сторон - как "artistic life" и как "private".

Дальше много бестолковых букв

Пересказать всю книгу я не смогу, да и смысла в этом нет. Хаскелл уделил очень много внимания "российскому" периоду жизни Дягилева - наименее известному на Западе. Тут ему, безусловно, больше помог Бенуа, чем Нувель - я узнавала целые куски из воспоминаний Бенуа, в том числе и великолепную историю о том, как коварный Сереженька набросился на наивного Шуру Бенуа, желавшего пооткровенничать на лужайке, подмял его под себя и принялся тузить и хохотать. Ну и вообще, в рассказе о первых шагах Дягилева в Петербурге и о начале "Мира искусств" чувствуется "рука Бенуа" - уж очень старательно Хаскелл пишет о том, какое огромное влияние восхитительный Александр Николаевич оказывал на разгильдяя Сережу.
Ну да бог с ним, с Бенуа. Хаскелл сам по себе написал много интересного. Например, не стал замалчивать или обходить вопрос гомосексуальности Дягилева - и взаимоотношений с его протеже. Напротив, он написал открытым текстом: даже если вам эта тема кажется неудобной и неприличной, необходимо ее раскрыть для лучшего понимания личности Дягилева. При этом "раскрывает" ее он очень деликатно, упирая на то, что для Дягилева на первом месте в отношениях с возлюбленными стоял не секс, а духовная близость, покровительство, воспитание. В общем-то, он и прав, и мне сразу вспоминаются слова Долина о "совершенно бескорыстной любви человека, восхищавшегося чужим талантом". Но уж я бы не стала совсем сбрасывать со счетов вопросы секса. Человек, совративший юного Долина прямо в спальном вагоне, знал толк не только в платонической близости. А уж когда Хаскелл пишет о том, что в конце жизни Дягилева в его "дружбе" с мальчиками было больше отцовских чувств, чем каких-либо еще, то тут вспоминаешь Лифаря и того же Долина, берешься за голову и пытаешься вытрясти из этой головы мысли об инцесте.
Впрочем, ладно, надо же и Хаскелла понять: тридцать пятый год, тема скандальная, необходимо любой ценой смягчить чрезмерную остроту. Он поступил очень умно, очертив круг возлюбленных Дягилева, но не назвав имен, кроме Нижинского, только рассыпав более чем прозрачные намеки. Кому надо, тот сам все поймет, а кому не надо - тот не будет шокирован. Лишь о связи Дягилева с Нижинским Хаскелл написал без всяких уверток - в первую очередь из-за того, я думаю, что появившаяся к тому времени книга Ромолы Нижинской в каком-то смысле дала ему карт-бланш на это.
Хаскелл посвятил целую главу отношениям Дягилева и Нижинского - и довольно активно, хотя и очень вежливо, полемизировал в ней с Ромолой Нижинской. Он начисто отрицал все измышления о дьявольском обольстителе Дягилеве, который сбил бедного Вацлава с пути истинного, соблазнил, вскружил ему голову, тиранил его, а потом, когда Вацлав "совершил побег" и женился - принялся старательно мстить. Напротив, Хаскелл вполне резонно заметил, что, пожалуй, Ромола отчасти поддалась параноидальным фантазиям своего мужа, а кроме того - недостаточно хорошо знала Дягилева для того, чтобы судить о нем так уверенно, как это выглядит в ее книге.
Не стал Хаскелл и поддерживать легенду о бедной-невинной-пташке-заичке Нижинском, который якобы вообще был не от мира сего и не понимал, чего от него хотят злые нехорошие дяди - сначала князь Львов (у Хаскелла проходящий под именем "князь Л", а потом и сам Дягилев. Впрочем, как бы он мог поддержать эту легенду, если сам Нувель - свидетель и очевидец - вполне ясно указывал на то, что поначалу не столько Дягилев бегал за Нижинским, сколько Нижинский - за Дягилевым. Пусть Хаскелл и не описывал это открыто (эту информацию из воспоминаний Нувеля потом использовал и изложил Схейен в своей книге), но все равно не стал сбрасывать полученные сведения со счетов. Так что никаких дьявольских соблазнов, тирании, принуждения и издевательств в его концепции отношений Дягилева и Нижинского и в помине нет, а есть вполне себе взаимная - и творчески продуктивная любовь.
При этом, однако, Хаскелл считает Нижинского как хореографа - креатурой Дягилева (и креатурой не слишком удачной). Более того, рассказывая о создании "Фавна", он упирает на то, что "Фавн" был придуман и разработан Дягилевым и Бакстом, которые потом вдвоем напитывали и инспирировали Нижинского своими идеями. Вот тут чувствуется, как много Хаскелл потерял, не встретившись и не обсудив этот вопрос с Брониславой Нижинской. Она бы могла рассказать ему, что у Нижинского были и свои собственные хореографические замыслы (а я склонна верить Брониславе, потому что она, как мне кажется, не выдумывала о своем брате всяких небылиц для укрепления его славы - не было в этом нужды). Хаскелл же считает, что Нижинский был лишен дара хореографа (в отличие от того же Мясина), а потому был способен только слепо действовать по указаниям Дягилева, буквально не зная, какое движение нужно создать в следующую минуту. Отчасти это напоминает описание работы Михаила Ларионова и Тадеуша Славинского над "Шутом" (в мрачный межеумочный период после ухода Мясина из труппы, когда Русские балеты временно остались без хореографа, и Дягилев пошел на эксперимент, вручив постановку прокофьевского балета "Шут" художнику Ларионову и танцовщику Славинскому - увы, абсолютно бездарному хореографически и способному только транслировать идеи Ларионова). Но мне все-таки сдается, что Хаскелл приуменьшил именно хореографическое дарование Нижинского. Не был он настолько безнадежен. И ведь сумел же он поставить "Тиля Уленшпигеля" - совершенно без помощи и без надзора Дягилева. Правда, по мнению Линн Гарафолы, "Тиль" существенно отличался от "Фавна", "Игр" и "Весны священной" - в нем отсутствовали экспериментаторские тенденции, он "был ближе к Петрушке, чем к Послеполуденному отдыху фавна". И, возможно, влияние Дягилева на Нижинского выражалось иначе, не так буквально, как об этом пишет Хаскелл: Дягилев вряд ли диктовал Нижинскому, какое па следует ввести в "Фавна" или, например, в "Весну", но он делал нечто большее - он создавал пространство для экспериментов, приветствовал новаторские идеи Нижинского и помогал их развивать в том или ином направлении. В общем, при выборе ответа на извечный вопрос: кем был Дягилев в творческом союзе с Нижинским - истинным вдохновителем и создателем балетов, серым кардиналом или попросту "крышей"? - я скажу: он был покровителем и партнером. Без него не было бы ни "Фавна", ни "Игр", ни "Весны". Но и без Нижинского их бы тоже не было.

