Альбрехт, сказали герцогу Альбрехту, тебя расстреляют затанцуют, если ты не встанешь.
Затанцовывайте, делайте со мной, что хотите, томно ответил Альбрехт, но я не встану.
Он знал, что лежачих даже виллисы не затанцовывают, есть и у виллис понятия о честном поединке.

@темы: Erik Bruhn, Carla Fracci, "Giselle", Erik Bruhn - photos

---

Случайно нашла довольно подробную видеонарезку балета Оливера Старпова Beginning & Ending, поставленного в КДБ в позапрошлом сезоне. Я этот балет видела - специально тогда приехала в Копенгаген на сутки, попала в снежную бурю, потом весело вспоминала, как шлепала по этой снежной каше до театра и обратно, а в отеле обнималась с батареей, чтобы согреться. Не скажу, что балет однозначно стоил таких подвигов, но - там был Себастьян Хейнс, и ради него стоило рваться в театр сквозь метель. Многое в том балете тогда показалось мне не слишком интересным, но all-male финал искупил все недостатки. Вот я и решила показать всем, как же выглядел этот финал. К сожалению, это запись с первым составом - там роль Поэта танцевал не Хейнс, а Андреас Кос. Кос тоже зайчик и прелесть, но я бы, разумеется, предпочла Хейнса. Ну, ладно, выбирать не приходится, надо есть, что дают. Еще там мелькают - боюсь, только я их и узнаю в лицо - Александр Бозинов, Йон Аксель Франссон, Магнус Кристофферсен, Лиам Редхед, Николай Хансен. Двоих узнать не могу. Кое-где, увы, у мальчиков проскальзывает заметный рассинхрон, да и вообще, конечно, в живом исполнении оно выглядело интереснее (в живом исполнении с Хейнсом!). Но все-таки оно очень симпатично, я считаю.

@темы: Royal Danish Ballet

---

Кажется, это фотография из майского номера Dancing Times за 1975 год. А впрочем, может быть, я и ошибаюсь. Но уж зато людей на этой фотографии я узнаю в любом случае даже и без подписи.

A photo posted by Instagram

@темы: Rudolf Nureyev, Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Раз "Билли Бадда" в БТ больше не дают, приходится ходить на "Альцину". Забавно вспомнить, что год назад, побывав на одном из спектаклей премьерного блока, я было решила, что "Альцина" - это совсем не мое, больше не пойду. Но не тут-то было - по-видимому, это все-таки немного мое, меня на "Альцину" тянет снова и снова со страшной силой. Хотя и не до такой степени, как на "Билли Бадда" - в том смысле, что вряд ли я соберусь пойти, например, на все спектакли следующего альцинного блока. Впрочем, если это будет последний блок, то на парочку спектаклей наверняка выберусь. Опять же, как показывает опыт, тот же Хансен от блока к блоку поет все лучше, так что есть шанс, что в следующий раз его уже можно будет слушать с удовольствием весь спектакль, от начала до конца.
Но сегодня я еще и вылезла прицельно на новую Альцину - Анну Горбачеву-Огилви. Что сказать? Одного раза вполне достаточно, больше я на нее ни за что не пойду. И я это говорю совершенно серьезно. Пусть Хизер Энгебретсон - это тоже не идеальный вариант, Альцина у нее получается несколько субреточно-инженю(я)шная, но Горбачева вообще никуда не годится. Причем поначалу мне показалась, что она очень ничего, но к сожалению, это впечатление довольно быстро рассеялось. Она как будто вообще не понимала, что играет, и ее Альцина была невыносимо вульгарной и истеричной бабой, тяжеловесной, неизящной, без малейшего очарования. Дело даже не во внешности - если уж на то пошло, то Аглатова-Моргана заметно полнее - и что, полнота ей как-то мешает или умаляет ее очарование? да ни капли, она совершенно прелестна. Беда Горбачевой не в том, что у нее что-то с внешностью не так, а в том, что она играет грубо и неубедительно. Что же касается ее пения... опять же, поначалу мне показалось, что голос у нее красивый. И он действительно красивый, по крайней мере местами, но в нем есть какая-то "сырость", расплывчатость, и чем дальше, тем больше было этой сырости и какой-то небрежности. Две моих любимых арии Ah! mio cor и Mi restano le lagrime она просто испортила, стыдно было смотреть на то, как она кривлялась, изображая страдания Альцины, а еще стыднее было ее слушать. Как она завывала в Mi restano le lagrime, это было несносно. И хваталась за живот так, будто у нее были колики, - хотя вообще-то там нужно прозрачно намекнуть на беременность Альцины (потом эта тема будет развита в трио Альцины, Брадаманты и Руджеро Non è amor, nè gelosia). Были кое-где проблески чего-то хорошего - чаще всего в сценах с Морганой (люблю эту постановку за то, как в ней показаны отношения между сестрами), но этого хорошего было слишком мало для того, чтоб я еще раз захотела пойти на Горбачеву в этой роли. Спасибо, нет. Теперь только Энгебретсон.
А вот Хансен-Руджеро, от которого я ничего хорошего не ждала, неожиданно удивил - и удивил приятно. Я как-то уже привыкла к тому, что он блеет, а он в первом акте запел! Нет, кое-где подблеивал немножко, по старой памяти, но чаще выдавал что-то очень красивое, и его было приятно слушать. Конечно, не Жарусски, но зато и уши уже не сворачивались в трубочку, как на прошлых спектаклях. Жаль, во втором акте он сдулся и снова начал блеять, но я теперь в него верю и надеюсь, что он еще прокачается и в следующем блоке споет хорошо и в первом, и во втором акте. Но сегодня он был очень хорош в Mi lusinga il dolce affetto и в Mio bel tesoro. Умница Хансен. И мне нравится, как он играет: Руджеро у него тот еще типчик, избалованная и капризная дива и отчасти даже драма квин, но при этом не лишенный определенного обаяния. И сегодня он чуть ли не заигрывал с Брадамантой в обличье Ричардо - разваливался перед ней на спине чуть ли не зазывно, смотри, мол, какой я сладкий, хочешь меня, хочешь, а не получишь, нет-нет-нет, я не такая, я жду трамвая. Ну и Оронт - Фабио Трумпи - тоже поддал слэша, от души полапал Руджеро в Semplicetto! a donna credi?. Вот почему-то искрит между Оронтом и Руджеро в этой сцене, и в нашей версии, и в оригинальной экс-ан-провансальской. Трумпи еще и пел сегодня прекрасно - пусть он не такой сладкий мальчик, как Хуан Санчо, но насколько же приятнее его слушать. И во втором акте он очень хорошо спел È un folle и Un momento di contento. А еще у него, конечно, не только с Руджеро химия, но и с Морганой, вернее, с Морганами - Аглатовой и Михолап. Мне безумно нравится, что в этой постановке Оронт любит не только молодую и красивую Моргану, но и старую и некрасивую, и одна из самых пронзительных сцен - это финал, когда обнимает заключенную в стеклянный ящик старую Моргану, прижимается к ней и никак не может ее отпустить, а потом все же выходит и прикладывает ладонь к ее ладони, ощущая ее сквозь стекло. А еще, конечно, Оронт здесь - ванильнейшая ваниль, его совсем не заводят нравящиеся Моргане БДСМные развлечения, но он соглашается в них участвовать, чтобы угодить ей. А сам бы он предпочел просто нежничать с ней - без всяких хлыстов, ремней и наручников.
Кстати, о Моргане: Анна Аглатова божественно хороша. Какое наслаждение - смотреть на нее, вот она была ослепительно прекрасна и в первом, и во втором акте. И пела чудесно, и играла изумительно, и вообще она такая прелесть, она всех затмевает в этой постановке. И нежная, и капризная, и трогательная, и иногда ужасно беззащитная, и совершенно очаровательная. Жаль все-таки, что у нас здорово зацензурили сцену с мягкой метелочкой в O s'apre al riso, заставив Моргану кончать оттого, что Брадаманта-Ричардо щекочет ей не промежность, а коленку. Да что там, у нас даже Verdi prati зацензурили, и Брадаманта почти не гладит Моргану, не соблазняет томительно, и обнимает совсем по-пионерски. Жаль, жаль, потому что с Брадамантой-Брадич у Морганы-Аглатовой тоже прекрасная химия, хотелось бы, чтоб их совместные сцены были ближе к оригинальной постановке. Но увы. Приходится довольствоваться тем, что есть. И все равно, Аглатова - это прелесть и радость, как хорошо, что она поет в нашей "Альцине".
Брадаманта Катарины Брадич хороша, но сколько я ее ни видела в этой роли - мне почему-то все время кажется, будто во втором акте ей становится скучно. А еще все время думаешь: ну что такая великолепная и крутая Брадаманта нашла в этом хлюпике и нытике Руджеро? И нет ответа на этот вопрос. Так что финальная ссора кажется вполне логичным завершением их отношений: чувствуется, что теперь Брадаманта пошлет его далеко и надолго - благо он теперь свободен и можно его посылать без ограничений.
Григорий Шкарупа снова был хорош в роли Мелиссо - пусть это роль небольшая, но на Мелиссо и на его взаимодействие с Брадамантой и с Руджеро всегда приятно смотреть. Поменялся мальчик в роли Оберто: вместо Алексея Кореневского теперь поет Богдан Нагай. Мне кажется, Кореневский был интереснее, он лучше понимал, что он поет, он делал свою роль, а Нагай просто старательно пропевает вызубренный текст. Ну ладно, наверно, я требую от мальчика слишком много.
А еще надо обязательно отметить старую Альцину - Светлану Брейкину и старую Моргану - Таисию Михолап. Они прекрасны, и что занятно - "старая" Альцина была гораздо красивее "молодой" Альцины. Так что вообще не понимаешь Руджеро, который впадал в панику, увидев Альцину в ее истинном обличье: в чем проблема, она же так привлекательна. Странный он, этот Руджеро, и брал бы вообще пример с Оронта - вот кого совершенно не парил истинный возраст возлюбленной, он свою Моргану любой любил.
В итоге что? Хочу опять на "Альцину".

