Ужасно соскучилась по Эрику. Сама не знаю, чего хочу, то ли новых материалов, то ли новых фотографий, то ли просто о нем поговорить (хотя что нового я могу о нем сказать?). Подписана в фейсбуке на группу, посвященную Эрику, там в последнее время владельцы активизировались, каждый день что-нибудь выкладывают, да только все материалы и фотографии - известны мне давным-давно. И в основном это общедоступные фотографии с gettyimages или просто известные снимки (при этом владелец не может идентифицировать на фотографии Сьюз Уолд - ну, в общем, тут я промолчу, потому что я очень воспитанная). Вот только сегодня выложили, наконец-то, кое-что, чего я прежде не видела, - но качество скана, увы, оставляет желать. Не мне на это сетовать, конечно, у меня самой сканы не бог весть какие. А все-таки хочется поворчать.
Ну ладно. Выложу-ка я и свой не бог весть какой скан из Мейнерца. Это Эрик и Иветт Шовире репетируют "Жизель" в 1964 году. Ну, все помнят историю о том, как Рудольф, увидев эту "Жизель", признался Эрику, что теперь едва ли сможет танцевать сам в "Жизели" - идеал, созданный Эриком, показался ему недостижимым. Ну а Эрик обозвал Рудольфа дураком и велел танцевать без фокусов. Правильно велел, конечно, трезвый Эрик. А еще он жаловался потом, что вот-де Иветт Шовире все узнавали и у стейдждор ждали, а его никто не узнава-а-ал. Ну, то есть, не жаловался, конечно, так только, обращал на это внимание.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Продолжаю раскапывать своих подвалов. Вот, например, очередной скан из Мейнерца, год не указан.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Эрик в балете Герберта Росса "Тристан" (по одноименной новелле Томаса Манна), АБТ, 1958 год. Скан мой из Мейнерца, чуточку подрезанный. А в 1957 году Росс поставил в АБТ "Служанок", балет по одноименной же пьесе Жана Жене, где, как и хотел Жене, служанок танцевали/играли мужчины. Потом, если мне не изменяет память, этот балет возобновляли, и там танцевал Брюс Маркс (мы его все знаем и любим за Иллариона в "Жизели" 1969 года), вот только не помню, кем он там был - Клэр или Соланж. А Росс из хореографов переквалифицировался в театральные и кинорежиссеры, и фильм "Нижинский", среди всего прочего, - это его рук дело.
Но кстати, о руках. Руки Эрика здесь - это, как всегда, что-то возмутительно прекрасное.



UPD. Простите, не смогла удержаться: вот в придачу к фотографии - небольшая рецензия Уолтера Терри на "Тристана".

запись создана: 22.10.2017 в 13:24

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos, Erik Bruhn - articles

---

Сижу и думаю: сделать отдельный тэг под фотографии с Эриком (и вообще под балетные фотографии) или уж бог с ним, пусть остается один общий эрикотэг на все про все (ну плюс мейнерцовский тэг, конечно). Конечно, хочется, чтоб был порядок, но не знаю, нужен ли кому-нибудь этот порядок, кроме меня.
А вот кому сладкого Эрика в белом воротничке? Впрочем, ладно еще воротничок, но стопы, стопы-то какие! Жаль только, Мейнерц (а из его книги и отсканирована эта фотография) не указывает, где это Эрика так щелкнули. А что он в сентябре 1949 года в первый раз в Нью-Йорк уехал - ну, об этом можно было бы на фотографии и не писать, это я и так знаю. И каждый раз с умилением вспоминаю рассказ Арлетты Вайнрайх о возвращении Эрика из той первой американской поездки: как он ходил весь такой красивый в белых брюках (ни у кого больше не было таких брюк!) и белых носках, жевал жвачку и курил сигареты (наверно, и сигареты были какие-нибудь особенные - американские, что ли? - раз Вайнрайх обратила на это внимание).
Не буду прикручивать лайк-голосование, надоело.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Переотсканировала из Мейнерца эту фотографию. Странная она все-таки. Наверно, это из-за воды и из-за того, что Эрик там такой отрешенный, почти отсутствующий, с прикрытыми или вовсе закрытыми глазами.
Лень прикручивать лайк-голосовалку, смотрите так.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Rudolf Nureyev, Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Отрывки из письма Веры Волковой к Колетт Кларк от 11 марта 1961 года. Мейнерц частично цитировал это же письмо в Billedet indeni, а я переводила и пересказывала его с датского вот здесь. Но разумеется, если есть возможность прочитать оригинал - нужно эту возможность использовать. Тем более, что кое-что в датском переводе я, как выясняется, поняла и передала не совсем верно. Правда, кое-где, судя по всему, сам датский перевод был не совсем точен. Ну да ладно. Теперь, когда есть оригинал, можно просто ориентироваться на него и жить спокойно.

Erik Bruhn came back from the gala a bit sad. He told me he danced badly and fell over in all his pirouettes. At first I thought he was trying to be modest but having received your letter I am sorry to hear that he really did dancу better in rehearsals. <...> I am just as worried about him as I am about Margot. They have both reached the top of their careers and still both are in danger but for different reasons.

По мнению Волковой, Эрик был "невротиком", и его психологические проблемы были тесно связаны с его карьерой.

It is a hard illness to cure unless it is detected and checked from the start. He has reached the point of being a really great dancer. He knows it, he feels it and people tell him so all the time. He now finds it hard to live up to his own immense reputation and is consumed by fears. His greatest fear is disappointing his public; that people will one day shrug after a preformance and say, "So, that is the great Erik Bruhn?"
I was told once that it happens inevitably to all great bullfighters. At the height of their fame and powers they develop tremendous fears they will dissapoint the crowds; that they will fail to live up to their expectations. And so they do something desperate, trying deliberately to repeat a previous successfull feat that came spontaneously to them before. In the end some of them get themselves killed. Luckily our dear friends do not put their life at stake, but it's the same thing when nerves get in the way. <...> Erik is a sick boy. This far, physical exercises have saved him from most of it. <...> His appearance is very misleading: he looks so composed and cool with this granite-like profile and blue eyes. But actually he is wearing himself out with worries, complexes, imaginary conversations, self-doubts and cetera.
Most sensititve people know about it, of course, but they scramble their way out of it and come to terms with life. But Danes are so different. They appear so lost when confronted with problems, they seem unable to solve them and don't even try to nine times out of ten. They just wallow in it.

Волкова считала, что Эрику нужно переквалифицироваться из танцовщика в педагога (для его же собственного блага).

He is a good teacher and I am sure he will be a much happier man when he stops dancing. But it is tragic. He is only 31 or 32 but I feel it will be a short career.
Everybody told me he danced beautifully in Moscow and Leningrad, and Erik told me he was himself amazed: 'I really enjoyed dancing and everything "came off". It was wonderful. Nobody knew about me...'