Что еще занятного пишет Хаскелл об отношениях Дягилева и Нижинского? Ну, любопытно, что, рассказывая о том самом скандале из-за костюма Нижинского в "Жизели", он приводит свидетельство Нувеля о том, что Дягилев вместе с Нувелем якобы даже писали какое-то письмо с извинениями вдовствующей императрице. По-моему, я нигде больше не встречала этой информации - и мне кажется (да простит меня Нувель!), что она не соответствует действительности. Увольнение Нижинского из Императорских театров было чрезвычайно выгодно Дягилеву, как раз переводившему свою труппу на "постоянные рельсы". И он не мог не понимать, что, благодаря этому увольнению, получает Нижинского в свое полное распоряжение. Какие уж тут письма с извинениями императрице! Это было бы и не в духе Дягилева. А он, если верить книге Схейена, извлек из этого происшествия максимум выгоды, придал скандал огласке и раструбил если и не на всю Европу, то по крайней мере, на весь Париж о том, как в России обращаются с деятелями искусства. Ну и поделом.
Ну и не Нижинским единым были живы Русские балеты... Живы они были только Дягилевым, если уж на то пошло. Хаскелл разбрасывал в разных главах, тут и там, всякие мелкие замечания и наблюдения, и, по-моему, довольно метко характеризовал Дягилева, рассказывая о его сибаритстве - и о поразительной неприхотливости (да, он останавливался в лучших отелях, но в очень скромных комнатах, иногда даже без ванной! - правда, в последнее я не очень верю), о его малодушии (даже трусости - перед болезнями и перед путешествиями на воде) - и о его стойкости и храбрости (тут еще надо вспомнить рассказ Мясина о том, как в 1917 году в Лиссабоне он вместе с Дягилевым оказался в гуще военного переворота: три дня они провели в отеле, практически на осадном положении, под обстрелом, и Дягилев все это время был почти не испуган, но очень раздражен из-за того, что некогда репетировать со всеми этими революциями), о его дендизме и элегантности - и о печальном состоянии его одежды в последние годы (впрочем, если верить Мясину, так было и в довоенное время: Дягилев носил элегантные, но потертые костюмы, на подошвах у него часто бывали дыры; и все это никак не мешало ему создавать ауру безукоризненного стиля), о его щедрости ("Хотел бы я знать, - пишет Хаскелл, - сколько людей постоянно жили за его счет?") - и о скупости (ну, тут уж не только Хаскелл, а кто только не писал о его способности торговаться из-за мелочей и нескольких франков), и конечно, о его неукротимой энергии, о страхе перед старостью, о вечной погоне за молодостью, о его авторитарности, о его сентиментальности, о способности жертвовать старыми друзьями, если это нужно для дела, - и об умении возвращать этих старых друзей и очаровывать их... Для Дягилева, в самом деле, в движении была жизнь - и, как писал Нувель, "когда он работал, он утомлял и себя, и других, когда же он отдыхал, он только утомлял других". А Хаскелл очень верно замечал, что Дягилев получал наслаждение не столько от достигнутой цели, сколько от процесса ее достижения. И чем больше препятствий было на пути, тем сильнее было удовольствие от их преодоления. В общем-то, классическая схема: "Сначала создаем проблемы, а потом героически их преодолеваем". Дягилев по этой схеме работал всю жизнь - и с большим успехом.
Что еще мне запомнилось в книге Хаскелла? Ну, например, маленький показательный эпизод: когда в двадцатые годы начали появляться балетные труппы, созданные по образцу Русских балетов и время от времени переманивавшие к себе людей, прежде работавших у Дягилева, сам Дягилев, конечно, был этому совсем не рад. Хаскелл приводит интересный диалог на эту тему. "Ну, Сергей Павлович, - сказал Дягилеву один из его бывших танцовщиков, - как вы можете сердиться? Нам всем надо жить, а у вас все-таки нет монополии на балет". "Это верно, - согласился Дягилев, - но я бармен. Я придумал и составил коктейль по своему собственному рецепту. И не стоит рассчитывать, что я обрадуюсь, глядя на то, как другие приходят и пытаются смешать те же самые ингредиенты". "И хотя при его жизни, - пишет дальше Хаскелл, - многие "бармены" пытались повторить его успех, им это не удавалось, несмотря на то, что они использовали те же самые ингредиенты. Секрет заключался в смешивании - а это умел только Дягилев".
Я чувствую, что мой пост безобразно разросся, пора заканчивать. Как всегда, он получился бестолковый и лохматый, но что поделать, мне лень составлять определенный план, я пишу то, что в голову взбредет. Напоследок еще скажу пару слов о ком? - правильно, об Антоне Долине. К сожалению, Хаскелл и написал-то о нем от силы пару абзацев (зато Лифаря расхвалил изо всех сил - нет, и заслуженно, конечно, Лифарь милый, но Долин мне нравится гораздо сильнее). Он тоже считал, что в 1925 году Долин ушел из Русских балетов из-за того, что Лифарь стал быстро продвигаться наверх в иерархии, и Долин почуял в нем соперника (сам же Долин, и я об этом не раз писала, все это отрицал). Хаскелл писал о том, что Долин, возможно, был слишком независим, а кроме того, вообще не был особенно восприимчивым и отзывчивым учеником (Схейен тоже соглашался с этой мыслью). Поэтому они с Дягилевым часто ссорились. Дягилев совершенно не понимал и не разделял его взгляды на жизнь: например, для него было непостижимо, с какой стати Долин хочет играть в теннис или поехать с друзьями на пикник, а не хочет тихо сидеть в уголке, слушая, как Дягилев беседует со Стравинским или Пикассо. По-моему, это прелесть что такое. Так и вижу, как Патрик тайком убегает играть в теннис, а потом выдерживает оглушительную головомойку, устроенную рассерженным Дягилевым. Бедный бэби.

@темы: Дягилев и все-все-все

---

Понятия не имею, откуда этот кадр. Вернее, не то чтобы совсем не имею понятия: это мой любимый РиДж-2010. Но что это за видеозапись - не знаю, скорее всего, пресловутый "последний день прогона", то бишь то, что на двд не выходило, а демонстрировалось на SkyStage. И где это отыскать целиком - понятия не имею.

Все, конечно, смотрят первым делом в центр, на Чиэ и Тэру. А я смотрю левее, на Бенико, обнимающую Нэнэ, и мне хо-ро-шо, мне так хорошо, что ничего мне уже не надо. Впрочем нет, что это я? Конечно, надо. Надо больше Бенико с Нэнэ, конечно. Ну, и запись вот эту тоже - надо позарез.

@темы: Такаразука

---

Оказывается, вчера умер Бенедикт Сарнов. А я ничего не знала. Сегодня поехала в "Москву" забирать заказанную книгу, не стала сразу спускаться в букинистический подвальчик за заказом, а сначала решила рассмотреть всякие мемуарные-литературоведческие новинки. Ну и увидела - фотографию Сарнова в черной рамке, с датами жизни и смерти. И как-то меня сразу придавило.

---

Хоть бы RSYA состоялся в этом году, что ли. Я бы туда отправила свою "Игру о Ла Верне" и, может быть, перестала бы изводиться из-за того, что никтоменянечитает. Свинство, конечно, так говорить, потому что даже этот фик несколько человек прочитали. Но с ним получилась та же история, как с моими романами - "Донским кладбищем" и "Чтецами": сначала я его довольно долго писала, много в него вложила, старалась, отделывала, потом выложила и... ну да, получила два отзыва. Это еще хорошо, "Чтецов", судя по всему, осилил до конца только один человек. Но в общем, все равно... грустно быть нечитаемым автором. А ничего не поделаешь. И к тому же, "Ла Верна" - это что-то пограничное между ориджем и фанфиком, да еще и фанфиком по очень редкому канону. Сложно заманивать читателя на такой текст. А хочется.

@темы: фики, Аойке Ясуко

---

Хотела написать о Хаскелле - как раз дочитала, Хаскелл умница и прелесть, - но не успеваю, убегаю. Да еще и комп начал глючить, пока его перезагружала - листала Лифаря. Попала на весьма показательное место - рассказ о парижской премьере "Голубого экспресса": "Долин прекрасно танцевал, и этот спектакль был его настоящим торжеством. Публика вызывала Долина - Дягилев как будто не замечал его и его успеха и пристально-ласково смотрел на меня - мальчика кордебалета, открывшего балет".
О, этот Серж! Все-таки чувствовал он в Долине сильного соперника - даже не в танце, а в сердце Дягилева, - и все старался убедить и читателей, и себя самого, что Дягилеву этот Долин не очень-то был нужен, что связался он с Долиным только для того, чтобы уязвить Лифаря, а так - смотрел только на Сержиньку и думал только о нем. Ну да, конечно.
И насколько же умнее поступил сам Долин, что не стал в своих мемуарах сравнивать, кого Дягилев любил сильнее него, а кого слабее, а просто написал - чисто по Кушнеру - "ну что тут такого, любил и любил".