@темы: Мы очень любим оперу

---

Наконец-то запись этого спектакля целиком появилась в сети. "Когда я вернусь", спектакль по песням Александра Галича, поставленный в театре "Третье направление" в конце восьмидесятых годов. Это запись 1990 года.

@темы: антисоветский роман, Александр Галич, театр

---

Что может быть лучше одного Эрика Бруна? Правильно - два Эрика Бруна! И вот они, выбирайте любого. А вообще-то это фотография из одного газетного некролога. В тексте там ничего потрясающе нового и интересного нет, а вот фотографии этой я прежде не видела, так что вырезала ее, а теперь рада со всеми поделиться.

@темы: Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

Не могу, хочу еще немножко пофлудить "Кандидом", потому что он ужасно залипательный. Во-первых, жизнерадостная песенка Панглосса "Dear boy" - о том, что даже в сифилисе есть свои плюсы, да нет, это один сплошной плюс, все горести ведут к хорошему, мальчик мой, да здравствует божественная болезнь любви.



Во-вторых, изумительная Старуха изумительной Кристы Людвиг поет "I am easily assimilated" - и это же восхитительно, смотреть всем:



И в-третьих, восхитительный квартет "What's the use?":



А в конце октября - в начале ноября, я уже говорила, "Кандид" будет в Бергенской национальной опере, и там Панглосса/Мартена поет Гидон Сакс. Ыыыыыы! И ведь никакой записи/трансляции наверняка не дадут, никогда не дают то, что мне сильнее всего хочется. А я так бы хотела услышать, как Сакс сделает эту роль.

ЗЫ. Извините, не могу, вот еще ария Мартена "Words, words, words", и все. Я не могу, так хочу услышать, как Сакс ее споет!

@темы: мюзиклы, Мы очень любим оперу, Gidon Saks is love

---

Наконец-то смогла вытащить эту фотку из архивов Maclean's. Никакие особые пояснения, наверно, не нужны: это Эрик Брун на боевом посту в Национальном балете Канады. 1983 год, если не ошибаюсь. Как всегда, руки у него невозможно хороши. Ноги, впрочем, тоже. Да и весь Эрик изумителен - хотя давно пора бы к этому привыкнуть.

@темы: Erik Bruhn, Erik Bruhn - photos

---

What a day, what a day
For an auto-da-fe!
What a lovely day for drinking
And for watching people fry!