Как показало будущее - Волкова во многом ошибалась, считая, что Эрик станет счастливее после завершения карьеры танцовщика. Ошиблась она, к счастью, и в предположении, что карьера эта будет короткой. Отставка - одиннадцать лет спустя после письма Волковой к Кларк - далась Эрику очень тяжело. Тем счастливее, наверно, было для него возвращение на сцену (а уж как зрители и критики радовались, да и коллеги тоже, об этом я и вовсе молчу). И наверно, в каком-то смысле он так никогда и не перестал быть танцовщиком - даже в последние годы жизни. Он был худруком, балетным педагогом, постановщиком, хореографом, но в первую очередь он оставался танцовщиком - даже когда его репертуар сводился к нескольким характерным ролям. Он был пропитан балетом - может быть, так же сильно, как запахом Knize Ten и сигарет. Что-то меня потянуло в лирику.
И еще кое-что о Волковой и ее отношениях с Эриком. Мне почему-то казалось - ну, аберрация, игры памяти, - что Эрик был на ее похоронах в Копенгагене весной 1975 года. Но нет, я залезла к Мейнерцу и нашла отрывок из письма Эрика к Джону Ноймайеру, где Эрик ясно давал понять, что на похоронах Волковой не был - и не стоял рядом с теми, кто "равнодушен или был равнодушен к тому, что она отдавала нам и делала для нас". А о Волковой он говорил, что она будет жить дальше в его сердце.
И еще - я не писала об этом здесь, только в фейсбуке, а мне нравится это странное совпадение. Незадолго до смерти Волковой, никогда не танцевавшей в "Жизели" (ее танцевальная карьера вообще была очень короткой и незначительной), приснилось-привиделось, будто она танцует партию Жизели - всю, целиком, оба акта от начала до конца. И это почти предсмертное видение стало для нее, по словам Мейнерца, и освобождением, и своеобразным катарсисом. Ну, а Эрику - тоже незадолго до смерти - тоже приснилось, как я не раз уже рассказывала, что он танцует в "Жизели", да только не Альбрехта, как следовало бы ожидать, а Мирту. Совершенно случайная, странная, по-своему очаровательная перекличка двух предсмертных снов, не знаю, в чем тут дело - в том ли, что мне просто нравятся всевозможные переплетения, совпадения, внезапные параллели и отсылки, - но я эту перекличку очень люблю.

Да, и еще кое-что, чтоб два раза не вставать. К вопросу о "Сильфиде" в НБК в 1964/65 гг. Проверила себя по Нойфельду: премьеру 31 декабря и спектакль 1 января танцевал Эрик (с Линн Сеймур), 2 января танцевал Эрл Краул (тоже с Сеймур) - ему, бедному, досталось больше всех: он в тот же вечер танцевал еще и па-де-де из "Корсара", так что ему пришлось по-быстрому снимать грим, переодеваться и влетать в необкатанную роль (не говоря уж о том, что на репетициях Эрик уделял больше внимания Рудольфу, чем Краулу); 5 января танцевал Рудольф (все с той же неутомимой Сеймур) - сначала предполагалось, что он выйдет в спектакле 2 января, но потом мудрая Селия Франка решила, что лучше отодвинуть его выход на пятое января, чтобы было время как следует его прорекламировать; ну, а 6 января в партии Джеймса снова вышел жульнически выздоровевший чудесным образом исцелившийся Эрик, а с ним свою первую Сильфиду станцевала Лоис Смит.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, "Giselle", "La Sylphide"

---

Старый скан из Мейнерца - малость подчищенный по сравнению с тем, что было. Припоминаю, что в каких-то датских рецензиях Мейнерца поругивали не только за отсутствие библиографии и внятных ссылок на источники, но и за качество воспроизведения снимков. Хотя, разумеется, за качество полиграфии Мейнерц не отвечает, а вот за отсутствие библиографии - еще как. Но с него теперь особо и не спросишь.
А фотографию эту очень люблю: Эрик канадского периода, Эрик в последние годы жизни обладает - ну, для меня, - особым тонким очарованием. А еще на эту фотографию попала, по-моему, Карен Кэйн (это ее нос и часть лица видны на снимке слева). Она хоть и не "мальчик Эрика", но она сама по себе прекрасна. И в ее автобиографии столько замечательного об Эрике. Я об этом уже писала, но так приятно вспоминать снова и снова все эти истории: как она с Линдой Майбардьюк разглядывала в бинокль прекрасные бедра Эрика под килтом Джеймса; как выпивший Эрик в игривом настроении до полусмерти напугал ее мать поцелуем взасос; как Эрик загадочно говорил: "Это было невероятно", - о чьем-либо выступлении, и можно было гадать и мучиться, в каком смысле употреблено это "невероятно" - в плохом или в хорошем; как Эрик обращался со "вверенными ему танцовщиками" - не как с детьми, а как со взрослыми, ответственными людьми, нуждающимися в творческой свободе; как Эрик был одновременно и очень нервным и легковозбудимым - и очень жестким, решительным, авторитетным руководителем, и так далее, и так далее; и еще, разумеется, как привередлив был Эрик за столом, как друзья старались уговорить его поесть хоть раз в день (когда Константин был в отсутствии), и как сам Константин, прекрасный повар, готовил то, что Эрик соглашался есть. Ах, обожаю все эти бытовые подробности, вроде бы уже все знаю наизусть, но так приятно перебирать их снова и снова.

Вопрос: Эрик, наблюдающий за репетицией в своем фирменном стиле "like a hawk", - прекрасен?

1. Прекрасен, иначе и быть не может		12	(54.55%)
2. И "мальчики Эрика" тоже прекрасны		10	(45.45%)
Всего:		22 Всего проголосовало: 12

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Constantin Patsalas, Erik Bruhn - photos

---

У меня как обычно: я когда-то эту фотографию уже выкладывала, но соскучилась и захотела выложить еще раз. Мой скан из Мейнерца, точной даты не помню (кажется, она и не указана), но это последние годы Эрика в Швеции в качестве худрука Королевского шведского балета. Одиночество, откровенная травля со стороны шведской прессы, усиливающиеся боли, усиливающаяся депрессия, опять одиночество, и так далее, и так далее. И на этой фотографии все, в общем, и отражено: одинокий, утомленный и болезненно красивый Эрик.

Вопрос: Лайкнуть бедного Эрика?

1. Лайк Эрику		19	(52.78%)
2. Лайк сканировщику		17	(47.22%)
Всего:		36 Всего проголосовало: 20

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Эрик и Карла на репетиции па-де-де из РиДж (в хореографии Эрика). Мой скан из Мейнерца.

