Его я решила вынести в новую запись - надоело поднимать старую, а главное, фэндом все равно другой. Мне казалось, я давно уже отболела мангой Angel Sanctuary, ан нет, рецидивы еще случаются. Но - с другими героями.
И даже такой маленький драббл требует объяснений. В семнадцатом томе манги, в самом начале, есть маленькая сценка-воспоминание Рафаэля - как давным-давно он случайно наткнулся на Белиаль, соблазнявшую безымянную девицу-ангелицу. Впрочем, "соблазнять" - это сильно сказано, судя по их поведению, это был далеко не первый раз. Собственно юри там было на два кадра, но мне хватило, чтобы войти во вкус.
В результате получился вот такой драбблик - не то чтобы развитие сцены из манги, а, скорее, предыстория к ней. Девица-ангелица, второй "элемент" пейринга, так и осталась безымянной. Итак:
20.
"Ил".
"Angel Sanctuary", Белиаль/?, R - Не бойся, никто сюда не войдет, моя девочка. А если и войдет, ему же хуже, правда? Он иссохнет от зависти, сам попросит, чтобы ему отрубили крылья. Хи-хи-хи...
Она смеется, как змея. Ее красные ногти похожи на божьих коровок, она не закругляет их, а затачивает квадратно. Любой халат можно вспороть без усилий, только пуговицы стучат по паркету. Она распахивает тугие крахмальные полы и прижимает маленькую секретаршу к столу. Не разберешь, кто соблазнительница, а кто жертва, они обе сейчас - порождения дьявола. Помада стекает с губ.
- Лучше делать это со мной, моя девочка, я уж точно никому не расскажу. Я слишком люблю твою кожу и клеймом ее не попорчу. А вот другим ты лучше не доверяй. Или постарайся устраиваться так, чтобы клейма ставили им.
А у маленькой секретарши уже остекленели глаза. Ее телесный соленый запах пробивается все сильнее сквозь пудру, сквозь целомудренную фиалковую воду. Рыжие волосы скользят по ее щекам, не оставляя ожогов. Слой грима слишком тонок, поцелуям его не растопить.
- Ты запомнишь меня навсегда, моя девочка. Если ты будешь умницей, я подарю тебе цветок с моей шляпы. К синим глазам - синие розы.
Как узки эти форменные юбки, как тесно они стягивают колени. Но ей все нипочем, она с легкостью добирается до теплой и мокрой плоти, стряхивает с пальцев витые волоски. Падают туфельки - левая, правая, обнаженные, чулочками обтянутые ступни выгнуты беспомощно, не доставая до пола. Маленькой секретарше закричать бы сейчас, позвать на помощь, а она улыбается.
- Познакомься с моей бабочкой, не бойся. Погладь ее, да, вот так, вот так. Пощекочи ей крылышки.
Все лгут, что она не женщина, пока она не настигнет их. Крохотные груди ее мягки и остры, соски касаются сосков, когда она наклоняется ниже. В коридоре так тихо, ни шага, ни стука, но маленькая секретарша пугается запоздало и сдвигает влажные ноги. Ах, как ей страшно, а вдруг все-таки кто-то войдет? Тоненькая ладошка, такая нежная, такая детская, ползет вверх по подвязке, прочь от чарующей черной бабочки.
- Не надо бояться, девочка, я тебя не позволю обидеть. Не бойся, девочка, я не дам тебя погубить.
Что еще она шепчет сипло, приподнимая встрепанную и вызолоченную голову? Ни слову ее нельзя верить, ни унылой усмешке, ни расширенным сладко зрачкам. Но секретарша потому и маленькая, что сдается простым уговорам и вскидывает руки, обнимая ее, как мужчину. Не дано бедняжке увидеть будущее, и не знает она, маленькая, полураздетая, что крылья отрежут именно ей.
- Я хочу хорошенько почистить твои перышки, мой ангел.
Девочка-секретарша в белом халатике распластана на столе лучше, чем на постели. Можно целовать ее, можно глубже вдавливать пальцы между теплых и узеньких бедер. Слюна и краска размазаны по ее рту, грязное личико искажено так блаженно. Все кончено, теперь она боится, что ее бросят и остановятся.
- Назови мое имя, моя девочка.
А она, рыжая-рыжая, играет и трется все сильнее, не ласки требуя, а предательства. Через минуту кто-то войдет, через секунду кто-то войдет, и услышит, и тогда будет поздно. Маленькая секретарша уже до смерти влюблена, вот и бьется под нею молча, кусая красные губы. Бумаги слетают на пол, как голуби.
- Имя, девочка, имя.
Неужели вот так и будут ее допрашивать, или просто истычут стрелами, будто... ах, будто подушечку для булавок? Остаются следы заостренных зубов, и натертая кружевом сыпь, и царапины на запястьях. Вина доказана и проступок ясен, после она заплачет перед зеркалом над растерзанной блузкой, потому что ей жаль красивого воротничка. Шея пропахнет липко чужими духами. Бедная маленькая девочка, пройдет немного времени, и она привыкнет, она перестанет пугаться. "Страх умер, девочка, мы отпоем его", набормочут ей на ухо и расстегнут замочек сережки.
Беда приходит и беду приводит, беда приходит и беду приводит, вместо солнца рябит и мигает лампочка. Маленькая секретарша выброшена из своего тела, освобождена. В горячей первобытной мути плоть становится песком, а кости - кораллом, змеиный смех еще веселее звучит на дне. Ей только и сил хватает, пока возвращается дыхание, пока юные руки оправляют ее юбку, - ей только и сил хватает шевельнуть губами, складывая по слогам имя:
- Бе...ли...аль.
Тоже давно все отболело, но до сих пор - безумно красиво)
Ничего, если я повосхищаюсь?
М-ль Люсиль, это да - она великолепна. "Обитель" ради нее одной читать можно.
А зарисовка у вас очень атмосферная и очень чувственная получилась, спасибо за удовольствие.