Тут все офигительны, но лучше всех - сам Бернстайн, честное слово. А вообще посмотрите эту версию "Кандида" целиком, не пожалеете.

@темы: мюзиклы, Мы очень любим оперу

---

После вчерашнего прекрасного биллибаддовского поста  gr_gorinich необходимо выложить фотографию киношного Билли Бадда. При виде этой улыбки каптенармус Клэггарт теряет волю, как полосатый слон при звуках флейты, начинает мечтать, метаться, творить глупости и плакаться в жилетку терпеливому Датчанину. А матросы с семками и офицеры с попкорном бьются между собой об заклад: когда же, наконец, каптенармус не выдержит и во всем Билли признается.
А еще я хочу дать ссылочку на хорошую статью о фильме: Peter Ustinov’s Billy Budd: Elemental conflict in a vivid tapestry of life at sea. Там среди всего прочего приводятся очень верные, как мне кажется, слова кинокритика Полины Кейл, писавшей о Вире в фильме Устинова: "Sweet Starry Vere is the evil we can’t detect: the man whose motives and conflicts we can’t fathom. Claggart we can spot, but he is merely the underling doing the Captain’s work: it is the Captain, Billy’s friend, who continues the logic by which saints must be destroyed".

@темы: Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили (Billy Budd)

---

Ладно, балетные канадцы, похоже, никому не интересны, вот вам тогда литературные англичане (или американцы - если говорить об авторах, а не о героях).  gr_gorinich написала обалденный пост о пьесе по мелвилловскому "Билли Бадду" - на основе этой пьесы был поставлен фильм Питера Устинова 1962 года. Но пьеса еще улетнее, и если вы прочитаете этот пост - непременно прочитайте! - то поймете, почему.

17.10.2018 в 13:33

Пишет  gr_gorinich:

Скоро зима, а я все про летние просмотры )
А бросить эту тему никак нельзя, потому что остался всего один, но самый сладкий сердцу кусочек: Билли Бадд. Летом мы с м-ль Люсиль окунулись в овеянные славой 60-е, когда Питер Устинов снял фильм, а Питер Пирс спел в видеопостановке оперы про Прекрасного Матроса. Это, как ни крути, классические фильм и оперная запись, для тех, кто знакомился с "Билли Баддом" естественным образом - сперва книга и самые эталонные записи оперы, а потом уже постановка Олдена в БТ (я сама начала наоборот, шла с верхушки к корням, но преимущественно-то в мире это не так).
Правда, по ходу знакомства с фильмом выяснилось, что в его основе лежит даже не столько Мелвилл, сколько пьеса Луиса О. Кокса и Роберта Чэпмена. В 1947 году эти веселые ребята, бывшие студенты Принстона, вернувшись с военной службы во флоте, позанимались творчеством Мелвилла и решили, что им есть что сказать по данному вопросу. И написали пьесу, которая почти во всем - идеальный фанфик, и назвали ее сперва "Uniform of Flesh", но потом чего-то застеснялись и переименовали обратно в "Билли Бадда". Вот про пьесу, фильм и оперу будет много, очень много слов под катом )

They call me Hanging Johnny

Итак, пьеса, о ней первым делом, потому что я с этой пьесы третий день ору чаечкой. Нельзя, просто нельзя найти в сети роскошный фик по ОТП, причем написанный на самых серьезных щах и ставший известным литературным произведением, и не поорать.
В пьесе авторы радикально отошли от мелвилловской загадочности и склонности обобщать и рассуждать, от загадок читателю (в конце концов, если читаешь Мелвилла внимательно, то оказывается, что вместо прямых ответов о том, что плохо и хорошо, он скорее намекает на них и оставляет поле для дискуссии. Окунувшись в мир научных исследований по "Билли", я тут обнаружила, что литературоведы и психологи десятилетиями грызут эту книгу, как кость, и до сих пор так и не решили однозначно, что точно и однозначно имел в виду автор. Вплоть до взаимоисключающих точек зрения, например: а) Мелвилл намекал читателю на гомосексуальные влечения и завуалированно сопереживал влекомым ими героям; б) Мелвилл намекал-таки читателю на гомосексуальные влечения, но делал это затем, чтобы показать, что однополое общество по самой сути своей проклято и обречено на уничтожение. И спорят! И диссертации пишут! Сунувшись к ним, чувствуешь себя не то щенком левретки среди ньюфаундлендов, не то личинкой британского профессора-литературоведа с уклоном в клиническую психиатрию ))
В пьесе от авторских глубин и высот осталось мало, зато она, как порядочный фик, живет персонажами: их внутренним миром, их отношениями, страстями, столкновениями, заламыванием рук и всем таким.
Первая же сцена - это не прессование Билли на "Правах человека", это козырная экспозиция на нижних палубах "Неустрашимого". Больной матрос Джексон при помощи своего товарища Дженкинса пытается доказать каптенармусу Клэггарту, что слишком болен, весь дрожит и вахту на мачте не выдержит, убьется. Причем старший по вахте его отпустил. Клэггарт в качестве жестокого негодяя гонит Джексона обратно на мачту и крепко ссорится с негодующим Дженкинсом. (Знаток флотской матчасти ржет в кулак: какого бы хрена даже очень злой каптенармус отменял распоряжения старшего по мачте? Его это не касается, а главное, при таком раскладе и последующей гибели матроса дело бы вскрылось моментально.) После чего мы видим кубрик, полный матросов, и эти матросы - не безликая масса, как у Мелвилла или даже в фильме Устиова. где от индивидуальности одни имена. Он яркие и разномастные персонажи второго плана: и Дженкинс, и Кинкей, и ирландец О'Дэниэл, который лично повидал веселые дела в Спитхеде, о чем и рассказывает товарищам. Они обсуждают злыдня каптенармуса, умеренное зло - капитана (так себе, но по сравнению со зверями на других кораблях - очень даже норм), дурную жратву. Тут появляется мичман Гардинер в сопровождении новенького, Билли Бадда с "Прав человека". Насчет названия "Права человека" никто в пьесе не парится, Билли знакомится с матросами, потом задира-Дженкинс втягивает его в драку. Как в фильме, Билли быстро побивает Дженкинса, после же сразу жмет ему руку и предлагает мириться. Не как в фильме в драку Билли лезет после того, как Дженкинс обозвал его ублюдком (bastard) Другим Билли в опере и фильме их происхождение не жало, а тут вдруг вона что! Дальше является Клэггарт и почему-то допрашивает Билли о сроке службы, образовании и способностях здесь, а не в присутствии старших офицеров. Ну что, ради нового матроса беспокоить господ лейтенантов! Ничего, Клэггарт сам разберется, назначит Билли гротмарсовым, а заодно и краткий курс молодого бойца ему прочтет. Как-то так:

Claggart. The sea's a taskmaster, young fellow. It salts the sweetness out of boyish faces. You cannot tell what motion lies asleep in that flat water. Down where the manta drifts, and the shark and ray, storms wait for a wind while all the surface dazzles.

