Живи, а то хуже будет
Довольно грустно любить мангу малоизвестную, старую, непереведенную. Вся информация о "Hensoukyoku" ограничивается строчкой в перечне работ мангаки, первой главой на русском языке да более-менее насыщенным итальянским сайтом. При наличии известного упорства и непозабытой еще латыни можно и там что-нибудь разобрать, даже не зная языка. Но скупых полупонятных пересказов глав все-таки мало. Японский, собственно, надо учить, да усидчивости не хватает. Усидчивости хватает только на разглядывание манги.
Такемия Кейко и Хагио Мото - бабушки японского яоя (никаких намеков на возраст - только на статус и сыгранную роль в развитии). В русскоязычной (да и англоязычной) среде яоепоклонников Такемии повезло чуть больше - на ее имя реагируют мгновенно: "А, Песня ветра и деревьев, да?". Вот что значит - успеть с экранизацией "в нужное время и в нужном месте". Упоминание Хагио Мото едва ли вызовет столь быструю реакцию, вот если назовешь одну из самых известных ее работ "Сердце Тома" - тогда, может быть, кивнут и вспомнят, что это и есть "первый яой". О Хагио Мото и ее работах я, может быть, когда-нибудь напишу отдельно, потому что они того стоят. Ведь до "Сердца Тома" была еще умопомрачительная манга "Семья По" ("Poe no Ichizoku"
, запросто могущая перетянуть звание если не "первого яоя", то уж "первого сенен-ая" точно - так нежны и двусмысленны были отношения юных вампиров и названых братьев Эдгара и Аллана. И даже девушки долгое время не могли нарушить эту идиллию, но... впрочем, речь не о них сегодня.
А Такемию знают за одну только "Песню" - и ничего удивительного, эта манга стоит внимания. Она стала квинтэссенцией позднейших яойных штампов - но именно потому, что тут они использовались впервые и поданы были свежо и ярко, никакого раздражения эти клише не вызывают. Может быть - да и то, это уже личное восприятие - только улыбку. Просто насилие не воспринимается так остро, когда несчастного Жильбера насилуют на протяжении семнадцати томов - и с особым цинизмом. Лишь на память приходит незабвенный диалог из "Душещипательной яойной истории" (автор - Джерри, текст до сих пор лежит на сайте ТК): "Автор, а яой будет? - Яоя не будет! - А насилие? - А оскорбления и унижения? - Бу-у-удут!".
Но в начале 80-х годов, параллельно с "Песней", Такемия нарисовала мангу "Hensoukyoku" ("Вариации" - в соавторстве с Нориэ Масуямой, придумавшей сюжет и до того описавшей эту историю в своих новеллах. И получился невероятный, удивительный трехтомник, который - в моих глазах, конечно - и сюжетно, и графически стоит выше "Песни". Это манга, насквозь пропитанная музыкой - но скрипичные и фортепианные мелодии нарисованы так, что их почти-почти можно услышать. Музыка становится сюжетной основой, все замкнуто на ней, и герои немыслимы без музыки - скрипач Эдуард Сорти, пианист Вольфганг Рехтер, критик Альберт (в русском переводе - Хольберт) Мечек. Да и место действия выбрано не без умысла - Австрия, вымышленный городок Виленц (или Виренц?) под Веной. Наверно, музыка разлита там прямо в воздухе.