@темы: Дягилев и все-все-все, Антон Долин

---

Восьмая серия: краткие спойлерные впечатления

Ощущения от серии какие-то странные. Срочно нужно пересмотреть с субтитрами, потому что сегодня я на слух все воспринимала раз в десять хуже, чем обычно. То ли сама не выспалась, то ли они там все невнятно говорили. Диалект Питера, например, я почти не поняла, догадывалась, о чем он говорит, по каким-то очертаниям слов.
Эротическая сцена с Аланой была чрезвычайно тоскливой. Чем так снимать секс, лучше вообще его не снимать. Конечно, Лектеру нужно сбрасывать напряжение после сеансов с Уиллом, но право, честнее было бы просто пристать к Уиллу и предложить ему реализовать вот те самые фантазии - об убийстве Лектера "своими руками". До преступления дело не дойдет, но свою маленькую смерть Лектер получит.
Хорошо Уилл с Джеком ловили рыбку, ничего не скажешь. И лопали ее потом хорошо. Но сама сцена... ох, Джек - в костюме с галстуком, о Лектере и говорить нечего - он как всегда затянут в свою элегантную "тройку", как в броню. И тут же сидит Уилл - да, в пиджаке, так и быть, но и в рубашке, расстегнутой даже не на одну, а на две верхние пуговицы. Там не только шею, там начало груди уже видно. Но очки все равно на носу - этакая уступка собственной скромности и последняя защита.
Марго мне очень понравилась. Хочу больше Марго - она в движении хороша, и голос у нее очаровательный. И сцена, в которой Мэйсон прижимал ее к аквариуму и забирал ее слезы, чтобы добавить в мартини, была гораздо эротичнее секс-сцены Лектера с Аланой - хотя и отвратительно эротичной (и мартини со слезами - это такая безвкусица, что уже из-за нее следует Мэйсона сурово осудить).
А зато Алана была очень даже мила, когда беседовала с социальным работником-маньяком. Дайте же ей поработать, и желательно - с незнакомыми людьми, она сразу меняется к лучшему, на нее смотреть приятно. Хватит из нее делать "la femme - la compagne de l'homme", в романтичных сценах она выглядит не так свободно и естественно, как в рабочих. Кстати, об Алане: меня страшно раздражает фэндомное мнение "Алана - шлюха". Скажите пожалуйста, какие моралисты выискались! Хуже бабок на лавочке: видите ли, женщина переспала (посмела переспать!) по обоюдному желанию с мужчиной - ну да, без предварительного брачного обряда, - и вот пожалуйста, ее кроют на все буквы алфавита. Просто противно. Интересно, что Ганнибала в фэндоме никто шлюхой не обзывает - хотя он тоже, нехороший такой, Уиллу изменил. Ну, как всегда, классическая фэндомная мизогиния во всей красе.
Зеллер и Прайс - ах, как обычно, отвечали за организацию майского дня и именин сердца. И между прочим, мне ужасно понравился момент, когда Зеллер подошел к Уиллу и извинился перед ним. Это было неожиданно - и очень по-человечески, образ Зеллера сразу стал еще ярче. Вообще приятно, что Зеллера с Прайсом не забывают, не делают из них только функции, оттеняющие главных героев.
Ну, когда живая птица вылетела из грудной клетки, нельзя было не вспомнить "божье имя, как большая птица, вылетело из моей груди". Жуткая и прекрасная сцена. А вот когда в конце нехороший человек-маньяк стал вылезать из трупа лошади, это было невыносимо противно - куда там грибам из первого сезона, пчелам и прочим милым шалостям.
Ну и конечно, Фуллер не обманул и выдал ганнигрэма с горкой. Эта поездка в автомобиле - в ночь, сквозь снег, под романтичную музыку, - удовлетворила бы шиппера, даже если бы больше в серии ничего, кроме нее, не было. А там было. И боже, это же надо было умудриться закончить серию на этой сцене, на этих кадрах:


Да вся сцена была потрясающей: ах, как Лектер отговаривал Уилла, уже готового выстрелить, ах, как осторожно забирал у него пистолет! Собственно говоря, после этого "реализация" ганнигрэма кажется неизбежной - ну, пусть и не в кадре, так и быть, но за кадром - запросто. Последний психологический барьер убран, Лектер снова прикасается к Уиллу - который уже вполне сознает и допускает эти прикосновения, не то, что в первом сезоне, когда он осознавал далеко не все. И это умопомрачительно хорошо. И как же хочется, чтобы их игры не превратились в последних сериях в борьбу бобра с ослом. Вроде бы и не должны, но мало ли...
"На этом коллектив нашего санатория прощается с вами. Мы провели вместе несколько прекрасных минут. А теперь - отбой". (с)

@темы: "Hannibal"

---

У меня в дневнике так здорово записи чередуются: Дягилев и Ганнибал, Дягилев и Ганнибал, и время от времени еще Такаразука влезает. Но сейчас очередь Ганнибала - потому что ночью выходит новая серия, и хоть я запрещаю себе раскатывать губу на "слэш-в-каноне", но все равно жду чего-то потрясающего. Ведь что ни говори, а Фуллер способен на все. И пусть идей у него - на все семь сезонов, но он явно понимает, что полет может прерваться в самом начале, поэтому гуляет на все деньги уже во втором сезоне. И правильно. И так и надо. Чего уж мелочиться?
Вчера еле-еле сдержалась и не показала мужу моей сестры ту самую великолепную промофотку к восьмой серии. Решила, что нечего цивильного человека запугивать раньше времени. Вот если в серии действительно что-нибудь этакое случится, то он и так все увидит. А если нет - ну, значит, нет, ему все равно не постичь всю глубину слэшерского восторга при виде этой фотки.
Я еще предвкушаю, как интересно будет потом пересмотреть оба сезона целиком. Мне и сейчас очень хочется пересмотреть первый сезон, но я пока терплю, чтобы не перебивать аппетит.
Нашла очень славную гифку из седьмой серии - один из моментов той самой сцены, когда Уилл влезает к Лектеру на кухню и наставляет на него пистолет. Я сначала фыркала на эту сцену, она мне казалась скомканной, но теперь я признаю, что была неправа - сцена восхитительна, и восхитительна эта улыбка Уилла (вот как раз можно увидать ее сейчас в гифке), когда Лектер спрашивает у него: "Разве вы не хотите узнать, чем все кончится?".

@темы: "Hannibal"

---

К вопросу об общении Дягилева с Маяковским. Меня почему-то ужасно занимают их взаимоотношения - и странным образом греет душу их взаимная симпатия. Что-то есть светлое и трогательное в том, что они друг другу явно нравились. Хотя, конечно, и наскакивали друг на друга, и спорили отчаянно.
Во-первых, вот соответствующая выдержка из дневников Прокофьева (1922 год):

"Довольно интересной встречей в Берлине была встреча с Маяковским. Маяковский, который ужасный апаш (я всегда боюсь: а вдруг ударит? так, ни с того ни с сего), очень благоволил к Дягилеву, и они каждый вечер проводили вместе, яростно споря, главным образом о современных художниках. Маяковский, который, конечно, ничего не признаёт, кроме своей группы художников-футуристов, только что приехал из России и имел в виду заявить миру, что мир отстал, а что центр и будущее в руках московских художников. Их выставка как раз была открыта в Берлине. Но тут в Дягилеве он нашёл опасного оппонента, ибо Дягилев всю жизнь возился с новым искусством и знал, что за последнее время сделано заграницей; Маяковский же просидел все последние годы в Москве, а потому никакой его нахрап не мог переспорить веских доводов Дягилева. Дягилев под конец даже стучал руками по столу, наседая на Маяковского. Следить за этими спорами было очень любопытно.
Я держался с Маяковским очень сдержанно, но он ко мне явно благоволил и почему-то априорно не любил Стравинского. Его попытки доказать Дягилеву, что я настоящий композитор, а Стравинский ерунда, тоже оказались неубедительными, так как и тут для аргументаций Маяковский был недостаточно вооружён. Зато чем Маяковский одержал истинную победу, так это своими стихами, которые он прочёл по-маяковски, грубо, выразительно, с папироской в зубах. Они привели в восторг и Стравинского, и Сувчинского, и Дягилева; мне они тоже очень понравились. Вся группа нередко соединялась, чтобы ругать меня хором за то, что я пишу на Бальмонта и Брюсова. Я, чтобы подразнить Маяковского, скромно прибавил: «Вот я ещё на Ахматову написал», - на что Маяковский ответил, что иногда приятно похвастаться, что вот, мол, вы все говорите мне одно, а я делаю другое! Но мои поэты так плоски, что и хвастаться тут нечем. Дягилев вожделенно поддерживал Маяковского".

