Живи, а то хуже будет
Нынче ночью приходили ко мне в дайри из Германии, искали Константина Патсаласа и Эрика Бруна. Но кажется, ничего не нашли, и немудрено: для Константина отдельного тэга нет (завести, что ли?), тэг для Эрика есть, но трудно, наверно, разобраться в эрикопостах без знания языка. Ходит ко мне еще с лета какой-то человек из Италии, почитывает посты про Эрика через гуглпереводчик. Так и хочется помахать ему рукой и сказать что-нибудь приветливое, но боюсь его смутить. И главное - у меня же отключена опция комментирования для незарегистрированных, так что сказать что-то приветливое я могу, но ответить он мне при всем желании не сможет. И так получится совсем неловко. Так что ладно, буду молчать и дальше писать всякую ерунду про Эрика. Или не ерунду. Вот у меня Мейнерц лежит, продолжу его пересказывать.
В прошлый раз мы остановились в мае 1965 года, на торжественной речи Свена Крэга-Якобсена, посвященной, естественно, Эрику. Злоязычный Эрик сравнил эту речь потом с полицейским протоколом - как всегда, когда у Эрика плохое настроение, на него не угодишь. Кстати, я нашла эту речь в продаже (она была выпущена отдельной брошюркой), и теперь подумываю ее купить. Интересно же, какие дифирамбы там спеты Эрику.
Весной 1965 года в Королевском Датском балете произошла очередная смена караула: руководитель театра Хеннинг Бронстед объявил об уходе в отставку, а Нильс Бьорн Ларсен, балетный худрук, наметил свою отставку на январь следующего года, сразу же после окончания гастролей КДБ в США. Руководство КДБ стало рассматривать кандидатуры на пост худрука - пока еще не постоянного, а, так сказать, переходного, и одним из кандидатов был Эрик - надо заметить, кандидат вполне заинтересованный. Тем не менее, у него на тот момент были определенные обязательства по контрактам, которые нужно было выполнять, а значит - он не мог целиком отдаться работе на должности худрука КДБ. Поэтому он охотно поддержал кандидатуру Флемминга Флиндта - в качестве, как он думал, временного худрука. Вот только новоназначенный руководитель театра Пер Грегаард решил, что Флиндт вполне устраивает его и в качестве постоянного худрука - а Эрика потихоньку сбросили со счетов: скрипач не нужен. Эрик в ответ излил свое разочарование в интервью, хорошенько оттоптавшись на теме предстоящих американских гастролей: мол, все не так, запланированы они плохо, и добра из этого не выйдет. Впрочем, если верить Эрику Ашенгрину, описавшему эти гастроли в своей книге "Dancing Across the Atlantic", вышло как раз добро, и благодаря трехмесячному американскому турне (организованному, кстати, Солом Хьюроком) КДБ укрепил свои позиции на международной арене и встал вровень с такими зубрами как Большой и Кировский, Роял Балле, АБТ и НЙСБ. Эрик танцевал только в крупных городах (а всего КДБ посетил в тот раз восемнадцать городов и дал 81 представление) и, по воспоминаниям Арлетты Вайнрайх, держался в труппе особняком. Во время перелетов между городами он "сидел впереди, рядом с костюмером Джеком, и без конца ругался. Он называл Нильса Бьорна [Ларсена] тряпкой". Он много пил, раздражался, нервничал - и по мнению Арлетты, дело было не только в том, что ему предпочли Флемминга Флиндта в качестве худрука, но и в том, что и на сцене у него нашелся соперник: новое поколение американских зрителей с большим восторгом принимало Хеннинга Кронстама, а не Эрика. И в интервью журналу Newsweek он признался, что во время этих гастролей чувствовал себя очень одиноким: "Мне было трудно находиться рядом с ними так долго <...> самодовольство, основанное на восхищении нашим славным прошлым, разрушает нас, датчан. <...> Я понимаю их, потому что я сам датчанин. Но они не понимают меня". Казалось, он упал духом, он опять изводил себя сомнениями и говорил, что его карьера достигла пика, и он не может "повернуть назад". Перспективы были мрачны: "Никто не может предложить мне что-нибудь, чего я еще не пробовал. <...> Мне некуда идти после этих гастролей".