Тут на палубе слышны крики, это предсказуемо упал и разбился Джексон, и далее, примерно как в фильме, Дженкинс обвиняет Клэггарта, матросы готовы лезть на него с ножами, но внезапно, как черт из бочки, является Вир, пугает всех Уставами и карами, поверхностно разбирается с делом и отчаливает, оставив морячков усмиренными, но недовольными. И далее действие катится почти так, как в фильме, но в пьесе куда больше времени, чтобы дать практически всем персонажам выговориться по разным поводам. И они говорят! И мы их слушаем и ловим ощущение, что авторы писали и что-то такое шипперили - причем не один пейринг за раз, а сразу все.
Тут есть все: капитан Вир, часто и всегда неожиданно набегающий с инспекциями на нижние палубы, умный, упертый и от собственной упертости страдающий тип - этакий младший брат по разуму Клэггарта, а отнюдь не совестливый интеллигент, и уж никак не положительный герой в трудной ситуации. Да он сам говорит лейтенанту, что мир устроен так: в тени капитана должен быть такой человек, как Клэггарт - потому что мир держится на законе, иначе - полный хаос и ужас еще ужаснее того, что имеем. Когда приходится выбирать между законом и совестью, Вир цепляется за закон отчаянно, будто боится, что иное решение разрушит ему всю картину мира, он вселенский пессимист. Объясняет Билли, почему приговорил его к смерти (да! В пьесе свидание капитана и приговоренного матроса нам показали! Пол-страницы философии, пол-страницы романтики для любителей этого пейринга. Ничего такого, но интонации, но разговоры эти...), так вот, объясняет Вир и говорит среди прочего: When a man is born, he takes a guilt upon him, I can't say how or why. And life takes its revenge on those who hurt its pride with innocence. В момент казни Билли, после его благословения, Вир "выглядит потрясенным", но мы не узнаем, убили ли его потом в бою или он дожил до старости: пьеса кончается тем, что Билли за сценой вешают и матросы и офицеры "смотрят вверх". В общем и целом это образ куда более цельный и внятный, чем то, что в фильме получилось у Устинова. Он не противный, хотя и посимпатизировать ему можно лишь в том ключе, в каком симпатизируешь Клэггарту: бедняга намертво запутался в жизни, и сам страдает, и других мучает.
Тут есть капрал Крыса, подличающий и хитрый, как положено Крысе, но вдруг срывающийся в интонации Новичка, когда Клэггарт заставляет его подставить Билли:
Squeak: Mister Claggart, sir... we done enough to him. He's a good lad, Mister Claggart. Couldn't it be somebody else? Jenkins, maybe?
В этом так и слышится: Not that one, not that one, he's good!
Хотя сцены Новичка и Билли в пьесе нам не дают, там Клэггарт сам обвиняет Билли перед Виром, обходясь без гиней и прочего оперного.
Тут есть Билли, который, может, и невинен, по заявлению, но куда более сложно устроен, чем оперный или Мелвилловский. Фильм в целом сохранил этого Билли: инициативного, любопытного, способного обижаться, удивляться и по отчетливо выбирать себе друзей и круг общения. Он красивый, юный, наивный - но не благостный, не такой, что ли, непробиваемо невинный. Скорее, он выглядит парнем с очень своеобразным типом мышления и понятиями: он не разбирается в зле и делах мира сего, но он разбирается во многом другом.
И тут есть мелодраматический Клэггарт, которого просто рвет на кусочки от противоречивых желании быть с Билли, быть за тысячу миль от него, говорить с ним, убить его... в общем, совершеннейший отец Фролло этого сюжета. Я ее люблю до смерти, но она ведьма. ) Клэггарт, который не в силах молчать и периодически приходит поговорить с Датчанином Ну, и Датчанин, который зовет Клэггарта по имени и, конечно, всегда имеет свое, противоположное клэггартовскому мнение. В общем, извините, несколько обширных цитат из пьесы