А во-вторых, только что прочитала у Хаскелла еще одну прелестную историю. Маяковский обозвал Дягилева буржуазным и отставшим от жизни. "Вы ничего не знаете о новом русском искусстве!" Дягилев ужасно обиделся, побелел от злости - и немедленно прочитал в ответ Маяковскому два его же стихотворения. К сожалению, Хаскелл не указывает, какие именно, а жаль, было бы интересно узнать. Так что последнее слово осталось за Дягилевым. "Подготовленный ли заранее или нет, - замечает Хаскелл, - это был типично дягилевский выпад. Никто никогда не видел его читающим, но он всегда был прекрасно осведомлен о последних литературных новинках".

Ну, и в-третьих - хоть это уже Дягилева и не касается - повешу здесь одно из своих любимых стихотворений Маяковского. Правда, к стыду своему признаюсь, что я вообще-то Маяковского знаю очень плохо, читала его мало - но все надеюсь восполнить пробелы. А это стихотворение - довольно раннее, 1916 года - люблю, и все тут.

Вот иду я,
заморский страус,
в перьях строф, размеров и рифм.
Спрятать голову, глупый, стараюсь,
в оперенье звенящее врыв.

Я не твой, снеговая уродина.
Глубже
в перья, душа, уложись!
И иная окажется родина,
вижу -
выжжена южная жизнь.

Остров зноя.
В пальмы овазился.
"Эй,
дорогу!"
Выдумку мнут.
И опять
до другого оазиса
вью следы песками минут.

Иные жмутся -
уйти б,
не кусается ль?-
Иные изогнуты в низкую лесть.
"Мама,
а мама,
несет он яйца?"-
" Не знаю, душечка,
Должен бы несть".

Ржут этажия.
Улицы пялятся.
Обдают водой холода.
Весь истыканный в дымы и в пальцы,
переваливаю года.
Что ж, бери меня хваткой мёрзкой!
Бритвой ветра перья обрей.
Пусть исчезну,
чужой и заморский,
под неистовства всех декабрей.

@темы: Дягилев и все-все-все

---

Да. Извините. Я не могу это так оставить. Я же не усну.

Это промо-фото к восьмой серии "Ганнибала". Как теперь дожить до субботы? Как вообще теперь дальше жить? Это ужасно, Фуллер, ну что же ты делаешь, не прекращай, только не прекращай!

@темы: "Hannibal"

---

Я сегодня (ладно, уже вчера) почти без труда получила Хаскелла-Нувеля: "Diaghileff. His artistic and private life". Восхитительный толстый том в синем жестком переплете, ему уже почти восемьдесят лет, но он прекрасно сохранился. Я, конечно, попрыгала до потолка, порадовалась, похвасталась, на обратном пути с почты стала листать его прямо на ходу - ну, а что зря время терять?
Тут же в списке иллюстраций увидела нечто странное: "Nijinsky and Dolin in Le Train Bleu". Так, думаю, интересные дела творятся, да в этой книге, кажется, история пошла по альтернативному пути: Нижинский выздоровел и станцевал с Долиным в "Голубом экспрессе". Ай да Хаскелл, ай да Нувель, вот уж удружили!
Ну нет, говорю себе дальше, не может быть. Наверно, перепутали, хотели написать: Nijinska, ведь Бронислава-то как раз в "Голубом экспрессе" танцевала. Открываю нужную страницу, вижу вот эту фотографию:

- и начинаю неприлично хохотать. Потому что не то что Нижинского или Нижинской - даже Долина на этой фотографии и в помине нет. А на самом деле это - Леон Войциховский и Лидия Соколова. Но да, в сцене из балета "Голубой экспресс". Но как, но как можно было так все перепутать? Спросили бы у самого бэби, в конце концов, он это на снимке или не он (благо Хаскелл с ним вполне себе контактировал). А так получилось и смешно, и обидно - потому что больше ни одной фотографии Долина в книге нет.
Но мне сразу вспомнилось, как Линн Гарафола в "Русском балете Дягилева" описывала один из эпизодов "Голубого экспресса": "...Долин делал двойной пируэт, уходил в кувырок и затем прыгал на "рыбку" - это была комбинация-отражение одной из ряда блистательных кульминаций свадебного па-де-де из "Спящей красавицы"... <...> Только Нижинская могла изобрести комбинацию "пируэт - кувырок - рыбка", посредством которой Долин приземлялся, подобно транссексуальной Авроре, на руки Дезире, одетого как принц Уэльский". Под "Дезире", конечно, подразумевался персонаж Войциховского. Жаль только, снимков этой сцены не сохранилось - по крайней мере, я ничего подобного не видела.
И еще я у кого-то читала (у кого? у Гарафолы? у Григорьева? у самого Долина?), что Дягилев после ухода Долина из труппы хотел восстановить "Голубой экспресс" с Лифарем в роли Красавчика - но ничего не вышло, Лифарю оказалось не под силу это сочетание классического танца (или даже пародии на классический танец) с акробатическими трюками. Долин оказался неповторим в этой роли.

@темы: Дягилев и все-все-все, Антон Долин

---

Увидела у  NikaDimm флэшмоб, решила утащить и тоже поиграть. Конечно, флэшмоб тщеславный и самолюбовательный, но что поделать, каждому позволено иметь свои маленькие слабости. So won't you kindly do a girl a great big favor?

Назовите мне любой мой текст - фик или оридж, неважно - и я в вольной форме что-то вам про него расскажу.

Для  Gero_Arrowhead:

о терранском фике "Толченое стекло"

Сейчас открыла файл с этим текстом, посмотрела на дату и ахнула - осень седьмого года, седая старина. Даже боюсь перечитывать, хотя - раз уж флэшмоб нескромный, так можно позволить себе еще одну нескромность - мне кажется до сих пор, что текст этот не очень дурен. По крайней мере, краснеть мне за него не приходится. В том году "Toward the Terra" как раз и выходила, я ее смотрела как онгоинг. Но совершенно не помню, написала ли этот фик после завершения сериала или до того, как он закончился. А проверять лень. И совсем не помню, почему я вообще взялась его писать - ну, вернее, ясно без объяснений, что мне хотелось написать что-нибудь про мою любимую парочку - Киса (в тексте он - Кейт, потому что Keith) Аниана и Мацку. Но наверняка были еще какие-то причины, о которых я благополучно позабыла. А, ну да, конечно - никакого русскоязычного фандома, даже маленького, тогда и в помине не было, а прочитать что-нибудь хотелось. И хоть знаменитые "Правила выживания в маленьком фандоме" тогда еще не были написаны, но все равно приходилось жить именно по ним. Хочешь прочитать? - пиши сам. Вот я и написала. Стеклянная стена между Кейтом и Мацкой в этом фике и поцелуй сквозь это стекло - явная отсылка к одной из моих любимых сцен в аниме Simoun (там главные героини целуются просто сквозь стену). Наверно, весь текст возник вокруг этой идеи - чтобы Кейт и Мацка поцеловались сквозь преграду и чтобы преграда исчезла от поцелуя. Все остальное - покушение, отравленная (зараженная) пуля, карантинный корабль - возникло для того, чтобы подпереть собой шаткую идею. Помню еще, что мой первый читатель высказался об этом тексте довольно кисло. Но это было, боже мой, ужасно давно.