Вопрос: Лайкнуть Эрика и Карлу?

1. Лайк!		14	(50%)
2. И сканировщику спасибо		14	(50%)
Всего:		28 Всего проголосовало: 15

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Carla Fracci, Erik Bruhn - photos

---

Не напрасно все-таки листала Мейнерца ночью, наконец-то решилась пересказать пропущенный отрывок из семидесятых годов - про отношения Эрика с критиком Эббе Мёрком. Мне кажется, я многое оттуда уже когда-то пересказывала, ну да ладно, пусть будет: еще один штрих к портрету Эрика и к истории его отношений с другими людьми, в том числе с людьми, которые ему искренне симпатизировали (как я уже где-то говорила, Мейнерц писал, что Эббе испытывал к Эрику личный интерес - причем вполне взаимный; трактуйте как хотите, все в ваших руках).
Эббе Мёрк вспоминал, что Эрик был очень приветливым и милым, когда они беседовали наедине, с глазу на глаз, но если рядом был кто-то еще, то Эббе чувствовал, как Эрик отстраняется от него, создает дистанцию. Так, например, когда Эрик знакомил Эббе с Рудольфом - причем дело происходило у Эрика дома - то сказал: "Это Эббе, датский критик", - и для Эббе это стало ударом: "Почему он не сказал, что я один из его друзей?". Ему казалось, что это было само собой разумеющееся определение, ведь они с Эриком так хорошо знали друг друга. И это повторялось неоднократно: отдаление, отчужденность.
Но Эббе видел и другие стороны характера Эрика. В 1977 году (или все-таки в 1979?) Томас Гримм снял документальный фильм об Эрике для датского телевидения. Эббе Мёрк, кстати, тоже принимал в нем участие. Где найти этот фильм? Не травите мне душу. Эрик переживал из-за этого фильма и очень нервничал, как все пройдет, каким увидят его зрители, и так далее, так нервничал, что когда фильм в первый раз должны были показать по телевизору, он пригласил Эббе к себе домой на Фиалковую улицу, чтобы посмотреть с ним вместе то, что получилось у Гримма. Эрик в этом фильме представал "космополитом и эстетом", он говорил о своем отношении к дзэн-буддизму, философии, современной музыке, и с кривой улыбкой рассказывал истории из своего детства, в том числе историю о том, как милая добрая мама отказалась покупать ему билет в трамвае, а когда явился кондуктор, заявила, что это вообще не ее сын, и спокойно смотрела, как бедного зайца Эрика высаживали из трамвая. Этот эпизод был воспроизведен в фильме - причем роль Эрика в коротких штанишках исполнил актер Ульф Пилгор, которому на момент съемок было то ли 37, то ли 39 лет, а главное - нежный привет всем, кто пишет об Эрике как о "датчанине огромного роста" - он был (и есть) ростом под два метра (а рост Эрика - ну, так, напоминаю на всякий случай - составлял примерно 170-172 см).
В результате Эрик остался очень доволен фильмом. Как вспоминал Эббе, Эрик не раз повторял: "Когда мы идем по Стрёгету (очень оживленная торговая улица/пешеходная зона в Копенгагене, ведущая к Королевской площади, где стоит старое здание Королевского театра), все пялятся на Кирстен Симоне. Меня больше не узнают". И вот теперь этот фильм служил подтверждением тому, что Эрик имеет определенное значение, что он является "кем-то" в Дании.
Эббе говорил, что Эрик был не совсем свободным человеком, что в нем была какая-то скрытая несвобода (если я правильно поняла слова Эббе). "Он был таинственным, загадочным". А еще он вспоминал, как в Нью-Йорке он вместе с Эриком и другими друзьями иногда ходил в ресторан The Rainbow Room, и многие из их компании охотно танцевали там, но Эрик - никогда и ни за что. Он мог выйти на сцену под взгляды тысячи зрителей, но его вышибала из колеи мысль о том, чтобы выйти на танцпол в The Rainbow Room. Эббе вспоминал, как сказал Эрику: "Это потому, что они не заплатили за то, чтобы тебя увидеть". "Разумеется, он улыбнулся". Уж с самоиронией у Эрика все было в порядке.
В последний раз Эббе встретился с Эриком в самом конце 1985 года. Он тогда был руководителем Фестиваля Тиволи и вместе с директором Тиволи Нильсом Кайзером встретился с Эриком, чтобы обсудить с ним возможность организации выступлений Национального балета Канады в Тиволи. Эрик приехал на встречу с чемоданами, чтобы после сразу отправиться в аэропорт: он возвращался в Канаду. Эббе вспоминал, что на прощание Эрик обнял его и долго-долго держал в объятиях. Присутствовавший при этой сцене Кайзер был несколько смущен. Позже Эббе отправил Эрику письмо, оставшееся без ответа. И известие о смерти Эрика потрясло Эббе сильнее, чем он ожидал. Он считал, что в жизни Эрика - и в дружбе с ним (вероятно, Эббе имел в виду свою собственную дружбу с Эриком) - многое так и не осуществилось. Хотя и признавал, что карьера Эрика сложилась вполне удачно.
Сдается мне почему-то, что Эббе мог рассказать - а может быть, и рассказал, - об Эрике гораздо больше, подробнее и интереснее. Но приходится довольствоваться тем, что есть. Эх, вот еще один человек, чьих мемуаров мне очень не хватает. Впрочем, меня послушать - так все люди, более-менее знавшие Эрика, обязаны бросить все и засесть за сочинение мемуаров. Причем желательно, чтоб основное внимание в этих мемуарах уделялось встречам и общению авторов с Эриком.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn

---

Полезла в Billedet indeni (теперь надо уточнять название книги, а не просто писать "полезла к Мейнерцу"), чтобы кое-что уточнить: ну да, в книге об Эрике он цитирует одну фразу из письма Веры Волковой к Колетт Кларк, а в книге о Волковой этой фразы нет. Я помню, что обещала переписать все отрывки из этого письма, приведенные Мейнерцем в книге о Волковой, - то есть, на нормальном английском языке, и я непременно их перепишу. Ну вот, проверила себя, тут бы и отложить Мейнерца, а я - нет, я не полезла на страницу, посвященную Константину, я полезла в конец книги, в рассказ Пасборга о смерти Эрика. И ведь помню же все это почти наизусть, а все равно - реветь хочется, когда читаю, и так жаль всех: Эрика, Леннарта Пасборга, Рудольфа, Константина. Константина, наверно, потому жальче всех, что в книге его никто, в сущности, не жалеет - ни Пасборг, ни тем более Мейнерц. С одной стороны, это и понятно - не он же умирает, а с другой стороны - неужели партнер и друг умирающего Эрика не заслуживает хоть немного сочувствия?
Впрочем, ладно, я уже об этом тысячу раз говорила и всем надоела.
И мне по-прежнему безумно интересно: присутствовал ли Константин на похоронах Эрика в Гентофте 20 апреля? Черт разберет, зачем мне надо это знать. А еще мне хотелось бы узнать, кто были те неназванные друзья Эрика, утопившие в Гентофтском озере его мраморную канадскую урну. Теперь каждый раз, когда я гуляю по берегу этого озера, я думаю о том, что где-то там на дне по-прежнему лежит эта урна.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Constantin Patsalas

---

В пандан к вчерашнему посту: Эрик репетирует с Михаилом Барышниковым "Сильфиду" в 1974 году. Никогда не устану восхищаться руками Эрика: они изумительно выразительны и красивы.