Знаменитый и по фильму ночной разговор Билли и Клэггарта после смерти Джексона и разбирательства по этому поводу. В пьесе он куда забористей, чем в фильме. Оцените:
JENKINS exits down the hatchway. BILLY is left alone staring over the side until CLAGCART enters. He does not see BILLY, but stops near the quarterdeck ladder and gazes fixedly seaward.
Billy. Good evening, sir.
Claggart [startled, then subtly sarcastic]. Good evening.
Billy. Will it be all right if I stay topside a bit to watch the water?
Claggart. 1 suppose the Handsome Sailor may do many things forbidden to his messmates.
Billy. Yes, sir. The sea's calm tonight, isn't it? Calm and peaceful.
Claggart. The sea's deceitfu1, boy: calm above, and underneath, a world of gliding monsters preying on their fellows. Murderers, all of them. Only the sharpest teeth survive.
Billy. I'd like to know about such things, as you do, sir.
Claggart. You're an ingenuous sailor, Billy Budd. Is there, behind that youthful face, the wisdom pretty virtue has need of? Even the gods must know their rivals, boy; and Christ had first to recognize the ills before he cured 'em.
Billy. What, sir?
Claggart. Never mind. But tell me this: how have you stomach to stand here and talk to me? Are you so innocent and ignorant of what I am? You know my reputation. Jenkins and the rest are witnesses, and certainly you've heard them talking to me. Half of them would knife me in the back some night
and do it gladly; Jenkins is thinking of it. Doubtless he'll try one day. How do you dare, then? Have you not intelligence enough to be afraid of me? To hate me as all the others do?
Billy. Why should I be afraid of you, sir? You speak to me friendly when we meet. I know some of the men . . . are fearful of you, sir, but I can't believe they're right about it.
Claggart. You're a fool, fellow. In time, you'll learn to fear me like the rest. Young you are, and scarcely used to the fit of your man's flesh.
Billy. I know they're wrong, sir. You aren't like they say. Nobody could be so.
Claggart. So ... ? So what, boy? Vicious, did you mean to say, or brutal? But they aren't wrong, and you would see it, but for those blue eyes that light so kindly on your fellow men.
Billy. Oh, I've got no education, I know that. There must be a lot of things a man misses when he's ignorant. But learning's hard. Must be sort of lonely, too.
Claggart. What are you prating of, half-man, half-child? Your messmates crowd around, admire your yellow hair and your blue eyes, do tricks and favors for you out of love, and you talk about loneliness!
Billy. I just noticed the way you were looking off to leeward as I came up, sir. Kind of sad, you were looking.
Claggart. Not sadness, boy. Another feeling, more like .. . pleasure. That's it. I can feel it now, looking at you. A certain ... pleasure.
Billy [Battered]. Thank you, sir.
Claggart [annoyed at Billy's incomprehension]. Pah.
Biiil. Just talking with you, sir, I can tell they're wrong about you. They're ignorant, like me.
Claggart. Compliment for compliment, eh, boy? Have you no heart for terror, fellow? You've seen this stick in use. Have you not got sense and spleen and liver to be scared, even to be
cowardly?
Billy. No, sir, I guess not. I like talking to you, sir. But please, sir, tell me something.
Claggart.I wonderif I can. Well, ask it.
Billy. Why do you want us to believe you're cruel, and not really li'ke everybody else?
Claggart. I think you are the only child alive who wouldn't understand if I explained; or else you'd not believe it.
Billy. Oh, I'd believe you, sir. There's much I could learn from you: I never knew a man like you before.
Claggart [slowly]. Do you - like me, Billy Budd?
Billy. You've always been most pleasant with me, sir.
Claggart. Have I?
Billy. Yes, sir. In the mess, the day I came aboard. And almost every day you have a pleasant word.
Claggart. And what I have said tonight, are these pleasant words?
Billy. Yes, sir. I was wondering . . . could I talk to you between watches, when you've nothing else to do?
Claggart. You're a plausible boy, Billy. Aye, the nights are long, and talking serves to pass them.
Billy. Thank you, sir. That would mean a lot to me.
Claggart. Perhaps to me as well. [Drops his rattan. BILLY picks it up and hands it back to him. CLAGCART stares at it a moment, then at BILLY.] No. No! Charm me, too, would you! Getaway!
Billy [surprised and puzzled]. Aye, sir. (He exits down the hatchway. After a pause in which Cu.ccART recovers his selfcontrol SQUEAK appears.]
Извините, не удержалась и выделила жирным самые орательные ремарки каптенармуса. Кажется, уже нельзя быть более очевидным - и более разочарованным, что Билли никаких намеков не понимает. Близок локоть, да не укусишь. Бедный Клэггарт!
А вот еще, для ценителей, одна из бесед с Датчанином, самая задушевная, потом они с Клэггартом больше ссориться будут, а один раз Датчанин даже получит хлыста. Но пока все довольно мирно и по-домашнему. А нет, там в начале сцены еще Билли, который тоже болтает с Датчанином и находит каптенармуса приятным человеком c приятным голосом:
The maindeck several nights later.
Four bells is struck offstage. A sailor climbs wearily down the ratlines, drops to the deck and goes below. CLAGCART stands by the larboard rail. As BILLY enters from below decks, he sees the Master-at-Arms.
BILLY. Hello, sir. [CLAccART looks at him without answering, then turns and goes off forward. THE DANSKER follows BILLY up onto the deck.] Well, that's all there is to tell, Dansker. I always lash my hammock just so, and stow my gear same as all the others. They don't get in trouble.
The Dansker. Mister Claggart is down upon you, Billy.
Billy. Jimmy-Legs? Why he calls me the sweet and pleasant fellow, they tell me.
The Dansker. Does he so, Baby lad? Aye, a sweet voice has Mister Claggart.
Billy. For me he has. I seldom pass him but there comes a pleasant word.
The Dansker. And that's because he's down upon you.
Billy. But he's my friend. I know he talks a little strange, but he's my friend.
The Dansker. Nobody's friend is Jimmy-Legs. Yours the least of all, maybe. Lay aloft, Baby. You'll be late to relieve your watch.
Billy. Aye, Dansker. [He climbs up the ratlines out of sight. THE DANSKER watches him go] После чего Крыса пытается очернить Билли перед матросами, убеждая Дженкинса, что Билли теперь шпионит на каптенармуса, как и сам Крыса. Дженкинс его посылает, да и каптенармус не очень-то одобряет:
Claggart. I heard your little talk. You lack subtlety; but I'm the greater fool to use you in these matters. You're inept.
Squeak. Aoh! Vhy don't you do it yourself, if you don't need me!
Claggart. I need nobody, least of all a rum-soaked footpad from the Old Bailey. If you wish to have free rein with your distasteful habits, mind your cockney manners! I stand between you and the flogging whip. Improve your style, or you stand tomorrow forenoon at the gratings!
Squeak. I only meant as you could do it better, Mister Claggart, I wouldn't say nothing to . . .
Claggart [cuts him on the arm with his rattan]. Don't touch mel-Keep Budd in petty troubles, that you can do. Unlash his hammock. Keep him on report. In time I'll let you know what plans I have for him. Get aft! [SQUEAK, eager to get away, scuttles aft as THE DANSKER enters.] Well, old man. Moon's in
and out tonight. There's weather somewhere. [THE DANSKER turns down the night lamp over the cabin door and starts off.] Stay and have a pipe.
The Dansker. I have the watch.
Claggart. You take your duties as seriously as ever.
The Dansker. Aye. They are all of life for an old seaman like me. [Turns to go.]
Claggart. You move away from me as though I were some kind of stalking beast. You avoid me, too.
The Dansker. Your word, John, "too."
Claggart. You know what I mean. The hands detest me. You are a hand, older than most, and older in your hatred, I have no doubt. But why, man? You at least should see me as I am, a man who knows how the world's made: made as I am.
The Dansker. How can I know what goes on in your head?
Claggart. The enigmatic Dansker. Come, it's dark, we can drop disguises when night serves to hold the disclosing soul apart.
The Dansker. You know who you remind me of . . . maintopman: Billy Budd.
Claggart. More enigmas! That sunny, smiling infant with no spleen nor knowledge in his head?
The Dansker. I'll leave you now.
Claggarl. No, stay a while. This is a night for secrets and disclosures.
The Dansker. You have half the truth and Billy Budd the other. He can't see there's evil in the world, and you won't see the good.
Claggart. So. And I take it you come in between.
The Dansker. I keep outside. I am too old to stand between sky and water.
Claggart. And yet you hate me, too.
The Dansker. I hate an incomplete man.
Claggart. Damn all this talk. Hate me and have done. Let it alone, I say. Whatever else it is, this thing is Man, still!
The Dansker. I'll be off.
Claggarl. Don't go. The moon's gone under. Let us talk this out. You are a wise man in your senile way.
The Dansker. Then take this for all my wisdom. You recognize the hatred of your shipmates as an honor paid to a soul they cannot understand. Your fine contempt for human love is nothing but regret.
Claggart. Stop there. I know the rest by heart. Nothing you say to me but clatters in my belly, watch on watch. Aye: when this arm moves out in gesture of love, it mocks me with a blow. Who lifts this arm? What officer commands this hireling flesh? Somewhere below the farthest marks and deeps, God anchors hearts, and his sea rusts mine hollow. The flukes break in the bottom, and I slack and stand, go in and out forever at God's humor. Look at this sea: for all her easy swell, who knows what bones, ribs and decay are fathomed at her base and move in her motion, so that on the flattest water, the very stricture of the dead can kill that beauty with a dance of death?.. Here is a man. He holds, past fathom curves, drowned fleets of human agonies that gesture when the long tide pulls.
The Dansker. Aye, John. But you must know that other men are moved so. Look up some evening at the quarterdeck for another poor thoughtful devil like you, like me, pacing all night between his doubts.
Claggart. What, Vere? That fine-drawn manner doesn't deceive me. There's a whited sepulchre, like all soft-spoken charmers of this world.
The Dansker. You don't believe in anything besides yourself, eh John?
Claggarl. I've said what I have said. I know myself, and look to that. You should try it. Go to your post, old man, and your everlasting duties.
"Все, я кончил" )) Еще и Вира Датчанин с Клэггартом обсудили. Монологи, романтичные разговоры про ночь и истрепанные нервы каптенармуса - это я уже не комментирую, потому что как Билли в фильме, "не могу подобрать слов"