Для  gr_gorinich:

О фике "Крылья остры" по манге "Кантарелла"

Еще один старый-старый фик, который я сто лет не перечитывала. Он на год младше терранского, написан осенью восьмого года. В том году я впервые увидела Рим - это важно! - и прочитала (не до конца, потому что, кажется, до конца она тогда еще и не вышла) мангу Хигури Юу "Кантарелла" про Чезаре Борджиа и компанию. Манга была на русском языке, и ошибочный перевод отразился в тексте - Микелетто-Кьяро в этом переводе был назван Мичелотто-Чиаро, а мне тогда было, увы, чихать на все эти тонкости, я разбираться не стала, поэтому в тексте у меня тоже - не Кьяро, а Чиаро. Стыдно, конечно, но я не исправляю, пусть остается, как есть (мне самой в назидание). Мангу саму никому особенно не посоветую - это красивое чувствительное сёдзё в историко-романтической упаковке, среднего качества повествование, которое могло бы получиться интересным, если б сочиняла его не Хигури Юу, а, допустим, Каори Юки. Последняя умела (и, я думаю, умеет до сих пор) ставить сюжеты с ног на голову и закручивать их так, что у читателя дух захватывает, а Хигури Юу предпочитает - судя по тому, что я у нее читала - бродить по проторенным и утоптанным дорожкам. Хотя та же "Кантарелла" начиналась у нее очень интересно - но, к сожалению, долго на высоком уровне не продержалась. И тем не менее, я за ней следила до конца - из интереса к одному-единственному неглавному герою. Там у Чезаре (который разрывается между своими демонами, любовью к Кьяро-Чиаро и любовью к Лукреции - куда ж без инцестуальных мотивов?) был весьма интересный соратник Таддео делла Вольпе - этакий замкнутый, мрачноватый, по-своему очень привлекательный тип. И его отношения с Чезаре тоже были интересными - и вот как раз скорее в духе Каори Юки: любовь слуги к господину не без эротического подтекста. Это мой кинк, мне это нравится, поэтому мой ОТП в "Кантарелле" был определен раз и навсегда. Но, как всегда - ОТП есть, читать нечего, манга засмотрена до дыр, а чего-нибудь еще хочется. А раз хочется - то да, пиши сам. Я и написала (мое стандартное объяснение, как я погляжу).
А еще в Риме в Замке святого ангела я увидала во внутреннем дворике старую статую архангела Михаила (вот фотография, не очень удачная, но дает представление). Прежде именно эта статуя стояла на вершине замка, но в середине 18 века ее заменила другая статуя, изображающая Михаила, вкладывающего меч в ножны. Если мне не изменяет память, в "Кантарелле" Чезаре неоднократно сравнивает Кьяро именно вот с этой статуей восемнадцатого века (конечно, жуткий анахронизм, но красиво же). А бедный Вольпе, которого Кьяро все время обскакивал на повороте и отнимал у него внимание Чезаре, проассоциировался у меня именно с архангелом с дырявыми железными крыльями, архангелом, впавшим в немилость и сосланным во внутренний дворик замка, откуда ему уже не увидеть Рима. Вот из этой переклички образов и ассоциаций, в общем, и родился текст.
Кроме того, там есть отсылка к одной из сцен в манге (когда Чезаре надевает Вольпе полумаску Кьяро и целует его), которую я в то время прочитала в неправильном переводе (а другого не было). А еще в тексте есть цитата из романа Айрис Мердок "Время ангелов" (я его не перечитывала тысячу лет, а надо бы, кстати). И обрывается он на самом интересном месте, а почему - я уже и не помню. Наверно, я просто не знала, о чем писать дальше.

Для  NikaDimm:

О ЛоГГовском фике "Дни Александровы"

"Дни Александровы" - текст, написанный "по случаю". Собственно говоря, если б не день рождения gr_gorinich - скорее всего, не было бы и текста, потому что от ЛоГГ я к тому времени уже отошла. Но еще не прибилась ни к какому новому фэндому, а что-нибудь написать было нужно. И где-то там неподалеку оказался еще день рождения принца Алека, который в дайри отмечался не то чтобы широко, но по френдлентам картинки постили, и я сама не осталась в стороне. И меня торкнуло, и я стала писать текст именно о нем - вот уж никогда бы не подумала, что окажусь на это способна.
Вообще-то я о детях не пишу. Более того - в логгофэндоме одно время были очень модны и распространены "детотексты" с "милыми ангелочками", сюсюкающими взрослыми и чуть ли не грязными пеленками. Вероятно, у кого-то они вызывали умиление, но меня от них просто тошнило. Не исключено, что "Дни Александровы" появились как запоздалый "ответ Чемберлену" - вернее, всей обойме фиков со счастливым папашей Райнхардом, счастливой мамашей Хильдой и счастливым сыночком Алеком. Наверно, есть в этом тексте скрытый полемический запал. Но в общем-то сочиняла я его не "назло" кому-нибудь, а просто потому, что меня вдруг захватил образ очень рано повзрослевшего и очень одинокого ребенка, который нужен всему государству, но при этом не нужен никому.
Мне хотелось еще в этом тексте прикоснуться к часто замалчиваемой, но волнующей меня теме: женщина вовсе не обязана непременно любить рожденного ею ребенка, что бы ни твердили вокруг о "врожденности" такой любви и о радостях материнства. Отчасти я это показала в тексте на примере Хильды - она внимательна к сыну, она по-своему заботится о нем, но не любит. И он принимает эту нелюбовь спокойно, и тоже не любит свою мать в ответ, так что они поддерживают очень вежливые, прохладные, вполне "взрослые" отношения.
Ну и конечно, я не могла обойтись без своих любимых пейрингов. Мне тоже было по-своему интересно передать их глазами ребенка, принимающего их как должное и ничему не удивляющегося. То ли в нем говорит природная холодность, то ли хорошее воспитание, а скорее всего - и то, и другое. Никто извне не оберегает его нравственность, потому что все чувствуют - он убережет ее сам.
А любимый мой герой в этом тексте - оригинальный воспитатель. Мне не хотелось давать в воспитатели принцу военного человека, кого-то из приближенных Райнхарда, мне казалось, это будет неправильно. И я выдумала совершенно штатского "господина Карла" (не без отсылок к Карлу Иванычу из толстовского "Детства"), да сама же им и прониклась. Хотя он тоже перекрученный внутри человек, ну так там все такие.
Отсылки к Людвигу Баварскому и цитаты из Бродского легли в текст сами собой. Ну, а главная погрешность "противу канона" заключается в том, что принца ни разу не называют Алеком, а только Александром. Но такому принцу, какой получился у меня в этом тексте, уменьшительное имя ни к чему и не к лицу.

Для  alena1405:

О ЛоГГовском фике "Летние классы"

Мой первый полноценный текст с моим ОТП Оберштайн/Райнхард. До него были только мелкокалиберные однострочники, которых мне самой не хватало для полного шипперского счастья. Уже не помню, почему вообще я начала писать этот фик, но помню, что шел он у меня довольно легко и бойко. Впрочем, тогда для меня была "весна фэндома", и все само сочинялось. В "Летних классах" для меня основной цимес был в том, чтобы "договорить" персонажей до постели. Поэтому большую часть текста они беседовали (помню, в отзывах меня даже мягко упрекнули за излишнюю говорливость Оберштайна), а описание секса заняло очень мало места. Но я все равно считаю этот фик хорошим таким ПВП. В нем нет каких-то глобальных идей, герои в кои-то веки не занимаются решением серьезных проблем, кроме одной-единственной: как бы им более-менее обоснуйно переспать. И мне кажется, в конце концов они эту проблему решают вполне успешно.