Залезла к Мейнерцу проверить, правда ли это фотография 1974 года (не то чтобы я сомневалась, но так, на всякий случай), попала, разумеется, на самую зачитанную страницу, посвященную Константину, в стотысячный раз похохотала над тем, как Мейнерц ловко выбрал фотографию с Эриком и Константином, так что слева - текст, в котором Мейнерц ясно дает понять читателю, что Константин Эрика не стоил и вообще, а справа - фотография с абсолютно довольным Эриком в обществе этого самого нехорошего Константина. Ну прелесть же. Почему-то меня это всегда очень веселит.

Вопрос: Нравится фотография с Барышниковым?

1. Нравится.		17	(100%)
Всего:		17

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Constantin Patsalas, "La Sylphide", Erik Bruhn - photos

---

Нет, вы не спите. Нет, это все на самом деле. Год спустя после последнего поста с пересказом Мейнерца меня стукнуло по голове, и я наконец-то решила закончить очередную главу. Самое смешное - я ведь практически все оттуда уже так или иначе пересказывала. И в оставшихся двух последних главах нового материала, по-моему, и вовсе не осталось. Но я вдруг поймала кайф и угар, и так хорошо пошло, что я прям получила удовольствие. Эрик, ты лучший. Мейнерц, ты не лучший, но все-таки хороший (и я наконец-то заказала твою книгу про Веру Волкову, давно было пора).

Эрик вернулся на балетную сцену в сентябре 1974 года - и не где-нибудь, а в Нью-Йорке, в Метрополитен-Опера, и не в чем-нибудь, а в собственной постановке "Сильфиды" с Национальным балетом Канады. Вот только сам он выступил уже не в роли Джеймса, а в роли старухи Мэдж, Джеймсом же при нем был Рудольф Нуреев. Перед спектаклем Рудольф сказал, что им надо бы порепетировать, на что Эрик беспечно ответил, что нет, не надо, я, мол, знаю, что мне делать, и если ты будешь делать так, как я тебя просил два года назад, то я буду знать, что делать мне. Короче говоря, расслабься, Рудик, давай лучше поболтаем. И они превосходнейшим образом болтали в гримерке до самого спектакля. На самом же спектакле случилось то, о чем я уже когда-то рассказывала, но с удовольствием повторю: Джеймс-Рудольф, упав на землю в финале, не умер, а продолжал пялиться на торжествующего Эрика-Мэдж "широко раскрытыми глазами". Так что Эрику пришлось стукнуть его палкой Мэдж по башке, прижать к земле, да еще и прошипеть: "Умирай!", - и только после этого Рудольф, так и быть, "умер". Не сомневаюсь, что это была очаровательная пантомима, и все зрители получили дополнительное удовольствие. А Эрику с Рудольфом была впредь наука: репетируйте перед спектаклем, даже если прекрасно знаете, что вам делать.
Арлетта Кастанье, давняя приятельница Эрика (к которой некогда отчаянно ревновал Рэй Барра - но вроде безо всяких оснований), присутствовала на этом спектакле и была очень удручена - не качеством спектакля, не игрой Эрика, но самим фактом того, что Эрик, ее идеал в мире танца, изображал скрюченную, седую, беззубую старуху в лохмотьях. Она считала, что было что-то "садомазохистское" в выступлении Эрика, в том, как он играл Мэдж - хромую ведьму, нетанцевальную роль, - при танцующем Джеймсе-Рудольфе. Пусть Кастанье не говорила об этом прямо, но совершенно ясно, что она тоже считала, будто в давнем соперничестве Эрика и Рудольфа победу одержал Рудольф - просто потому, что он танцевал, а Эрик уже нет. Но сам Эрик явно не считал себя ущемленным - и, судя по всему, находил определенное удовольствие в том, чтобы играть Мэдж (как он сам признавался в разговорах с Джоном Грюном, он таким образом давал выход своей внутренней злости - так что, возможно, в исполнении этой роли было для него больше психотерапевтического, чем садомазохистского). И кроме того, не следует забывать о том, что Эрик все же принадлежал к датской балетной школе - и там постепенный переход от танцевальных ролей к мимическим был вполне в порядке вещей: никто не видел ничего зазорного или шокирующего в превращении danseur noble в исполнителя характерных партий. И кроме того, Эрик своим исполнением мимических ролей успешно демонстрировал всему остальному миру то, что датчане знали уже давно: "Нету плохих ролей, а есть паршивцы актеры, которые портят все, что им ни дай" (с). Эрик паршивцем не был (ну, в плане драматического дарования - точно не был), поэтому разворачивался в характерных ролях на славу. Год спустя после возвращения в "Сильфиде", в 1975 году, он поставил все в том же Национальном балете Канады "Коппелию" - где создал для себя самого роль доктора Коппелиуса, превратив его из комического элемента в почти трагическую фигуру, в человека, который, по словам датского критика Свена Крэга-Якобсена, был заворожен собственным колдовством. Этот хрупкий, трогательный, но при этом почти маниакально настроенный ученый в разных чулках искренне верил в то, что сумел вдохнуть жизнь в куклу, - и когда обман вскрывался, он был сокрушен, а зрителям становилось как-то не до смеха. Клайв Барнс считал, что Эрик в своей "Коппелии" изменил привычную расстановку акцентов, поставив в центр внимания именно Коппелиуса - а не Сванильду с Францем, как обычно. И это притом, что Францем в премьерных спектаклях снова был Рудольф: можно даже сказать, что их пресловутое "соперничество" (существовавшее ли на самом деле, бог весть) было выведено на новый уровень - теперь они соревновались не в исполнении одних и тех же партий, а в рамках одного и того же спектакля. Что, безусловно, было очень интересно, да и вообще - ну кто бы отказался увидеть Эрика Бруна и Рудольфа Нуреева вместе на одной сцене?
А еще стоит отметить, что далеко не все критики были в таком уж восторге от "Коппелии" Эрика и от его доктора Коппелиуса. Да и от Мэдж тоже. Так, например, Эббе Мёрк, представитель молодого поколения датских критиков (он следил за карьерой Эрика, приятельствовал с ним и, как писал Мейнерц, в течение недолгого времени испытывал к Эрику личный интерес - причем взаимный, в общем, трактуйте сами как хотите), - Мёрк считал, что Мэдж у Эрика как образ получилась неинтересной, весь цимес был только в том, что эту роль исполнял сам Эрик Брун; а что касается Коппелиуса - ну тоже, в сравнении с магически-мистическим Коппелиусом признанного мастера характерных ролей Нильса Бьорна Ларсена или потрясающе добрым Коппелиусом Фредбьорна Бьорнсона (да-да, того самого, у которого Эрик некогда одолжил костюм, чтоб было в чем прийти к королю, а потом выслушивал восторги короля в адрес все того же Бьорнсона), Коппелиус Эрика показался Мёрку невыразительным: "это был просто Эрик Брун в фартуке", вот и все.