В отличие от этого интервью, статья в Time, посвященная Эрику, была гораздо оптимистичнее: там его, как водится, называли самым значительным danseur noble в мире, обладающим превосходной классической техникой и драматической выразительностью. "Одна балерина сказала однажды: "Нуреев - это Каллас, исполняющая Беллини, Брун - это Шварцкопф, исполняющая Моцарта". Но Брун тоже научился кое-чему у своего друга Нуреева. Дон Хосе в версии "Кармен" Ролана Пети - это одержимый человек... <...> У него пылают глаза... <...> и он мечется по затененной сцене со стремительной пантерьей грацией". По-моему, и вправду никогда прежде Эрика нигде не сравнивали с пантерой, это была прерогатива Рудольфа. (Я заказала Time с этой статьей, так что надеюсь, когда она придет, я смогу ее отсканировать и выложить. Лучше читать ее в нормальном английском оригинале, чем в моем корявом переводе с датского.)
И еще немногобуков
В прошлый раз мы остановились в мае 1965 года, на торжественной речи Свена Крэга-Якобсена, посвященной, естественно, Эрику. Злоязычный Эрик сравнил эту речь потом с полицейским протоколом - как всегда, когда у Эрика плохое настроение, на него не угодишь. Кстати, я нашла эту речь в продаже (она была выпущена отдельной брошюркой), и теперь подумываю ее купить. Интересно же, какие дифирамбы там спеты Эрику.
Весной 1965 года в Королевском Датском балете произошла очередная смена караула: руководитель театра Хеннинг Бронстед объявил об уходе в отставку, а Нильс Бьорн Ларсен, балетный худрук, наметил свою отставку на январь следующего года, сразу же после окончания гастролей КДБ в США. Руководство КДБ стало рассматривать кандидатуры на пост худрука - пока еще не постоянного, а, так сказать, переходного, и одним из кандидатов был Эрик - надо заметить, кандидат вполне заинтересованный. Тем не менее, у него на тот момент были определенные обязательства по контрактам, которые нужно было выполнять, а значит - он не мог целиком отдаться работе на должности худрука КДБ. Поэтому он охотно поддержал кандидатуру Флемминга Флиндта - в качестве, как он думал, временного худрука. Вот только новоназначенный руководитель театра Пер Грегаард решил, что Флиндт вполне устраивает его и в качестве постоянного худрука - а Эрика потихоньку сбросили со счетов: скрипач не нужен. Эрик в ответ излил свое разочарование в интервью, хорошенько оттоптавшись на теме предстоящих американских гастролей: мол, все не так, запланированы они плохо, и добра из этого не выйдет. Впрочем, если верить Эрику Ашенгрину, описавшему эти гастроли в своей книге "Dancing Across the Atlantic", вышло как раз добро, и благодаря трехмесячному американскому турне (организованному, кстати, Солом Хьюроком) КДБ укрепил свои позиции на международной арене и встал вровень с такими зубрами как Большой и Кировский, Роял Балле, АБТ и НЙСБ. Эрик танцевал только в крупных городах (а всего КДБ посетил в тот раз восемнадцать городов и дал 81 представление) и, по воспоминаниям Арлетты Вайнрайх, держался в труппе особняком. Во время перелетов между городами он "сидел впереди, рядом с костюмером Джеком, и без конца ругался. Он называл Нильса Бьорна [Ларсена] тряпкой". Он много пил, раздражался, нервничал - и по мнению Арлетты, дело было не только в том, что ему предпочли Флемминга Флиндта в качестве худрука, но и в том, что и на сцене у него нашелся соперник: новое поколение американских зрителей с большим восторгом принимало Хеннинга Кронстама, а не Эрика. И в интервью журналу Newsweek он признался, что во время этих гастролей чувствовал себя очень одиноким: "Мне было трудно находиться рядом с ними так долго <...> самодовольство, основанное на восхищении нашим славным прошлым, разрушает нас, датчан. <...> Я понимаю их, потому что я сам датчанин. Но они не понимают меня". Казалось, он упал духом, он опять изводил себя сомнениями и говорил, что его карьера достигла пика, и он не может "повернуть назад". Перспективы были мрачны: "Никто не может предложить мне что-нибудь, чего я еще не пробовал. <...> Мне некуда идти после этих гастролей".