Повествование скачет то вперед, то назад - именно в первой главе, так удачно выпущенной на русском языке, происходит чуть ли не единственная (но не единственная, на самом-то деле) яойная сцена. Кажется, роли обозначаются предельно ясно: есть совратитель - сам Альберт, не гнушающийся шантажом ради секса, есть жертва - четырнадцатилетний "божественный" Эдуард (один из любимых типажей Такемии - светловолосый мальчик ангелической прелести, стоит вспомнить для сравнения того же Жильбера или Мариона из "Двери в лето", однако это только первый пласт, в глубине, за пределами одной переведенной главы, остается что-то еще. И вот уже Альберт кажется вполне себе влюбленным, и Эдуард пользуется его покровительством и совершенно не выглядит несчастным или ущемленным, и вступает в действие третий герой - пианист Вольфганг, связанный (если верить одним только картинкам, даже в итальянском пересказе нет места таким подробностям) платоническими отношениями с Эдуардом и дружески-плотскими - с Альбертом. Из главы в главу сменяются города и страны - Виленц, Вена, Андалусия, Париж, Швеция, наконец, мелькают вперемешку десятилетия - пятидесятые, шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы. В действие вступают женщины, оттеняя и ослабляя гомоэротическую линию. Но женщины эти прелестны, поэтому не получается злиться на них за такое кощунство. Поворот неизбежен - ведь и Эдуард, и болезненный Вольфганг - оба, в общем, вполне нормальны, и лишь влияние Альберта виновно в их бисексуальности. Да и не в сексуальности дело. Дело в красоте.
А не будь этих женщин - Анетт и Лолы - не было бы и продолжения истории, не было бы последней главы, одной из самых моих любимых. Смешнее всего, что в моем новом, двухтомном издании - роскошном, с цветными страницами - двух последних глав и нету, все оканчивается свадьбами. Мне повезло, что в случайно купленном артбуке Такемии как раз эта глава "Путешествие Нино Алексиса" - и была опубликована. Главным героем в ней становится сын Эдуарда и Анетт - Нино. Он очень похож на отца, но глаза у него синие, а не зеленые. Именно к нему, порвавшему с семьей и самостоятельно живущему в Швеции, и приезжает постаревший Альберт (хотя как сказать - "постаревший"? если я правильно подсчитала, ему в это время еще и пятидесяти нет). Встреча оканчивается нежной ночью в гостиничном номере, где остановился Альберт, но даже не это покорило меня (правда, поразительная прелесть яойной сцены была удивительна - ведь из-за сильнейшей разницы в возрасте "участников" секс мог показаться отвратительным, но ничего подобного не было). Этой ночи предшествует прогулка по средневековому старому городу: в тусклом свете фонарей, под падающим крупным снегом, бредут по брусчатой мостовой Альберт и Нино, укрывшись одной шубой. И я не встречала в манге ничего очаровательнее, ничего интимнее этой короткой (на страницу едва ли) прогулки.
Такемия Кейко и Хагио Мото - бабушки японского яоя (никаких намеков на возраст - только на статус и сыгранную роль в развитии). В русскоязычной (да и англоязычной) среде яоепоклонников Такемии повезло чуть больше - на ее имя реагируют мгновенно: "А, Песня ветра и деревьев, да?". Вот что значит - успеть с экранизацией "в нужное время и в нужном месте". Упоминание Хагио Мото едва ли вызовет столь быструю реакцию, вот если назовешь одну из самых известных ее работ "Сердце Тома" - тогда, может быть, кивнут и вспомнят, что это и есть "первый яой". О Хагио Мото и ее работах я, может быть, когда-нибудь напишу отдельно, потому что они того стоят. Ведь до "Сердца Тома" была еще умопомрачительная манга "Семья По" ("Poe no Ichizoku"
, запросто могущая перетянуть звание если не "первого яоя", то уж "первого сенен-ая" точно - так нежны и двусмысленны были отношения юных вампиров и названых братьев Эдгара и Аллана. И даже девушки долгое время не могли нарушить эту идиллию, но... впрочем, речь не о них сегодня.А Такемию знают за одну только "Песню" - и ничего удивительного, эта манга стоит внимания. Она стала квинтэссенцией позднейших яойных штампов - но именно потому, что тут они использовались впервые и поданы были свежо и ярко, никакого раздражения эти клише не вызывают. Может быть - да и то, это уже личное восприятие - только улыбку. Просто насилие не воспринимается так остро, когда несчастного Жильбера насилуют на протяжении семнадцати томов - и с особым цинизмом. Лишь на память приходит незабвенный диалог из "Душещипательной яойной истории" (автор - Джерри, текст до сих пор лежит на сайте ТК): "Автор, а яой будет? - Яоя не будет! - А насилие? - А оскорбления и унижения? - Бу-у-удут!".