И дальше - как обычно: немного многобуков

Но еще до "Коппелии", в самом начале 1975 года, Эрик наглядно доказал, что вернулся на сцену не только для исполнения пешеходных ролей. В январе он принял участие в гала-спектакле, посвященном тридцатипятилетию АБТ, где кого только не было: Леонард Бернстайн дирижировал, свежесбежавший Михаил Барышников танцевал в па-де-де из "Дон Кихота", Рудольф танцевал в па-де-де из "Корсара", Наталия Макарова - в "Весенних водах" Асафа Мессерера (с Иваном Надем). Почему-то Мейнерц перечисляет только беглецов из СССР и вовсе не называет имен их партнеров в па-де-де (я только в сети нашла информацию о том, что Макарова тогда танцевала с Надем). Люсия Чейз пригласила выступить и Эрика, явно предполагая, что он выберет какую-нибудь символическую партию, требующую от исполнителя разве что красиво ходить и поддерживать партнершу. Не тут-то было. Эрик выбрал для своего окончательного возвращения на сцену партию слуги Яна из "Фрекен Юлии", сцену на кухне. Его фрекен Юлией стала Синтия Грегори - с нею Эрик танцевал в этом балете и до своего выхода в отставку. И триумф получился полным, абсолютным и оглушительным: публика аплодировала, как сумасшедшая, танцовщики ревели в кулисах, критики захлебывались от восторга в своих рецензиях. А сам Эрик с фирменным своим ехидством замечал потом, что все так сходили с ума, "как будто я вернулся с того света". Впрочем, я не раз уже говорила, что шутки шутками, а так оно и было: когда он ушел в отставку, статьи в балетной публицистике, посвященные его уходу, были более некрологичными, чем сами некрологи Эрика пятнадцать лет спустя. Так что вполне логично, что его возвращение на сцену было воспринято именно как воскрешение из мертвых. Чудо Эрика, короче говоря. Эрик воскрес, воистину воскрес. Ура.
Об этом я тоже уже сто раз писала, но с удовольствием напишу в сто первый: после гала-спектакля Эрик и Рудольф куда-то смылись вдвоем и обнаружились только через несколько часов под дверями у Клайва Барнса. Разумеется, их впустили (интересно, почему им вообще пришло в голову прийти именно к Барнсу?). Было уже поздно, они оба были пьяненькие - и большую часть времени они просто сидели у Барнса на диванчике и хихикали. Именно тогда Розмари Уинкли, сестра жены Барнса, сделала несколько фотографий, в том числе ту, что я выкладывала у себя не так давно (она же опубликована и у Мейнерца).
Успешное выступление на АБТшном гала не только стало для Эрика мощным стимулом, но и принесло ему приглашение вернуться в АБТ в качестве гест-стар. Предложение это он принял. Ему было сорок семь лет, и в интервью Нью-Йорк Таймс он заявил, что его карьера танцовщика еще не закончена. Правда, он дал понять, что с классическими партиями он "завязал" - можно не рассчитывать на то, что он снова станет Альбрехтом, Джеймсом, Зигфридом. Но он не собирался и становиться "пешеходом". И следовало позаботиться о его репертуаре, поэтому АБТ предложил Джону Ноймайеру поставить па-де-де для Эрика и Наталии Макаровой. Репетиции проходили в дождливом Гамбурге, и Ноймайер, вспоминая о них позднее, сравнивал работу с Эриком и Наталией с тем, как Бежар ставил (это было уже в восьмидесятые годы) Les Chaises для самого Ноймайера и Марсии Хайде: "Это была история любви на троих". Макарова очень беспокоилась об Эрике - и когда Ноймайер демонстрировал поддержки (некоторые были очень сложные), Макарова шептала ему: "Мне кажется, Эрик не сможет это сделать". К сожалению, это па-де-де, получившее название Epilogue, - не имело большого успеха. Арлин Кросс, никогда, впрочем, не питавшая особой любви ни к Эрику, ни к Ноймайеру, писала, что в этом па-де-де ничего не происходило вплоть до закрытия занавеса. Ну и еще добавила парочку уже вполне хрестоматийных замечаний в адрес Эрика, заявив, что он "погружен в собственное совершенство", что его лучшими ролями были роли, где между ним и женщинами были воздвигнуты барьеры: это Джеймс в "Сильфиде", Ян в "Фрекен Юлии", Поэт в "Сомнамбуле", и, наконец, что он был, наверное, единственным знаменитым балетным танцовщиком, который был не в состоянии "подойти к женщине и притвориться, что влюблен в нее". Вот. Припечатала и размазала, и станцевала на нем джигу. Но при этом стоит отметить, что не всегда Кросс была так сурова с Эриком, и, например, в более поздней статье Baryshnikov among Sylphs, написанной уже в 1983 году, она весьма благосклонно отзывалась о его постановке "Сильфиды" в АБТ и о нем самом в роли Мэдж. Она писала, что босая Мэдж Эрика в "гриме Медузы" в серых тонах держала в руках все нити действия, превратившись из второстепенного персонажа в проклятие Джеймса.
Не то чтобы неудачей, но, скорее не удачей обернулась для Эрика и партия Абдерахмана в "Раймонде", поставленной Рудольфом в АБТ (сам Рудольф танцевал Жана де Бриена, Раймондой была Синтия Грегори). Впрочем, вся постановка вызвала довольно сдержанные отзывы критиков, и по мнению многих, Рудольф недостаточно использовал потенциал Эрика, сделав партию Абдерахмана не очень интересной и малотанцевальной. Тут мне трудно судить, я видела только более позднюю версию "Раймонды" Рудольфа, поставленную уже для Опера де Пари в начале восьмидесятых. Это явно переработанная версия АБТшной постановки, но насколько обширны были изменения - поди узнай. По крайней мере, в парижской версии партия Абдерахмана была вполне танцевальна.
После "Раймонды" Эрик, Рудольф и Синтия еще раз станцевали втроем в АБТ - в па-де-труа La Ventana . В классическом варианте Бурнонвиля это па-де-труа танцуют две женщины и мужчина, но Эрик изменил гендерную раскладку, переделав па-де-труа для двоих исполнителей-мужчин и женщины. К сожалению, мне не удалось отыскать сколько-нибудь внятных отзывов на этот номер. Мейнерц у себя цитирует всю ту же Арлин Кросс, которая - по крайней мере, в процитированной фразе, - вообще не удостаивает вниманием Эрика и только пишет, что в La Ventana "Синтия Грегори получила возможность продемонстрировать, как хорошо она умеет танцевать балеты Бурнонвиля, а Нуреев получил возможность продемонстрировать, как хорошо он этого не умеет".
В поисках подходящего репертуара Эрик и Рудольф одно время носились с идеей организовать свой сезон на Бродвее: предполагалось, что они будут танцевать в балете Глена Тэтли Pierrot Lunaire - вместе с Марго Фонтейн (Рудольф уже танцевал этот балет, а Эрик - ну, Эрик просто давно и крепко дружил с Тэтли). Но из этой затеи ничего не вышло. Зато Эрик нашел для себя кое-что получше - он стал танцевать партию Мавра в балете Хосе Лимона "Павана мавра". В 1977 году, во время гастролей АБТ в Дании, Эрик в последний раз станцевал на датской сцене (в Тиволи) - именно в "Паване мавра". Его старшая сестра Оза вспоминала, что узнала об этих гастролях из газет, приехала в город, купила билет и пошла посмотреть на Эрика. И хоть обычно так не делала, но не выдержала и сказала, что это ее брат, а дама, сидевшая рядом с ней, убедила ее пойти за кулисы и поздороваться с ним. И она, пусть не сразу, но все же решилась войти к нему в гримерку (не сразу - потому что сначала она услышала, как он разговаривает там с кем-то), и он был очень рад ее видеть - и рад, что она сама купила билет, не прибегая к его помощи. Как говорила сама Оза, эти просьбы о билетах его раздражали. И это своеобразно перекликается со старой историей, рассказанной Эриком, кажется, в Private World of Ballet: как его мать, убедившись, что сын у нее и вправду талантлив, захотела пойти на его спектакль, а он отказался доставать для нее билет и предложил ей выкручиваться самостоятельно. Ну что ж, она отстояла очередь, купила билет и попала на спектакль, но зато уж потом раскритиковала Эрика так, как, наверно, и Арлин Кросс не снилось. Мера за меру, все нормально. Эрик и его матушка вполне стоили друг друга.
В 1978 году он впервые исполнил заглавную партию в "Петрушке". Тогда же он вместе с Джоном Грюном работал над книгой Danseur Noble - ставшей его первой биографией. И в интервью датскому изданию Extra Bladet - насколько я понимаю, это интервью тоже было дано примерно в то время (Мейнерц! почему ты не даешь нормальные ссылки, Мейнерц?!), - он опять говорил о своей невидимости, о том, что даже его мать не узнавала его на улице, о том, что его называли ненормальным, душевнобольным, шизофреником и так далее. Но он замечал, что совершенно нормален с людьми, которым он доверяет, - и хоть его фантазия может завести его очень далеко, но он никогда не выпускает эту фантазию из-под контроля (нечто подобное он говорил и прежде в Beyond Technique - когда рассказывал о вживании в исполняемые роли и сравнивал это вживание с наркотическим трипом, из которого можно и не вернуться, если не контролировать себя как следует).