В отличие от этого интервью, статья в Time, посвященная Эрику, была гораздо оптимистичнее: там его, как водится, называли самым значительным danseur noble в мире, обладающим превосходной классической техникой и драматической выразительностью. "Одна балерина сказала однажды: "Нуреев - это Каллас, исполняющая Беллини, Брун - это Шварцкопф, исполняющая Моцарта". Но Брун тоже научился кое-чему у своего друга Нуреева. Дон Хосе в версии "Кармен" Ролана Пети - это одержимый человек... <...> У него пылают глаза... <...> и он мечется по затененной сцене со стремительной пантерьей грацией". По-моему, и вправду никогда прежде Эрика нигде не сравнивали с пантерой, это была прерогатива Рудольфа. (Я заказала Time с этой статьей, так что надеюсь, когда она придет, я смогу ее отсканировать и выложить. Лучше читать ее в нормальном английском оригинале, чем в моем корявом переводе с датского.)
И еще немногобуков
А по сабжу: господи, Эрик, кажется, умел сделать проблему из всего, абсолютно. И не просто делал проблему, а серьезно переживал, усугубляя саму проблему (какая б она ни была) долгой злопамятной реакцией на нее. И жалко его, и, одновременно, жалко окружающих: они же не виноваты, что Эрик ведет себя, как звезда в худшем смысле слова.
Да, Эрик - он иногда мог быть злопамятной вредной сволочью, этого у него не отнимешь. Правда, насколько я поняла, он не на пустом месте злился: его явно старательно звали в худруки и намекали, что будут ему рады, а потом дали от ворот поворот. Тут уж любой вспылит. А что звездил он - ну, так датчане с ним так носились и так кричали, что вот это наша звезда-звезда, что ничего удивительного нет в его поведении, удивительнее скорее, что он чаще вел себя вполне нормально и не звездился, это уж у него отдельные вспышки случались, да и те проходили.
Спасибо, что ты все это прочитала.)))
Да само собой понятно, что у него не на пустом месте и звездность взросла, и раздражение от этих "возьмем-не возьмем". Просто... ну, вот есть люди, которые умеют на такие события в жизни забивать или принимают их легко. А Эрик все принимал к сердцу и сам себя потом грыз - и окружающих подгрызал )
Ну, так Эрик же был такая зубастая зайка, его на всех хватало: и себя погрызть, и окружающих поглодать. Ну и к тому же... по-моему, он был слишком нервный, чтобы спокойно реагировать на такие вещи. Или по крайней мере - он был слишком нервным конкретно в тот период. Спокойнее стал уже гораздо позднее, в семидесятых, когда вылечился и снова вернулся на сцену. А уж когда стал худруком НБК - так вообще почти изведал дзен.) Ну, может, и не изведал, но все равно перестал так сильно нервничать и изводить себя и всех вокруг.
Да и с Рудиком он тогда был не то чтобы на ножах, но сложившееся положение дел его не устраивало, а изменить он ничего не мог. И от этого дополнительно изводился.
Но в общем и целом, ты права, вторая половина шестидесятых и начало семидесятых - это, наверно, было самое мрачное время для Эрика. И даже на фотографиях видно, какой он там измученный.
Я вот думаю: показательные походы Рудольфа за мальчиками - они настолько были показательными. что похожи на последствия семейных разборок с Эриком. По принципу "Ах, ты так! Ну, я тебе покажу!" - и вперед, в ночной клуб, задравши хвост. А демонстрации Эрика были куда тише и незаметнее для окружающих...но тоже наверняка имели место.
А сказать Эрику, что ноги у него не палки, можно и даже нужно, но что толку? Он же все равно не поверит, он такой! И даже если все тот же Рудик будет долго и упорно восхищаться его ногами, Эрик все равно скажет, что это вздор, ноги у него ужасные, а вот у Рудика - да, вот уж ноги так ноги! И нечего подлизываться!))
По принципу "Ах, ты так! Ну, я тебе покажу!" - и вперед, в ночной клуб, задравши хвост. А демонстрации Эрика были куда тише и незаметнее для окружающих...но тоже наверняка имели место.
А знаешь, я с тобой, пожалуй, соглашусь: такое поведение Рудольфа действительно было похоже на демонстрацию (как у Шульдиха с его политическим кредо "назло!"). Что же до Эрика - то он мог заявлять Рудольфу что-то подобное, что заявлял Эстер: мол, я сюда приехал работать, а не трахаться и по ночным клубам шляться, как некоторые, так что отстань, не буду я с тобой спать.
