Живи, а то хуже будет
Не напрасно все-таки листала Мейнерца ночью, наконец-то решилась пересказать пропущенный отрывок из семидесятых годов - про отношения Эрика с критиком Эббе Мёрком. Мне кажется, я многое оттуда уже когда-то пересказывала, ну да ладно, пусть будет: еще один штрих к портрету Эрика и к истории его отношений с другими людьми, в том числе с людьми, которые ему искренне симпатизировали (как я уже где-то говорила, Мейнерц писал, что Эббе испытывал к Эрику личный интерес - причем вполне взаимный; трактуйте как хотите, все в ваших руках).
Эббе Мёрк вспоминал, что Эрик был очень приветливым и милым, когда они беседовали наедине, с глазу на глаз, но если рядом был кто-то еще, то Эббе чувствовал, как Эрик отстраняется от него, создает дистанцию. Так, например, когда Эрик знакомил Эббе с Рудольфом - причем дело происходило у Эрика дома - то сказал: "Это Эббе, датский критик", - и для Эббе это стало ударом: "Почему он не сказал, что я один из его друзей?". Ему казалось, что это было само собой разумеющееся определение, ведь они с Эриком так хорошо знали друг друга. И это повторялось неоднократно: отдаление, отчужденность.
Но Эббе видел и другие стороны характера Эрика. В 1977 году (или все-таки в 1979?) Томас Гримм снял документальный фильм об Эрике для датского телевидения. Эббе Мёрк, кстати, тоже принимал в нем участие. Где найти этот фильм? Не травите мне душу. Эрик переживал из-за этого фильма и очень нервничал, как все пройдет, каким увидят его зрители, и так далее, так нервничал, что когда фильм в первый раз должны были показать по телевизору, он пригласил Эббе к себе домой на Фиалковую улицу, чтобы посмотреть с ним вместе то, что получилось у Гримма. Эрик в этом фильме представал "космополитом и эстетом", он говорил о своем отношении к дзэн-буддизму, философии, современной музыке, и с кривой улыбкой рассказывал истории из своего детства, в том числе историю о том, как милая добрая мама отказалась покупать ему билет в трамвае, а когда явился кондуктор, заявила, что это вообще не ее сын, и спокойно смотрела, как бедного зайца Эрика высаживали из трамвая. Этот эпизод был воспроизведен в фильме - причем роль Эрика в коротких штанишках исполнил актер Ульф Пилгор, которому на момент съемок было то ли 37, то ли 39 лет, а главное - нежный привет всем, кто пишет об Эрике как о "датчанине огромного роста" - он был (и есть) ростом под два метра (а рост Эрика - ну, так, напоминаю на всякий случай - составлял примерно 170-172 см).
В результате Эрик остался очень доволен фильмом. Как вспоминал Эббе, Эрик не раз повторял: "Когда мы идем по Стрёгету (очень оживленная торговая улица/пешеходная зона в Копенгагене, ведущая к Королевской площади, где стоит старое здание Королевского театра), все пялятся на Кирстен Симоне. Меня больше не узнают". И вот теперь этот фильм служил подтверждением тому, что Эрик имеет определенное значение, что он является "кем-то" в Дании.
Эббе говорил, что Эрик был не совсем свободным человеком, что в нем была какая-то скрытая несвобода (если я правильно поняла слова Эббе). "Он был таинственным, загадочным". А еще он вспоминал, как в Нью-Йорке он вместе с Эриком и другими друзьями иногда ходил в ресторан The Rainbow Room, и многие из их компании охотно танцевали там, но Эрик - никогда и ни за что. Он мог выйти на сцену под взгляды тысячи зрителей, но его вышибала из колеи мысль о том, чтобы выйти на танцпол в The Rainbow Room. Эббе вспоминал, как сказал Эрику: "Это потому, что они не заплатили за то, чтобы тебя увидеть". "Разумеется, он улыбнулся". Уж с самоиронией у Эрика все было в порядке.
В последний раз Эббе встретился с Эриком в самом конце 1985 года. Он тогда был руководителем Фестиваля Тиволи и вместе с директором Тиволи Нильсом Кайзером встретился с Эриком, чтобы обсудить с ним возможность организации выступлений Национального балета Канады в Тиволи. Эрик приехал на встречу с чемоданами, чтобы после сразу отправиться в аэропорт: он возвращался в Канаду. Эббе вспоминал, что на прощание Эрик обнял его и долго-долго держал в объятиях. Присутствовавший при этой сцене Кайзер был несколько смущен. Позже Эббе отправил Эрику письмо, оставшееся без ответа. И известие о смерти Эрика потрясло Эббе сильнее, чем он ожидал. Он считал, что в жизни Эрика - и в дружбе с ним (вероятно, Эббе имел в виду свою собственную дружбу с Эриком) - многое так и не осуществилось. Хотя и признавал, что карьера Эрика сложилась вполне удачно.