Вопрос: Лайкнуть Эрика с Мейнерцом?

1. Лайкнуть, они заслужили (даже Мейнерц)		12	(100%)
Всего:		12

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Rudolf Nureyev, Erik Bruhn

---

Собственно говоря, эта фотография есть в сети, но я не могла удержаться и не отсканировать ее из Мейнерца. Она здесь и побольше, и качество получше (несмотря на мои "золотые" руки). И до чего же тут хороши и Эрик, и Сьюз Уолд: Эрик такой маньячище-маньячище, вражеский шпион и убийца, а Сьюз - очаровательная и беспечная, но с затаенной печалью на лице. Ужасно интересно, каким бы мог получиться их нуарный фильм, если бы они осуществили этот проект. Вот на что угодно спорю, что если бы сценарий там писал Эрик, то его герой непременно бы погиб в финале. А героиня Сьюз Уолд могла бы и остаться в живых. Впрочем, кажется, я уже провожу параллели с "Лебединым озером" Эрика.

Вопрос: Традиционно - нравится?

1. Лайк-like		15	(100%)
Всего:		15

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Два года назад примерно в эти же дни я собиралась в Гамбург на "Смерть в Венеции" и спамила фотками с Эриком. Есть в жизни пока что-то неизменное: Гамбург, Ноймайер и Эрик. Хотя на место "Смерти в Венеции" пришел "Нижинский". Тоже хорошо, но я бы не отказалась еще раз увидеть "Смерть в Венеции". Кстати, интересно, что если не будет никаких изменений, то послезавтра Нижинского будет танцевать Александр Труш (который был Тадзио два года назад в "Смерти в Венеции"). А Дягилевым при нем будет Иван Урбан - и мне очень любопытно, получится ли у них такой же прекрасный дуэт, как у Урбана с Александром Рябко.
Не знаю, как там будет с сетью, почему-то в Гамбурге мне пока очень не везло с интернетом. Ну, в крайнем случае, отдохнете от меня два дня, тоже неплохо. А пока что - вот, выкладываю очередную фотографию прекрасного, пусть и очень печального Эрика. Кто обидел Эрика, я вас спрашиваю? Впрочем, Эрика каждый норовит обидеть, знаем мы их, этих окружающих.

Вопрос: Ну что, лайк?

1. I like it		14	(100%)
Всего:		14

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, John Neumeier and his ballets, Erik Bruhn - photos

---

Наконец-то - скан не из Нойфельда, а из Мейнерца: Эрик учит шведских мальчиков танцевальному уму-разуму. Год не указан, но судя по носу Эрика - это 69-70-71 гг., лично я ставлю скорее на 1970-71й, чем на 1969й.

Вопрос: Нравится?

1. I like it		11	(100%)
Всего:		11

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Люблю эту фотографию с суперобложки Мейнерца: Эрик тут получился одновременно и высокомерным и неприступным, и очень чувственным. Занятно, что тут абсолютно другой подзаголовок: "Dansens herre" вместо "Billedet indeni". Может быть, Мейнерц изменил подзаголовок книги в последний момент?