Но в начале 80-х годов, параллельно с "Песней", Такемия нарисовала мангу "Hensoukyoku" ("Вариации"
- в соавторстве с Нориэ Масуямой, придумавшей сюжет и до того описавшей эту историю в своих новеллах. И получился невероятный, удивительный трехтомник, который - в моих глазах, конечно - и сюжетно, и графически стоит выше "Песни". Это манга, насквозь пропитанная музыкой - но скрипичные и фортепианные мелодии нарисованы так, что их почти-почти можно услышать. Музыка становится сюжетной основой, все замкнуто на ней, и герои немыслимы без музыки - скрипач Эдуард Сорти, пианист Вольфганг Рехтер, критик Альберт (в русском переводе - Хольберт) Мечек. Да и место действия выбрано не без умысла - Австрия, вымышленный городок Виленц (или Виренц?) под Веной. Наверно, музыка разлита там прямо в воздухе.Повествование скачет то вперед, то назад - именно в первой главе, так удачно выпущенной на русском языке, происходит чуть ли не единственная (но не единственная, на самом-то деле) яойная сцена. Кажется, роли обозначаются предельно ясно: есть совратитель - сам Альберт, не гнушающийся шантажом ради секса, есть жертва - четырнадцатилетний "божественный" Эдуард (один из любимых типажей Такемии - светловолосый мальчик ангелической прелести, стоит вспомнить для сравнения того же Жильбера или Мариона из "Двери в лето"
, однако это только первый пласт, в глубине, за пределами одной переведенной главы, остается что-то еще. И вот уже Альберт кажется вполне себе влюбленным, и Эдуард пользуется его покровительством и совершенно не выглядит несчастным или ущемленным, и вступает в действие третий герой - пианист Вольфганг, связанный (если верить одним только картинкам, даже в итальянском пересказе нет места таким подробностям) платоническими отношениями с Эдуардом и дружески-плотскими - с Альбертом. Из главы в главу сменяются города и страны - Виленц, Вена, Андалусия, Париж, Швеция, наконец, мелькают вперемешку десятилетия - пятидесятые, шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы. В действие вступают женщины, оттеняя и ослабляя гомоэротическую линию. Но женщины эти прелестны, поэтому не получается злиться на них за такое кощунство. Поворот неизбежен - ведь и Эдуард, и болезненный Вольфганг - оба, в общем, вполне нормальны, и лишь влияние Альберта виновно в их бисексуальности. Да и не в сексуальности дело. Дело в красоте.А не будь этих женщин - Анетт и Лолы - не было бы и продолжения истории, не было бы последней главы, одной из самых моих любимых. Смешнее всего, что в моем новом, двухтомном издании - роскошном, с цветными страницами - двух последних глав и нету, все оканчивается свадьбами. Мне повезло, что в случайно купленном артбуке Такемии как раз эта глава "Путешествие Нино Алексиса" - и была опубликована. Главным героем в ней становится сын Эдуарда и Анетт - Нино. Он очень похож на отца, но глаза у него синие, а не зеленые. Именно к нему, порвавшему с семьей и самостоятельно живущему в Швеции, и приезжает постаревший Альберт (хотя как сказать - "постаревший"? если я правильно подсчитала, ему в это время еще и пятидесяти нет). Встреча оканчивается нежной ночью в гостиничном номере, где остановился Альберт, но даже не это покорило меня (правда, поразительная прелесть яойной сцены была удивительна - ведь из-за сильнейшей разницы в возрасте "участников" секс мог показаться отвратительным, но ничего подобного не было). Этой ночи предшествует прогулка по средневековому старому городу: в тусклом свете фонарей, под падающим крупным снегом, бредут по брусчатой мостовой Альберт и Нино, укрывшись одной шубой. И я не встречала в манге ничего очаровательнее, ничего интимнее этой короткой (на страницу едва ли) прогулки.