Сдается мне почему-то, что Эббе мог рассказать - а может быть, и рассказал, - об Эрике гораздо больше, подробнее и интереснее. Но приходится довольствоваться тем, что есть. Эх, вот еще один человек, чьих мемуаров мне очень не хватает. Впрочем, меня послушать - так все люди, более-менее знавшие Эрика, обязаны бросить все и засесть за сочинение мемуаров. Причем желательно, чтоб основное внимание в этих мемуарах уделялось встречам и общению авторов с Эриком.
Эббе Мёрк вспоминал, что Эрик был очень приветливым и милым, когда они беседовали наедине, с глазу на глаз, но если рядом был кто-то еще, то Эббе чувствовал, как Эрик отстраняется от него, создает дистанцию. Так, например, когда Эрик знакомил Эббе с Рудольфом - причем дело происходило у Эрика дома - то сказал: "Это Эббе, датский критик", - и для Эббе это стало ударом: "Почему он не сказал, что я один из его друзей?". Ему казалось, что это было само собой разумеющееся определение, ведь они с Эриком так хорошо знали друг друга. И это повторялось неоднократно: отдаление, отчужденность.
Но Эббе видел и другие стороны характера Эрика. В 1977 году (или все-таки в 1979?) Томас Гримм снял документальный фильм об Эрике для датского телевидения. Эббе Мёрк, кстати, тоже принимал в нем участие. Где найти этот фильм? Не травите мне душу. Эрик переживал из-за этого фильма и очень нервничал, как все пройдет, каким увидят его зрители, и так далее, так нервничал, что когда фильм в первый раз должны были показать по телевизору, он пригласил Эббе к себе домой на Фиалковую улицу, чтобы посмотреть с ним вместе то, что получилось у Гримма. Эрик в этом фильме представал "космополитом и эстетом", он говорил о своем отношении к дзэн-буддизму, философии, современной музыке, и с кривой улыбкой рассказывал истории из своего детства, в том числе историю о том, как милая добрая мама отказалась покупать ему билет в трамвае, а когда явился кондуктор, заявила, что это вообще не ее сын, и спокойно смотрела, как бедного зайца Эрика высаживали из трамвая. Этот эпизод был воспроизведен в фильме - причем роль Эрика в коротких штанишках исполнил актер Ульф Пилгор, которому на момент съемок было то ли 37, то ли 39 лет, а главное - нежный привет всем, кто пишет об Эрике как о "датчанине огромного роста" - он был (и есть) ростом под два метра (а рост Эрика - ну, так, напоминаю на всякий случай - составлял примерно 170-172 см).
В результате Эрик остался очень доволен фильмом. Как вспоминал Эббе, Эрик не раз повторял: "Когда мы идем по Стрёгету (очень оживленная торговая улица/пешеходная зона в Копенгагене, ведущая к Королевской площади, где стоит старое здание Королевского театра), все пялятся на Кирстен Симоне. Меня больше не узнают". И вот теперь этот фильм служил подтверждением тому, что Эрик имеет определенное значение, что он является "кем-то" в Дании.
Эббе говорил, что Эрик был не совсем свободным человеком, что в нем была какая-то скрытая несвобода (если я правильно поняла слова Эббе). "Он был таинственным, загадочным". А еще он вспоминал, как в Нью-Йорке он вместе с Эриком и другими друзьями иногда ходил в ресторан The Rainbow Room, и многие из их компании охотно танцевали там, но Эрик - никогда и ни за что. Он мог выйти на сцену под взгляды тысячи зрителей, но его вышибала из колеи мысль о том, чтобы выйти на танцпол в The Rainbow Room. Эббе вспоминал, как сказал Эрику: "Это потому, что они не заплатили за то, чтобы тебя увидеть". "Разумеется, он улыбнулся". Уж с самоиронией у Эрика все было в порядке.
В последний раз Эббе встретился с Эриком в самом конце 1985 года. Он тогда был руководителем Фестиваля Тиволи и вместе с директором Тиволи Нильсом Кайзером встретился с Эриком, чтобы обсудить с ним возможность организации выступлений Национального балета Канады в Тиволи. Эрик приехал на встречу с чемоданами, чтобы после сразу отправиться в аэропорт: он возвращался в Канаду. Эббе вспоминал, что на прощание Эрик обнял его и долго-долго держал в объятиях. Присутствовавший при этой сцене Кайзер был несколько смущен. Позже Эббе отправил Эрику письмо, оставшееся без ответа. И известие о смерти Эрика потрясло Эббе сильнее, чем он ожидал. Он считал, что в жизни Эрика - и в дружбе с ним (вероятно, Эббе имел в виду свою собственную дружбу с Эриком) - многое так и не осуществилось. Хотя и признавал, что карьера Эрика сложилась вполне удачно.
Сдается мне почему-то, что Эббе мог рассказать - а может быть, и рассказал, - об Эрике гораздо больше, подробнее и интереснее. Но приходится довольствоваться тем, что есть. Эх, вот еще один человек, чьих мемуаров мне очень не хватает. Впрочем, меня послушать - так все люди, более-менее знавшие Эрика, обязаны бросить все и засесть за сочинение мемуаров. Причем желательно, чтоб основное внимание в этих мемуарах уделялось встречам и общению авторов с Эриком.