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Вдруг поняла, что ужасно соскучилась по Мейнерцу. Надо, наверное, все-таки взять себя в руки и закончить пересказ. Вот вернусь из Гамбурга и попробую снова за него взяться. Хотя сейчас листала книгу и чувствовала, что пересказывать уже почти нечего: я все основное из последних глав уже где-то приводила-переводила, так что хронологический пересказ будет по большей части - повторением пройденного ранее. Особенно самая последняя глава - о смерти Эрика. Я ее сейчас перечитывала и думала, что она пробирает, как в первый раз, хотя я ее знаю не то чтобы наизусть уже, но близко к тексту. Как все начинается летом 1985 года: приезд в Копенгаген, жалобы на боли в затылке, страх инсульта, беспокойство врачей из-за того, что Эрик слишком уж исхудал (привет канадскому врачу, поставившему Эрику диагноз "истощение" - жаль, неизвестно, в каком это было году), и тут же - смерть Тони Ландер от рака легких, и пророческое замечание Эрика: мол, если у него будет рак легких, то он хочет умереть быстро, "за три недели". Потом воспоминания Джереми Рэнсома - что Эрик стал курить другие сигареты и кашлять, и говорил, что у него бронхит (и как Джереми, увидевший однажды его приступ кашля, подумал, что у Эрика "не просто бронхит"). Потом конец 1985 года, последнее Рождество - и последний приезд Эрика в Данию (он не встречал Рождество в Дании с 1962 года), прощание с сестрой Озой, с семьей Шрам, с Сьюз Уолд, с Эббе Мёрком, да и с Леннартом Пасборгом тоже - но с Леннартом он еще увидится, а с ними - уже никогда. И все-таки... нет, тут нельзя ничего утверждать наверняка, это слишком зыбкая почва, но мне все кажется: тогда он если и не знал наверняка (может быть, не знал, ведь тогда он рассказал Люкке Шрам, что врачи нашли у него "затемнения" в легких, но диагноз еще не поставили), но уже предчувствовал, что времени у него мало. Начало 1986 года: business as usual, но тут же последнее письмо Рудольфу Нуриеву - от 10 января, с размышлениями о смерти, которую нужно принять; потом 1 марта - прощальный спектакль Нади Поттс ("Тщетная предосторожность") - и последнее появление Эрика на публике. 19 марта появляется его прощальное письмо-обращение к Национальному балету Канады. 20 марта он ложится в больницу умирать. Но еще до того - пока Эрик еще дома - приезжает Леннарт Пасборг: в квартиру Эрика, где горят свечи. Черт знает почему, но меня всегда чуть ли не до слез трогает эта мимолетная подробность в воспоминаниях Пасборга: как Эрик перед его приездом попросил Константина зажечь свечи, чтобы было чуточку радостнее. Нет, пожалуй, дальше не буду, потому что у меня всегда жалость к Эрику (ну, не совсем жалость, печаль - это было бы точнее, жалеть его незачем, грустить о нем - ну, тоже незачем, но как-то логичнее, что ли) связывается в этой главе с дикой жалостью к Константину. Потому что ни Мейнерц, ни его основный источник информации - Пасборг, - оба они не дают себе труда как-то посочувствовать Константину, хоть на минуту подумать, каково ему было в те мартовские дни восемьдесят шестого. Конечно, они и не должны, Мейнерц же не биографию Константина пишет. Но почему Мейнерц как будто не понимает, что это поведение Константина противоречит нарисованному выше - и весьма неприглядному - портрету Константина как карьериста, использовавшего связь с Эриком в своих личных целях. Теперь-то ему от Эрика уже не было никакой пользы, он мог бы и не тратить свое время и силы на умирающего. Но нигде ни Мейнерц, ни Пасборг ни признают, что Константин был действительно привязан к Эрику. Вычеркнуть его совсем из жизни Эрика - и из последних дней жизни Эрика - невозможно, но Мейнерцу удается как можно меньше обращать на него внимание. И получается неожиданный эффект: Мейнерц словно пожимает плечами и говорит читателю: ну да, Патсалас был с Эриком до конца во время последней болезни Эрика, ну а чего тут такого, не стоит на этом останавливаться, поговорим о чем-нибудь другом. И вправду, думает читатель, а зачем на этом останавливаться? Ведь вполне нормально, что партнер/супруг/любовник хочет быть до конца со своим партнером/супругом/любовником. И даже не ради наследства. Ха-ха.
Так, ладно. Вы прослушали пятьдесят восьмое с половиною выступление на мою любимую тему: редиска Мейнерц неправильно написал об отношениях Константина и Эрика. А я, разумеется, знаю, как правильно, слушайте меня. Какое счастье, что сам Мейнерц меня не слышит.
А вообще мне еще жаль, что Мейнерц явно порезал рассказ Пасборга о последних днях Эрика. Я бы хотела почитать его целиком и без купюр.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Constantin Patsalas