Для  Инна ЛМ:

О ЛоГГовском фике "Узаконенные занятия любовью, а не войной"

Еще один текст из разряда "деньрожденный подарок для gr_gorinich". Сочинялся в золотое времечко - в 2011 году, когда увлечение ЛоГГом было в самом разгаре, в фэндоме было весело и интересно, и идеи били ключом (разумеется, по голове - это отразилось в тексте). Совершенно не помню, почему вообще я вдруг решила переженить свои любимые парочки в этом фике, и не помню, чтобы я что-то специально продумывала и изобретала. Просто садилась перед компьютером, открывала файл - и вперед, писала, как бог на душу положит, но выходило довольно складно. При этом я почти не занималась стилистической отделкой текста - поскольку фик был шутливым, то я позволяла себе маленькие поблажки (да и боялась, что если еще буду наводить красоту, то к сроку не успею). Но как ни странно, сейчас я его перечитываю и вижу, что он выглядит вполне сносным и без "макияжа".
Еще в этом тексте можно увидеть, как постепенно начали меняться мои шипперские пристрастия. В то время моим главным фемслэшным ОТП был, конечно, Магдалена/Хильда, но я уже основательно "выписала" этот пейринг и начала посматривать на свежую пару Аннероза/Хильда. Поэтому в фике, как мне кажется, заметно, что автор немножко поразрывался между двумя аппетитными фемными пейрингами. Но выбрал в итоге основную пару, а пейринг с Аннерозой оставил на потом.
По-моему, никто до этого фика (да и после него, к сожалению, тоже) не занимался раскручиванием перспективного пейринга Меклингер/барон фон Кюммель. А жаль, пейринг славный, хотя я сама, описав его юмористически, теперь его иначе и не воспринимаю.
Где-то я встречала мнение, что Мюллер в фэндоме приобрел кличку "Рейхсрадио" именно после моего фика. Не знаю, верно это или нет, не могу сказать точно, подметили ли уже тогда в фэндоме эту поразительную способность Мюллера к передаче последних известий, слухов и сплетен. Скорее всего, я просто использовала бродившую в воздухе идею. А вот исчезающим и появляющимся из ниоткуда Фернером я тихонько горжусь - по-моему, никто его до меня не описывал в таком ключе. Причем я сама ума не приложу, как он вообще проник в фик и так в нем хорошо развернулся. Ну, наверно, все дело в том, что если уж берешься описывать Оберштайна, то и без Фернера не обойтись.
Оберштайн и Райнхард на фоне всех остальных персонажей выглядят в этом фике, на мой взгляд, просто неприлично адекватными. Впрочем, Оберштайну это по должности положено. А я с удовольствием использовала возможность написать о них откровенный флафф: в серьезных фиках у меня это не получалось, зато в юмористическом - да запросто.
А вообще-то я сама больше всех люблю в этом фике дружескую-преслэшную пару Роенталь/Миттермайер. Ну и папу Мариендорфа еще. А, да, а еще нехорошо горжусь диалогом шерстоухих за спиной у Оберштайна: " - Видал? Оберштайн к фройляйн подошел и сказал ей два слова! - Два? Двадцать два, я считал! Мажем, что он в нее влюблен?". Как раз тогда в фэндоме начали доказывать, что Оберштайн в каноне питал к Хильде неканоничные чувства - и в подтверждение этой гипотезы приводили диалог из 35 серии. Ну, и я не могла пройти мимо этих новейших фэндомных веяний.

Для  NikaDimm:

О ЛоГГовском фике "Поземка"

Это удивительный (для меня) фик - он больше однострочника, но я все равно умудрилась сочинить его за один день. Для меня это головокружительная скорость, потому что я пишу ужасно медленно, даже если у меня вдохновение и все такое. Но, похоже, в кои-то веки вдохновение оказалось сильнее лени. И мне вправду очень хотелось написать что-нибудь со странной парой маркиза Бенемюнде/барон Флегель. Я как-то очень резко прониклась этими нехорошими людьми. Ну и повод был подходящий - как раз в то время в сообществе "Миры Танаки" начался весенний фестиваль АУ "Оживи персонажа" (а попросту - "оживлялка), и пока все вокруг воскрешали более-менее положительных персонажей, я решила, что надо бы устроить немножко счастья и персонажам неположительным. И получилось, как мне кажется, довольно душевно. Не без привкуса ООС, конечно (особенно это касается резко поумневшего барона Флегеля), но я списала все на то, что ни один человек не застрахован от изменений к лучшему. Даже если этот человек - Флегель или Бенемюнде.
На этот фик я получила несколько запомнившихся отзывов. Один очень приятный - где вспомнили о булгаковском посмертии и "не свете, а покое" применительно к этим персонажам. И другой очень смешной - где мне советовали впредь и писать такой гет, а не неканоничный слэш.

Для  Ариабарт пушистый и в фуражке:

О фике "Ложа 'Анандрин'" по "Титании"

Писала я этот фик на титанийский фикатон "Разум и чувства". Причем писала в экстремальных условиях - как раз где-то в это время, когда фик был начат, но еще не закончен, я умудрилась сломать два пальца на вполне себе рабочей левой руке. Но несмотря ни на что, все равно дописала фик к сроку. Впрочем, это не героизм, просто действительно хотелось в фикатоне поучаствовать.
Помню еще, что мне хотелось написать фемслэш с Теодорой, но я не знала, кого выбрать ей в партнерши. До этого у меня был только опыт "спейривания" Теодоры с Хильдой, но это было совсем другое. И  alena1405 посоветовала мне пейринг Теодора/Франсия. О! - подумала я. То, что нужно! - подумала я. Ну и стала сочинять более-менее любовную историю, не очень заморачиваясь. Правда, особой любви там не получилось - да впрочем, Теодора и романтика вообще плохо сочетаются. Зато Теодора и Франсия сочетаются очень хорошо, после этого фика пейринг прочно укрепился в моем внутреннем фаноне.
Но удивительно, я сейчас поняла, что я совсем этот текст позабыла. Пересматриваю его - ну точно, ничего не помню, читаю, как новый. Так странно. Даже и не знаю, что еще о нем написать. Наверно, если б эти Теодора и Франсия в конце концов остались вместе и забили на Идриса и Жуслана соответственно - то в Титании появилась бы еще одна серьезная сила. Но они обе слишком умны, чтобы выбирать друг друга, они, наверно, чувствовали, что тогда их союз не продлился бы долго. А жаль. Это было бы интересно, как мне представляется. И еще мне кажется, что в этом союзе - как, в общем, и в постели, - тихая Франсия все-таки была бы ведущей. Она сумела бы мягко укротить Теодору. Хотя, конечно, ей бы пришлось потратить на это много сил.
Да, не помню, рассказывала ли я о названии фика. Ложа или секта "Анандрин" (Anandryne) - это было лесбийское общество в предреволюционном Париже. Возглавляла это общество актриса мадемуазель де Рокур. Вообще само слово "anandryne", "безмужняя" - использовалось как синоним слова "лесбиянка". Ну, и мне захотелось поиграть со смыслами, представив Теодору и Франсию в этом фике такими же "безмужними" - и организующими этакое "закрытое общество" на двоих. Вот так.

запись создана: 09.04.2014 в 00:33

@темы: флэшмоб, фики

---

Что такое любовь? Это когда в субботу вскакиваешь в десять утра и бежишь скорее качать новую серию "Ганнибала".
Потому что меня в десять утра может поднять только любовь, да и то не всегда.