мол, я сюда приехал работать, а не трахаться и по ночным клубам шляться, как некоторые, так что отстань, не буду я с тобой спать.
Вот после такого обиженный Рудольф и вылетал из номера с криком: "Тогда я иду искать себе мальчика!" )
Вот после такого обиженный Рудольф и вылетал из номера с криком: "Тогда я иду искать себе мальчика!" )
И знаешь, когда начиналось самое ужасное? Когда никакого мальчика он не находил (и такое бывало в его жизни, не думайте, что это были только розы) и возвращался несолоно хлебавши в номер - к очень недоброжелательному Эрику.))
Вторая половина 1960-х действительно какое-то бурное время для Эрика (и Рудольфа). Кризис в карьере, отношениях, личностный. Эх, обнять и гладить, да он не дастся) суда по поведению Рудольфа, ему в первую очередь. Жаль, что историй о том, как у них всё было плохо, больше, чем о совместном счастье. (Надеюсь, это не отражает истинную картину их отношений
Как хорошо, что материалы ищут и находят)
Так что на здоровье, спасибо, что читаете, дальше все будет еще хуже.
Вот где всё хорошо, так это в книге Майбардюк) прочитав больше половины, поняла, что книга действительно написана с целью вдохновить подрастающее поколение )
Но написана-то книга Майбардюк вдохновляюще? Есть шансы, что подрастающее поколение наденет туфли и встанет к балетному станку?))) Ну и вообще - есть там что-нибудь интересное, анекдоты, наблюдения, замечания?)
Скорее чтоб детишки не закинули туфли куда подальше и сверкая пятками не убежали от станка) вполне вдохновляюще и довольно вылизано) ещё более "сказка", чем "авто"биография, с заветом "учиться, учиться и ещё раз учиться".
Ничего такого принципиально нового нет, разве что много вдохновляющих фраз Рудольфа с репетиций и выступлений, часто цитирует мемуары Фонтейн и её слова. Что касается Эрика, то об их "personal relationship" не умалчивает, пишет, что сначала короткий роман, а потом дружба до конца: The 33-year-old Dane was a dancer of perfect proportions and immaculate technique, and he had the picture-perfect face of a prince. In Bruhn Rudolph had found not only another artist with whom he could share his devotion to their craft, but also a mentor, a confidant and a friend. Brunn was equally impressed with Rudolph. Their personal relationship lasted several years, and their friendship, although at times difficult, lasted for the rest of their lives. ... о соперничестве не писала, даже в контексте решения де Валуа.
В общем, не считая упоминаний ругательств и скандалов, Рудольф у неё мальчик-божий одуванчик, в голове один лишь балет, эксцентричность хоть ложкой черпай, но куда Гению без этого ))
Забавно, что вот теперь читаешь это описание отношений Рудольфа с Эриком и ясно понимаешь, что тут видна самая-самая верхушка айсберга, только внешняя сторона: Эрик - старший друг, учитель и наставник, идеальный принц, и Рудольф - порывистый юнец, преданный искусству, их отношения достаточно традиционные, с более-менее четким разделением ролей. А когда узнаешь, сколько всего там было намешано и накручено "под водой", то не то чтобы перестаешь верить таким описаниям их отношений, но уже воспринимаешь их с изрядной поправкой на истинное положение дел.
Ой, ладно, не обращайте внимания, это я чего-то разболталась к ночи.)) Спасибо большое за рассказ про книгу Майбардюк.))
М-ль Люсиль, ага, и взрослых читателей она отправляет ознакомиться с Солуэй, а "young readers" - с книгой Бланда (Гослинга).
понимаешь, что тут видна самая-самая верхушка айсберга, только внешняя сторона:
Что, опять же, продиктовано целью книги: показать юнцам пример плодотворного взаимовлияния двух великих танцовщиков) а что там было между двумя личностями, это уже предмет иного характера. думаю, если бы она же писала книгу, ориентированную на взрослого читателя, то текст и акценты были бы совсем другие.
Хе, к слову, в некоторых текстах "верхушка", о которой вы говорите, сводится к "Рудольф - шлюха, Эрик - тоска и уныние, мрак и безысходность".
Да не за что) книжка вызывает улыбку и саркастичное "ну-ну, так оно и было, ага, конечно") очень позитивное чтение перед сном))
В общем, маньяку все мало мемуарных книжек про НБК, вот он и ноет.)