---

Мейнерц у меня совсем завис. Я даже знаю, в чем причина, просто не хочу ее озвучивать публично. Не знаю даже, доведу ли теперь дело до конца. Кое-как сделала маленький отрывок, но с огромными пропусками и без всякого увлечения. Тоска. Никуда я не гожусь.
Сьюз Уолд, с которой Эрик познакомился примерно в 1962 году, незадолго до смерти своей матери, и с годами очень крепко с нею сдружился, вспоминала, что Эрик на самом деле был невероятно тревожным человеком. В одном из постов я уже пересказывала историю о том, как они вместе летали на Ибицу, где Эрик купил дом (когда он его купил - кажется, точно неизвестно, может быть, где-то в начале семидесятых). Сьюз призналась тогда, что боится летать, на что Эрик заявил, что он не боится, и предложил Сьюз держать его за руку - чтоб тоже не бояться. Вот только во время полета Сьюз заметила, что его руки стали совершенно мокрыми от пота. Он был испуган, но прятал страх, и если б Сьюз не держала его за руку в этот момент, то и не догадалась бы, что он так сильно боится.
Мейнерц никак не комментирует этот рассказ Сьюз Уолд, так что можно лишь предполагать, действительно ли Эрик страдал аэрофобией, или просто данный конкретный полет был каким-то нервным, поэтому он и испугался, но постарался спрятать свой страх, чтобы не пугать Сьюз еще сильнее.
Сьюз вспоминала, как Эрик по пути в ресторан выбирал длинные обходные пути, подальше от людей, "просто потому что он не любил идти сквозь толпу". Они прекрасно проводили время вместе, часто не обмениваясь ни единым словом, понимая друг друга молча. А иногда принимались хохотать до упаду. У Эрика было огромное чувство юмора, часто довольно вульгарное, но прекрасно сочетавшееся с "плотоядным дьявольским смехом" - и контрастировавшее с его эфирной внешностью. Еще Сьюз часто казалось, что у Эрика могли бы быть психические отклонения - если бы он не был "человеком искусства" и если бы у него не было возможности существовать на сцене, "по-настоящему присутствовать" на сцене. "Альбрехт, дон Хосе, Ян - это были маски, за которыми он скрывался". И благодаря этим маскам, как считала Сьюз, он мог "проживать" свои чувства так, чтобы это "проживание" не становилось опасным.
Среди близких друзей Эрика следует назвать еще супругов Ингрид Глиндеманн и Леннарта Пасборга. С Ингрид Глиндеманн Эрик подружился еще в начале шестидесятых годов. Она танцевала в Королевском датском балете, и Эрик очень уважал ее за "недатское" отношение к работе - видимо, такое же серьезное, какое было у него самого. Когда Ингрид вышла замуж за Леннарта Пасборга, молодого врача, они вдвоем (втроем - плюс их сын Стефан) стали для Эрика еще одной "приемной семьей", наряду с семейством Шрам. После операции Эрик какое-то время жил с ними, приходя в себя и набираясь сил. Все-таки Эрик был немножко кот.
Пасборг считал, что в Эрике было что-то "трансцендентальное", что Эрик имел доступ к чему-то сверхъестественному, к чему-то "на другом уровне". По мнению Пасборга, Эрик был меланхоликом (имеется в виду именно меланхолический темперамент), склонным, в силу этого, к депрессиям. Но несмотря на все кризисы, он был очень сильным человеком, и большинство его поступков были вызваны поисками чего-то, чего он не мог найти у других людей. "Ему приходилось искать это в самом себе. <...> Он нуждался в приватности". "Но он мог и проводить время с другими людьми. Он был очень общительным. Так что можно было гадать, притворяется ли он. И да, и нет". "У него было очень развитое черное чувство юмора".
Почему-то у меня совершенно не идет пересказ. Поэтому, пожалуй, я пока пропущу рассказ Эббе Мёрка о его знакомстве с Эриком и перейду к событиям в жизни Эрика. Может, пойдет чуточку повеселее.
После операций Эрик решил, что больше не хочет постоянно жить в Дании. В феврале 1973 года он сказал в интервью канадской газете Globe and Mail, что планирует переселиться в Торонто. "Канада подходит человеку вроде меня. Я немного цыган...<...> но я хочу осесть в Канаде". Он планировал укрепить свои связи с Национальным балетом Канады и обсуждал с Селией Франкой возможность занять должность resident producer в НБК (что и произошло в сезоне 1974/75).
Летом 1973 года, еще до операций (почему-то Мейнерц немного нарушает хронологию), Эрик написал Рудольфу, что хорошо проводит лето. Вероятно, одним из признаков хорошего отдыха являлись "семейные скандалы", которые Эрик, по его собственному признанию, сам же и устраивал "от скуки". Хитрый Мейнерц не пишет, кому Эрик устраивал эти скандалы, и почему скандалы были "семейными", так что остается только догадываться, кто был пострадавшим. Сдается мне, что речь шла о Константине Патсаласе. В том же письме Эрик еще признавался: "Мне надоела жизнь, и я сам себе надоел", - и добавлял, что очень хочет "найти себя", выразить себя в какой-нибудь работе. У него были возможности для самовыражения: его пригласили сниматься в фильме "Девятнадцать красных роз" ("Nitten røde roser"), где он должен был сыграть главную роль, и играть самурая Такэхиро Канадзаву в театральной версии "Расёмона" (со Сьюз Уолд в роли Масако, жены Канадзавы). К сожалению, из-за невылеченной еще язвы Эрику пришлось отказаться от съемок в "Девятнадцати красных розах". Что касается "Расёмона" - то и репетиции, и премьера этой постановки откладывались несколько раз - тоже из-за болезни и восстановления Эрика после операций (режиссер не хотел брать на роль Канадзавы другого актера), и в конце концов премьера "Расёмона" состоялась лишь осенью 1974 года, практически одновременно (ну, не совсем, конечно) с возвращением Эрика на балетную сцену.
Ладно, хватит. Может быть, когда-нибудь продолжу. А если нет - ничего страшного, все самое интересное из последних глав я уже пересказывала раньше так или иначе.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn

---

Перелистываю Мейнерца и отыскиваю у себя ошибки в переводе/пересказе. Ну, ничего удивительного, если учесть, что язык я не учила, хорошо еще, что в конце концов понимаю, что где-то ошиблась. В рассказе Леннарта Пасборга о смерти Эрика я совершенно неверно поняла и перевела одну фразу. Леннарт рассказывал, что опоздал и пришел в палату через несколько минут после того, как Эрик умер. "Константин был совершенно раздавлен. Жаль, что меня не было рядом (там)". И вот следующую фразу я поняла и перевела абсолютно неправильно. Я перевела ее как "Мне казалось, Константин для этого не годится". На самом же деле (по крайней мере, так мне кажется сейчас), там было сказано что-то вроде: "Константин считал, что это было бы неудобно (неприятно? тяжело?)". То есть, Константин, выходит, либо волновался за Леннарта и считал, что тому не стоило видеть, как Эрик умирает, либо хотел быть в этот момент смерти один на один с Эриком, без Леннарта. И тут же сказано, что Эрик задыхался, "боролся с удушьем". Совсем не та легкая смерть во сне, о которой писали в Торонто Стар.
Не помню, писала ли я о том, что Леннарт, среди всего прочего, сожалел, что не мог откровенно поговорить с Эриком о его умирании, потому что Константин старался замять эту тему и развлечь/отвлечь Эрика. Не совсем понятно, почему Леннарт говорит об этом так, будто Константин находился рядом с Эриком круглосуточно и ни на миг не оставлял их с Леннартом наедине, и чуть только рот Леннарту не затыкал. И не знаю, прав ли был Леннарт, обижаясь на Константина за то, что тот не давал ему поговорить с Эриком о смерти. Мне кажется, если бы Эрик действительно хотел поговорить с Леннартом о своем умирании - он бы сам сделал это, не обращая внимания на Константина. Но может быть, он и не хотел.
И так ли уж был неправ Константин, пытаясь хоть на минуту отвлечь Эрика от мыслей от смерти, доставить ему хоть немного удовольствия? Ведь и Леннарт вспоминает, как однажды Константин принес кассету с испанской музыкой - и Эрик начал "танцевать руками" под эту музыку, и как это было трогательно и прекрасно, "живой жест среди умирания". А если б Константин не принес эту кассету - не было бы никаких "живых жестов", одно умирание.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn, Constantin Patsalas