Кратко, но спойлерно о седьмой серии

"Выживут только любовники" - вот что я повторяю, глядя на кровавое безобразие на экране. Выживут только Лектер и Уилл, Зеллер и Прайс, да еще Фредди Лаундс, потому что она в принципе неубиваемая (и я все еще верю, что она прячет Абигайль под одеялом). А третьего сезона явно не будет, потому что хоть это и хорошие персонажи, но с ними еще тринадцать серий не снимешь, разве что полнометражную эротику.
Ладно, шучу, шучу, конечно. Но выпиливание персонажей идет с пугающей скоростью. А те, кто не выпиливаются, глупеют так, что пробы некуда ставить. У меня такое чувство, будто Лектер промыл Алане мозги - все-таки, несмотря ни на что, прежде она не была такой феерически упертой овцой. И даже Уилл, по-моему, с трудом удерживался от фэйспалма при разговоре с ней.
Мириам была замечательно хороша. Я боялась - судя по промо к седьмой серии - что она будет совсем не в себе, а оказалось, она очень даже в себе. Если, конечно, не считать заключительного выстрела. Впрочем, спасибо доброму доктору Лектеру, едва ли Мириам стала бы "вершить правосудие" без его мягкой и ненавязчивой (и невербальной) инспирации. Но он все равно рискует так, что дальше некуда. И его игры с Мириам и с Чилтоном были отвратительно жестоки. Футакимбыть, короче говоря.
Вот что меня по-настоящему напугало - так это внезапное гуро с Гидеоном. Бррр, пожалуй, это для меня была самая страшная сцена в "Ганнибале".
Чилтона жаль. Он был очень "сочным", ярким персонажем, без него будет не так весело - вернее, весело, но не так. Впрочем, в "Ганнибале" все персонажи яркие, и каждая потеря невосполнима и ощутима. И бедному Чилтону досталось больше других: Лектер над ним всласть покуражился. Хотя, кажется, мы рано Чилтона хороним - он вроде бы выжил, если я правильно истолковала слова Фуллера.
Ну и конечно, Уилл и Ганнибал, главный пейринг сериала. Наконец-то они снова вместе - и нет между ними решетки. Сцена на кухне показалась мне несколько скомканной - но, наверно, оттого, что я просто слишком много от нее ждала. Надо ее пересмотреть с субтитрами. Но последняя сцена была невообразимо прекрасна. Все-таки это любовный роман: возобновление терапии как возобновление отношений, вечер, музыка, романтика... и Джек Кроуфорд приходит утром и выясняет, где был Лектер этой ночью и кто может подтвердить его алиби. Ну, тут Уилл и выходит - мол, я могу. И что вы делали ночью? - интересуется Кроуфорд. - И кто кого? Ну, а ответ ясен: никто никого, всю ночь разговоры разговаривали. Красота. И Уилл теперь держится с Лектером на равных, и это очень приятно.
Вот только жаль мне, что Уилл обстриг свои роскошные кудри. Но оно и понятно: когда он лохмат, он кажется ужасно трогательным - обманчиво трогательным, зато сейчас сразу ясно - человек вернулся в строй и вышел на тропу войны. Only lovers left alive, что тут еще добавить?
И напоследок - вот вы знаете, как любой нормальный человек догадается, что Лектер маньяк и извращенец? Во-первых, когда он ест в одиночестве - он именно ест, не отвлекаясь на книги, новости, компьютер и проч. А во-вторых, он читает - сидя за столом! Выпрямив спину, аккуратно раскрыв книгу и включив настольную лампу. Нет, точно маньяк, сто сорок шесть процентов.
Да, и в последней сцене оранжевая рубашка Уилла кажется отражением оранжевого тюремного комбинезона Чилтона.

@темы: "Hannibal"

---

Из дневника графа Гарри Кесслера (запись от 14 мая 1912 года):

"Супруги Эдвардс и Андре отпускают поразительно прозрачные намеки на отношения Дягилева с Нижинским. Когда при них упомянули "belle-mère" (тещу) Дягилева, мадам Эдвардс сразу спросила: "Вы имеете в виду госпожу Нижинскую?"."

При разговоре присутствовал сам Дягилев, а вот Нижинского не было. Мися, конечно, попала в точку: ну кого еще, кроме госпожи Нижинской, можно было в то время назвать тещей Дягилева? Причем Дягилев был вполне приятным зятем. Вот что писала Бронислава Нижинская о взаимоотношениях Дягилева с ее матерью:

"...Дягилеву быстро удалось преодолеть ее недоверие, он-таки сумел ее очаровать. Зная, что ей это понравится, Сергей Павлович всегда обращался к ней по-польски "пани Нижинска". Мама понимала русский язык, но дома предпочитала говорить по-польски. Дягилев выучил несколько польских выражений и употреблял их в беседе с ней, что было ей очень по душе. Я уверена, в конце концов Сергей Павлович искренне полюбил нашу маму".

Еще мне кажется, что я встречала у Кесслера же упоминание о том, что Дягилев разговаривал с Нижинским по-русски и по-польски. Но сейчас я пыталась найти точную цитату - и не нашла: то ли пропустила, то ли вообще что-то перепутала. Но не знаю, у кого еще, как не у Кесслера, я могла это найти. Ладно, на свежую голову поищу еще раз.

@темы: Дягилев и все-все-все

---

Дописала на зубах маленький ганнибальский фичок. Чепуха, конечно, но я хоть размялась, вспомнила, как слова в предложения соединять и как составлять из предложений текст.
84. Пожалуй, это получился сиквел к моему прошлогоднему ганнибальскому фику "Преображенный лик Дианин". Люди все те же, пейринг все тот же, таймлайн второго сезона и АУ - потому что Абигайль жива. Обоснуя нет и не будет, обоснуй для слабаков. Зато есть фемслэш, немного цитат и, может быть, даже крохотный, едва различимый намек на ганнигрэм. Называется фик "Натюрморт без черепа".