После столь лихой пьесы фильм Устинова уже кажется приглушенным и умеренным. Но он очень хорош! Он сделан очень внимательно и бережно, начиная с титров. На экране, на фоне моря и кораблей появляются фамилии актеров, и каждый из них в свой черед произносит имя своего персонажа. Получается, будто они герои представляются зрителю, формально и очень выразительно, несмотря на то, что называют только имя и ранг: актеры хороши и голоса у них хороши.
Вообще аудиальные игры свойственны этому фильму в полной мере, такое любовное внимание к звуку всегда меня цепляет. Чего стоит сцена в начале фильма, когда капитан "Прав человека" пытается сделать вид, что не замечает сигналов "Неустрашимого" лечь в дрейф и приказывает матросам поднять паруса,а Билли запеть песню. И что запевает Билли Бадд, такое веселое и хоровое? А вот что:
They call me Hanging Johnny
Away boys away
Then say I hangs for money
O hang boys hang
O first I hanged my Sally
Away boys away
And then I hanged my family
O hang boys hang
It's then I hanged my granny
Away boys away
I hanged her up so canny
O hang boys hang
A rope, a beam, a ladder
Away boys away
We'll hang and haul together
O hang boys hang
We'll hang and haul together
Away boys away
We'll haul for better weather
O hang boys hang
Отличный черный юмор был у Питера Устинова, который, вроде бы, сам писал сценарий )
И там очень славный монтаж: перемена ракурсов, свет, постановка кадров отлично работают, и даже сейчас, спустя полвека, фильм не кажется визуально устаревшим - даром что черно-белый. Актерский состав исключительно приятен и внешним видом и игрой: такие трушные матросы, такие английские офицеры, такой красивый и серьезный Билли! А Датчанин, с его лицом и, главное, акцентом настоящего датчанина! мне очень, очень понравилось в фильме все - за исключением того, что капитана Вира я так и не поняла. Не поняла, чего хотел Устинов, потому что на мой взгляд Вир получился каким-то невнятным, не таким и не этаким. То он на минутку кажется умным троллем, который за показной рассеянностью, книжкой и толстым пузом скрывает свою проницательность и свои командирские планы. То он кажется реально толстым занудой, который всего боится и поэтому пускает дела на самотек. То осознанным негодяем - когда убеждает офицеров, вопреки их вполне разумным доводам - что необходимо повесить Билли. То бесхребетным мудаком, когда после казни Билли раскисает и почти напрашивается на сочувствие к своим тонким переживаниям. Допускаю, что я просто чего-то не поняла, но вот... куда вы дели капитана Вира и кто это на мостике "Неустрашимого"? Ах, это не "Неустрашимый", а "Мститель", говорите? И капитана зовут Эдвин, а не Эдвард. И лейтенант у него не Рэдберн, а Сеймур. И мистера Флинта нет, и... А, ясно. Это просто другая история ))
Кстати, про эту другую историю, еще и с картинками, написала отменный пост М-ль Люсиль по горячим следам просмотра, вот тут: m-lle-lucille.diary.ru/p216119242.htm
А вот тут ее же пост о фильме-опере с Питером Пирсом, со ссылками, примерами и сравнениями:
m-lle-lucille.diary.ru/p216167937.htm
Я его сейчас перечитала и поняла, что ничего не могу добавить, только еще раз повспоминать просмотр и покивать головой в знак полного одобрения и согласия. Поэтому лучше читайте эти посты, а я под ними ставлю значок ППКС и завершу эпопею рассказов о летних просмотров )

@темы: Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили (Billy Budd)

---

И балетный сезон открыла - вечером Национального балета Канады в Стасике (в рамках "Контекста"). Милая фестивальная привычка - начинать с двадцатиминутным опозданием: а то пока весь бомонд соберется, места найдет да рассядется, а без бомонда-то никуда... В зале душно, телефоны светят, кто-то непременно болтает над ухом, в общем, все, как всегда, эта гермиона не изменилась за лето. Ну ладно, я всегда брюзжу, чего вы от меня хотите.
Было как-то по-чичиковски: не слишком толсто, не слишком тонко, не сказать, чтобы плохо, но и не сказать, чтобы хорошо. Начали с балета Гийома Коте "Бытие и ничто" (Being and Nothingness). Не знаю, как выглядит Коте-хореограф в других своих балетах, но после этого балета я могу сказать о нем лишь одно: гриб-подноймайеровик. Так откровенно подражает мэтру, что это не бесит, а по-своему даже умиляет, сидишь, развлекаешься, цитаты ловишь - и ведь наверняка не все я и поймала, но кое-что было трудно не узнать. Например, в части 5 "Гостиная" Хизер Огден и Брендан Сэй танцевали что-то оглушительно напоминавшее дуэт Нижинского и Ромолы из второго акта "Нижинского" - вот тот безумный, с саночками. Когда Огден принималась тащить куда-то ковер со стоящим на ним стулом, я ждала, что сейчас Сэй сядет на стул - как Нижинский на саночки, - и Огден увезет его на ковре за кулисы. К счастью, этого не случилось. Но все равно, страдала она от неуравновешенного партнера почти так же, как Ромола страдала от Нижинского. И даже платье ее было похоже на платье Ромолы. Кэтрин Хозье и Феликс Паке в части 2 "Спальня" и Челси Мейсс и Джек Бертиншоу в части 3 "Дверь" - тоже напоминали о ноймайеровской хореографии, причем, увы, не о лучших ее образцах. Все эти три дуэта были так или иначе затянуты, в чем-то ужасно предсказуемы, и в целом - слабоваты. Нет, не ужас-ужас, но и не восторг. Что-то из серии "он пугает, а мне не страшно": они танцуют и изображают разные чувства, а я на это смотрю, пожимаю плечами и спрашиваю, ну и что. Мужской кордебалет в шляпах и пиджаках на голое тело напоминал, разумеется, о Наарине, но работал тоже скорее под Ноймайера (хотя как раз в Части 2 Коте использовал его так примитивно, как Ноймайер никогда бы не стал): в части 6 "Улица" вели они себя, как солдаты из все того же второго акта "Нижинского". Ах, да, а еще была часть 4 "Раковина", в которой Коте как будто бы подумал, не поставить ли ему еще и мужской дуэт по примеру Ноймайера, но смутился и ограничился лишь легчайшим намеком. Хотя в какой-то момент действительно возникло ощущение, будто кудрявый юноша Паке, замученный своей разбитной партнершей Хозье, стремился припасть душой и телом к Сифесиле Новемберу, - да ни к чему эти стремления не привели.
В сущности, стоили чего-то лишь первая и последняя части - "Свет" и "Вызов" - и то, может быть, не столько благодаря хореографии, сколько благодаря исполнительнице. Грета Ходжкинсон мне очень понравилась, и ради нее стоило, конечно, прийти на этот вечер. Она была очень выразительна, музыкальна и по-хорошему драматична - без нажима, без наигрыша. Отданная ей хореография - и в сольной вариации "Свет", и в дуэте "Вызов" (с Беном Рудизином) - напоминала о ноймайеровской "Татьяне". И сама Ходжкинсон была очень похожа на Татьяну в последней сцене второго акта - только что в белой ночнушке, а не в черной. Наверно, я очень соскучилась по "Татьяне", и даже вот такое напоминание об этом балете доставило мне удовольствие. Но Ходжкинсон была действительно замечательно хороша.
Второй балет - Paz de la Jolla Джастина Пека, дитя хореографической любви Баланчина и Роббинса. По-моему, больше похож на Баланчина (решайте сами, кто там папа, кто мама). Милый и лишь самую малость затянутый балет, непретенциозный и вполне жизнерадостный, от купальных костюмов веет "Голубым экспрессом", в условно "ночной" части очень хороши и Елена Лобсанова и Брендан Сэй - в дуэте, и кордебалет. Не скажу, чтоб мне ужасно хотелось бы снова его увидеть, но если удастся - я буду рада его пересмотреть. Есть в нем что-то легкое и освежающее, хотя... хотя вот смотришь, смотришь и думаешь, что все чудесно, но может, лучше "родителей" покажете - Баланчина там, или Роббинса?..
Ну и наконец, главный хит - "Возникновение" (Emergence) Кристал Пайт. Даже и не знаю, что сказать. Так и задумано, что большую часть балета приходится изо всех сил напрягать глаза, чтоб рассмотреть, что творится на сцене, а периодически еще и зажмуриваться оттого, что прожектор лупит в лицо и ослепляет? Или это были странности стасиковского освещения? В общем, это здорово мешало проникнуться балетом как следует. Впрочем, сидевшие передо мной дамы, снимавшие все на телефоны, мешали еще больше.
Местами было очень интересно. Местами было затянуто. Местами однообразно. Все мы вышли из "Клетки", ага, даешь босикомых насекомых. Хотя насекомые тут вполне себе обутые, некоторые даже на пуантах. Любопытнее всего мне показался па-де-катр ближе к концу - трое мужчин и девушка, воспитанная мужчинами/как мужчина. Она резко отличалась от других женщин, одета была по-другому, танцевала по-другому, и я ожидала, что ее инаковость еще как-то обыграют, столкнут ее с этими пуантными и довольно агрессивными существами, и те либо примут ее как свою, хоть и выглядящую иначе, либо затопчут или изгонят. Но ничего подобного не произошло.
А так - ну да, ансамбль впечатлял, пластика потрясающая, работают все довольно слаженно, рассинхрона не так уж и много. Очень хорош был финал - но путь к финалу был все-таки неоправданно растянут. Впрочем, все балеты этого вечера хотелось так или иначе подрезать: где-то побольше, где-то поменьше. И мне кажется, напрасно поставили балет Пайт последним в программе - не знаю, кому как, но мне было просто трудновато его воспринимать от усталости. Если б я смотрела его на свежую голову, возможно, он произвел бы на меня более сильное впечатление. А так - ну да, можно поставить галочку: видела, представляю теперь, что это такое. Тоже ведь хорошо, а то когда бы мне еще выпал шанс увидеть в живом исполнении балет Пайт, да и балеты Коте и Пека.