"Hannibal", PG-13, AU, Фредди Лаундс/Абигайль Хоббс

Фредди возвращается домой поздно вечером, как всегда: у нее бесконечный рабочий день, она сама платит себе за сверхурочные часы. Не побегаешь - не поешь, а ее кормят ноги, фотоаппарат и авторучка, светлая сумасшедшая голова, острый нюх, любопытство и удача. Она закрывает дверь за собой, опускает подъемный мост: до утра в ее крепость никто не войдет, разве что покричит под окном. Из кухни пахнет омлетом, апельсинами, молотым кофе, как будто уже светает и пора вставать. Здесь время спутано, с непривычки не разберешь, что к чему; но Фредди проголодалась, и ей все равно, чем ее накормят - лишь бы без мяса, потому что с мясом невкусно. Она сбрасывает туфли и беззвучно идет на запах, в одних чулках крадется по ковру. Веселое зеркало отражает ее голой, с дыбом вставшими рыжими волосами - это милая шутка, расплата за нахальство и вранье. Будет знать, как изворачиваться и грубить, будет знать, как раздевать других донага и выставлять напоказ без спроса, будет знать... ничего она не будет.
А на крохотной кухне, в разомкнутом пространстве стоит у стола девушка и режет хлеб на деревянной доске. Свет падает наискосок, из-под ножа летят золотые крошки. Два тюльпана, два лиловых пятна на холсте завершают композицию в духе старых голландцев: это не портрет и не жанровая сценка, это natura morta. Тут нет одушевленных предметов, живая Фредди смотрит извне на девушку без жемчужной сережки, запоминает по привычке ненужные, невостребованные мелочи, полупрозрачные штрихи. Она в клетчатой рубашке до колен, со странною асимметричною стрижкой: справа топорщится колючий «ежик», а слева длинные пряди струятся вниз, на плечо, скрывая висок, ухо и шею. Мила ли она? - о да, очень мила, и Фредди зовет ее «самым очаровательным трупом на свете», уайлдовской леди Статфилд, асфоделевой странницей, тенью, но лишь про себя, а вслух - просто по имени: Абигайль.
- Привет, - говорит Фредди и целует ее в губы, некрепко, но нежно. - Что ты готовишь?
- Ты же видишь: омлет, - отвечает Абигайль. - Вовремя ты вернулась.
- Опять завтрак на ужин? На ночь нужно бы есть что-то полегче.
- Ты голодная. И мы еще долго не ляжем, я знаю.
- А чем мы займемся? - игриво спрашивает Фредди. - Любовью?
- Я буду мыть тарелки, а ты - писать статью, - хмыкает Абигайль. - Или наоборот.
- Или наоборот. Дай мне что-нибудь, я голодная.
Они едят на ночь глядя вопреки всем правилам и диетам - после одиннадцати, а не после шести, пополам делят круглый омлет, намазывают хлеб свежим медом, запивают кофе с молоком. Обе довольны и обе сыты, кофеин не помешает им крепко уснуть - это же не больная совесть, не плач за стеной, не сердечные спазмы. В миске лежит крупно нарванный римский салат, с апельсина содрана оранжевая шкурка, грязная посуда составлена в мойку до утра. Приятного аппетита всем и доброй ночи, и дай вам бог пережить эту добрую ночь. Ветер свистит снаружи, швыряет сухую листву; впрочем, это искусственный шум, аудиозапись, которую прокручивают этажом выше. Лучше не обращать внимания и беседовать так, будто ничего не происходит: отвлечение сродни «игре в мяч», только нет Навзикаи, одни условно бессмертные души.
- Что ты сегодня делала? Выходила куда-нибудь?
- Конечно, выходила. Я же не могу все время прятаться у тебя под кроватью.
- Ты не боишься, что встретишь кого-нибудь?
- Нет, - улыбается Абигайль, - и ты прекрасно знаешь почему. Я же официально мертва, я призрак. Это живые должны бояться встречи со мной.
- Например, твой убийца?
- Например, мой убийца.
Абигайль никогда не рассказывает, кто убил ее, и Фредди уже не пытается задавать вопросы. Даже в постели, когда они лежат, обнявшись, и Абигайль склоняет голову Фредди на плечо, щекочет ее по-мальчишечьи остриженными волосами, - даже в постели ничего не узнать, кроме того, что и так известно, не проникнуть в чужие мысли и воспоминания. Ладонь останавливается на границе, упирается в шершавую нежную кожу; вот и все, а лица не разглядеть при погашенном свете. Аккуратная рана давно зажила, и Абигайль слышит так же хорошо, как прежде, чего еще желать в ее обстоятельствах? Прекрасны эти повреждения, изъяны и сколы на мраморе: розовый шрам пересекает шею, ушная раковина отрезана или отбита на память, в расширенных зрачках отпечатался образ убийцы. Сколько ей лет? - неизвестно, у богинь нет ни возраста, ни удостоверений личности, ни водительских прав. А она теперь лесная богиня, с ножом и с пистолетом за поясом, с крошками пороха на кончиках пальцев. И Фредди когда-нибудь пожалеет, что ввела ее в свой дом.
- Все думают, что Уилл Грэм убил тебя.
- А ты так не думаешь?
- Уже нет. Это было бы слишком удобно.
- Почему бы тебе не выступить тогда в его защиту?
- Потому что у меня нет доказательств. И потому что я его вообще не люблю.
- Ты никого не любишь, - возражает Абигайль и усмехается тихонько. - Любовь ничего для тебя не значит. Ты все время ни на чьей стороне, поэтому ты можешь встать на любую сторону. Даже на сторону Уилла Грэма.
Как странно звучит в темноте ее сухой смешок. Теперь любовь ничего не значит и для самой Абигайль: ей хорошо, она сирота, она наконец-то научилась никому не верить. Ради этого безверия стоило умереть разок-другой. Но Фредди точно знает, что Абигайль не предаст ее, не ударит в спину из-за угла: ведь они вдвоем стоят на нейтральной земле, на ничьей стороне, и дело тут не в любви - «ей, понимаете ли, совершенно не к кому больше пойти», вот и все. В готовой формуле, в закавыченной цитате скрыто принуждение, а может быть, даже сексуальное насилие (если помнить, откуда цитируешь, но Фредди-то помнит). Да, понимаете ли, Фредди не умеет утешать по-другому: слова истерты и легковесны, нужно средство посильнее, чтобы согреть замерзшую в лесах и в бегах Абигайль. Однажды ночью Фредди ложится к ней и целует в губы, гладит ее между ног, пока она не задрожит и не забьется сладко; так все начинается между ними и тянется до сих пор: тюльпанная идиллия, блаженное посмертие, рай ниже пояса. Они обе довольны, им тепло и не тесно на узком матрасе; они почти в безопасности - почти, да не совсем, когда-нибудь осколок или камень пробьет бумажные стены насквозь. Но не в этот раз, не сегодня: враждебный воздух остывает снаружи, температура опускается ниже, ниже, и оленьи копыта приминают ледяную траву.
- Ты хочешь, чтобы я всегда была только рядом с тобой?
- Ни в коем случае, - быстро, даже брезгливо отзывается Абигайль. - Не защищай меня, пожалуйста, у тебя все равно не получится.
- Потому что ни у кого не получилось, и я не лучше других?
- Да нет, не в этом дело. Просто мои защитники заканчивают одинаково: пытаются меня убить, чтоб спасти наверняка. Это очень скучно.
- Абигайль, - произносит Фредди и берет в ладони ее невидимое лицо. - Абигайль, но кто же убил тебя?
Абигайль молчит и не двигается, как мертвая, лишь тонкие жилы пульсируют на ее висках. Напрасно, она и сейчас ничего не скажет, она честно хранит свои тайны, сжимает губы, чтоб не проговориться. C тех пор, как Фредди нашла ее у себя в доме - перепуганную и бледную, с промокшим от крови бинтом на голове, - с тех пор они ходят по кругу из истины, лжи, снов и желаний, два слова произносят вслух, третье держат в уме. До чего же опрятно и бережно проведена ампутация - как будто хирург резал, отсекая прошлое Абигайль вместе с мягкими тканями и хрящами. Нет больше ни детства, ни преступлений, ни потерь, она почти чиста, почти невинна; ее не узнать и не поймать, она еще и неуловима - да не «почти», а просто не-у-ло-ви-ма, не настигаема, не достижима ни мыслью, ни сетью. Она живет под защитою своей собственной признанной смерти.
А Фредди только обнимает ее под одеялом, лижет шрам на шее, спит с ней, ласкает холодными пальцами - но уже не пытается рассказать ее историю. Обещание нарушено, эта книга никогда не будет написана - ну и пусть, чем скорее все забудут Абигайль, тем лучше. Легче легкого притвориться, что она мертва и зарыта, расчленена, распылена; всем или почти всем удобнее быть без нее. Чужие осиротевшие собаки лают снаружи, олени выходят из чащи, а вороны, почуяв кровь и падаль, летят навстречу, бьют крыльями и кричат. Но пока ничего не кончено, и Фредди надо постараться остаться в живых: поменьше беспечности, побольше осторожности, иначе даже опыт не спасет ее от беды. Хорошо бы одолжить у Абигайль, лесной богини, пистолет и нож, спрятать в сумочку - к блокноту и носовому платку, попрощаться навеки утром, чтобы вечером вернуться наверняка. В гробу слишком жестко спать, не повернешься и не поцелуешь подругу, и не увидишь, что будет дальше. А Фредди не может все бросить и умереть на полпути: нечестно это и против правил, и вообще - нарушение свободы слова.
- Наверно, меня вызовут в суд как свидетельницу. Как очень ценную свидетельницу, конечно.
- И ты непременно солжешь под присягой и скажешь, что ужасно жалеешь обо мне.
- Ты же сама не хочешь, чтобы я говорила правду. Впрочем, все равно, сейчас тебе никак нельзя оживать.
- Лгунья Фредди, никто тебе не поверит.
- И никто меня не поймает.
К ней не придерешься и не подкопаешься: не хотите - не верьте, а попробуйте-ка опровергнуть и зубы сломаете, свернете себе шею. Фредди давно научилась заметать следы, лгать невинно и сдержанно, не попадаться на пустяках. О чувствах ее спросят: какие отношения связывали вас с Абигайль Хоббс? Извольте, она ответит: мы были очень близки, - и солжет совсем чуть-чуть, подменит настоящее время прекрасным прошедшим. Они сейчас близки, ровно в этот миг, ближе некуда, даже иглу не просунешь между ними. Дыхание прерывается, одно сердце на двоих стучит бестолково и глухо. О чем еще им говорить - не о любви же и не о будущем (как о выдуманных и несуществующих вещах, континентах, планетах). Это зеркало готово отражать что угодно, развлекая себя самое мимолетными образами, а глаза Абигайль отталкивают свет, и сколько ни всматривайся - ничего не добьешься, не узнаешь, кто ее убил.
- А ведь Уилла Грэма могут казнить в конце концов. Если только не докажут, что он был не в себе.
- О нет, - говорит Абигайль и вздыхает легонько, - что ты, его не казнят. Он слишком любит Уилла Грэма, он не выпустит его из рук.
- Кто это - он, такой влюбленный?
- Мой убийца.
- Ну что ж, тогда я спокойна за него, - замечает Фредди. - Уилл заслужил именно такую любовь. Или, может быть, они с твоим убийцей заслужили друг друга.
- Да, как мы с тобой.
- Да, дорогая, как мы с тобой.
Абигайль улыбается и проводит ногтем по горлу Фредди, намечая розовый шрам.

@темы: фики, "Hannibal"

---

Всем Такаразуки (перед сном или с утра пораньше - уж как получится):


Слева направо: Аран Кей с палкой, Юзуки Реон с собачкой, Куренай Юзуру с Манакой Аю.

@темы: Такаразука