@темы: Не только Дягилев или "вообще о балете"

---

Это надо выложить везде и гореть. Приглашаю к костерку всех желающих.

A photo posted by Instagram

На встрече с Карен Кэйн в Стасике сегодня (вернее, уже вчера) было скучновато. Запись можно посмотреть в фейсбуке. Кэйн была очаровательна, очень приятно было ее увидеть и услышать, но ничего нового я для себя не открыла. Не то чтобы и рассчитывала на это всерьез, но все-таки ожидала, наверно, чего-то большего. Она довольно много и с большой симпатией говорила о Рудольфе Нурееве, вспомнила и Ролана Пети, и Элиота Фелда, но, увы, Эрика упомянула лишь один раз, мимоходом, уже в самом конце встречи. На вопросы времени почти не было, да я поняла, что мне и не хочется задавать вопросы об Эрике, тем более о Константине. Это было слишком давнее, довольно прочно закрытое прошлое. И мне показалось, что будет бестактным напоминать о нем. Кроме того, очень уж было душно в музыкальной гостиной Стасика, голова у меня разболелась, и мне хотелось поскорее выбраться на воздух. Завтра (вернее, уже сегодня) пойду смотреть на то, как канадцы танцуют. Пожалуй, интереснее всего мне было, когда Кэйн рассказывала о составляющих этой программы-тройчатки - особенно о балетах Кристал Пайт и Джастина Пека. Надеюсь, увиденное не разочарует.

@темы: Не только Дягилев или "вообще о балете", Мы очень любим оперу, Thomas Hampson is baritone love

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

UPD. Канадцы подумали и немножко додали Хэмпсона (и Белла тоже): крохотный отрывок любовного дуэта из третьего действия

#каксгоретьотоперы или #додайтеинамхэмпсонаадрианагады

A photo posted by Instagram

запись создана: 14.10.2018 в 15:15

@темы: Мы очень любим оперу, Thomas Hampson is baritone love

---

Вот вам симпатичный Эрик Брун, и ни в чем себе не отказывайте. Что-то я тут стала бывать набегами: брошу фотографию и дальше бегу. Очень хочется чего-нибудь хорошего балетного, но ничего нет. Вот разве что 16 октября пойду на вечер Национального балета Канады. Хоть это вовсе не тот НБК, каким он был при Эрике, и танцуют там не то, что меня сильнее всего интересует, но все равно я надеюсь, что будет любопытно. Да и когда еще удастся увидеть НБК, не полечу же я в Канаду ради них (в Канаду сейчас надо лететь ради оперы "Адриан" с Томасом Хэмпсоном, завтра как раз премьера, и ууууу, не будет никакой трансляции, а видели бы вы, какой там очаровательный рыжий Антиной при Хэмпсоне-Адриане!).

@темы: Не только Дягилев или "вообще о балете", Erik Bruhn, Мы очень любим оперу, Erik Bruhn - photos

---

Матросы осуждающе смотрят на оргазмирующего каптенармуса Клэггарта: у нас тут, понимаете ли, француз удрал, мы на драку настроились, а нас обломали, а тут еще и вы, каптенармус, нахально ловите кайф и отбиваетесь от коллектива. Постыдились бы! Но каптенармуса стыдить - только время терять, он вообще не понимает, какие проблемы, ему хорошо, а будет еще лучше, если ему Билли Бадда дадут, дайте ему Билли Бадда, обеспечьте, не то он забедокурит, и вы все не обрадуетесь.
Ну где, где пражская телеверсия, ее же вроде бы сняли, почему не показывают?

@темы: Мы очень любим оперу, Выходи-ка, Билли, чтоб тебя убили (Billy Budd), Gidon Saks is love

---

Ко мне в последние дни приходит какой-то народ на старые сильфидные посты. Так что я и сама эти посты перечитываю и страдаю. Ну ладно, мироздание, ну не хочешь возвращать эту "Сильфиду" в репертуар - дай мне хотя бы видеоверсию, и мы расстанемся друзьями. Прям хочется заделаться коварным хакером, влезть в главный компьютер Королевского датского балета и выкрасть оттуда рабочие записи "Сильфиды" - а ведь они есть, есть, я видела из них отрывки в документалке про Бурнонвиля. Но я, увы, не коварный хакер, могу только сидеть, ныть, ностальгировать и выкладывать тысячу раз уже выложенные фоточки.
Ну давай же, упрашивали Джеймса девушки во главе с Эффи, ну не стесняйся, ну поцелуй же его, наконец. А Джеймс стеснялся и отказывался при всех с Мэджем целоваться.

@темы: "La Sylphide", Royal Danish Ballet

---

Божественная Аня Хартерос поет Mi restano le lagrime из "Альцины" - так томительно и сладко, что самой хочется плакать от несчастной любви. А еще хочется снова пойти на "Альцину" в БТ - да, пусть там и Ани нет, и постановка не та, и Хансен блеет козлом, но все-таки, как я уже говорила, - лучше такая "Альцина", чем никакой "Альцины". И многое хочется переслушать в живом исполнении - пусть даже оно будет далеко от идеального. И кстати, если говорить о Кэти-Митчелловской постановке, - не нравится мне, как Петибон в видеозаписи пела Mi restano le lagrime, вот совсем не так и не то. Не трогает и музыкального удовольствия не доставляет. То ли дело Аня!..

@темы: Мы очень любим оперу

---

Кисло-сладкая, но в целом любопытная рецензия на ту-самую-постановку "Микадо" (The Observer, выпуск от 5 октября 1986 года). Я чувствую себя утеночком, но мне после "Микадо" в антураже двадцатых британских годов очень трудно воспринимать "Микадо" в прямолинейном псевдояпонском стиле. У рецензента, я думаю, была обратная проблема: он привык к японщине в "Микадо", а его лишили привычных ширм, кимоно, вееров и проч. Но все же он выдержал и даже не стал прямо-таки все обругивать. Нет, в самом деле, рецензия совсем недурная. Отдельно посмешило замечание касательно Пу-Ба: видно, сложилась какая-то традиция, что его играли люди в теле, вот рецензент и поразился, увидев худого и стройного Пу-Ба в исполнении Ван Аллана.

@темы: Мы очень любим оперу, Oh! Mikado!, Richard Van Allan is bass love