Живи, а то хуже будет
Вчера я добрала нехватку "Билли Бадда" в организме - потому что в этом сезоне "Билли" нигде в Европе не ставят, смотреть его негде, приходится тосковать. Но мироздание поняло, что так нельзя, надо мне хоть что-то подкинуть, чтобы я не страдала - и подкинуло кинопоказы мадридского "Билли Бадда" 2017 года в постановке Деборы Уорнер. Этот "Билли" уже довольно давно вышел на двд, но в сеть его не сливали, даже и посмотреть было негде. Ну и я - тоже умная - бурчала, что бу, там Имбрайло, не хочу Имбрайло. Правда, после прошлосезонной норвежской постановки Аннелизе Мискиммон я уже перестала бурчать, что бу Имбрайло, потому что Имбрайло там был великолепен, да и вообще - ну это глайндборнская постановка, после которой Имбрайло для меня был бу, была неудачной, а сам Имбрайло хорош. Ну так вот. Короче, к Имбрайло я расположилась и даже очень, но покупать двд мадридского "Билли" все равно не хотела, потому что - ну ладно Имбрайло, а вдруг все остальные мне не понравятся, а постановка не зайдет?
Ну вот теперь я не знаю, то ли за двд бежать, то ли за билетом на следующий кинопоказ, а следующий будет только 14 января (москвичи и гости столицы, имейте в виду, между прочим). Оно сногсшибательно. Мощнейшая постановка, прекраснейший хор, потрясающие исполнители, великолепный оркестр. Я вчера вышла из кино и, кажется, на всю Садово-Черногрязскую восторженно орала в телефон, описывая, как это было круто. И мне реально хотелось всех за руки хватать и кричать: "Ну бегите же, ну смотрите на это, вы не пожалеете!". Но к прохожим приставать неудобно, поэтому я буду кричать и хватать всех за руки здесь, в дайри. Бегите и смотрите на это. Вы не пожалеете.
Надо еще добавить, что - на мой взгляд, конечно, - этот спектакль еще и очень круто снят. Оператору большой зачет. Он очень здорово ловит все, что нужно, ничего не теряет, он дает погрузиться в спектакль - и местами и вправду создается полный эффект присутствия в театре, на живом представлении. Хотя в театре не будешь так здорово ловить все эмоции на лицах не только главных героев, но и хора. Я хочу еще раз сказать: хор изумительный. Они не только все пели великолепно, они еще и играли так, что глаз не оторвать. Там у каждого - выразительное лицо, у каждого - осмысленная роль, хористы не просто занимают место и рты открывают, он живут в этом спектакле. И ты здесь воспринимаешь хор как собрание индивидуальностей, а не как безликую поющую массу, они все - люди, маленькие миры. Далеко не всегда это удается в "Билли" мне кажется, хоть хор в этой опере всегда занимает очень важные позиции. Но вот, например, вспоминается все тот же Глайндборн, где хор состоял из гладких, упитанных, чистеньких, сонных людей, вяло изображавших угнетенных моряков. И производило это понятно какое впечатление: главная проблема у команды на том "Неустрашимом" - как получить четвертую добавку за обедом, если больше трех добавок в одно рыло выдавать не желают. Угнетение сплошное, чо.
В Мадриде не так. В Мадриде команда на "Неустрашимом" - это в основном крепкие, физически развитые, очень красивые и сильные мужчины. И если эта сила, до поры до времени придавленная и укрощенная офицерами, выйдет из-под контроля - то да, это будет очень страшно. И сцена бунта в финале действительно страшна: эти озверевшие от гнева и горя люди раскачивают платформу, на которой стоят офицеры, и те шатаются, чуть не падают, хватаются за канаты, и черт возьми - так отчаянно желаешь, чтобы этот бунт удался, чтобы все пошло ко дну. Но конечно, это не происходит. И все-таки это жутко - и это очень мощно.
А еще интересно, что именно гомоэротизма в этой постановке очень мало - да практически нет его вовсе. Чистый джен - но какой ослепительно прекрасный джен. И это притом, что постановка переполнена красивыми мужскими телами - полуголыми, вспотевшими, в мокрых майках, густейшая концентрация мужской красоты. И сама по себе эта красота очень чувственная, но - эта чувственность эстетическая, а не эротическая. Не знаю даже, как лучше объяснить. Но вот именно гомоэротические моменты можно пересчитать по пальцам: Клэггарт говорит полуголому Билли после драки с Крысой свое фирменное Handsomely done, my lad - и проводит двумя пальцами по голой спине Билли, но это длится секунду или две, да и снято так, что едва успеваешь это заметить; в диалоге с Новичком Клэггарт подманивает его к себе, зовет сесть поближе (сам Клэггарт сидит на условной верхней палубе, свесив ноги, и курит, нервная работа, закуришь тут), и Новичок, неправильно все это интерпретируя, сначала обещает: "I'll do anything to serve you" - и кладет руку Клэггарту на колено, а потом понимает, что этого-то от него и не требуется, и руку убирает; ну и наконец, в сцене шанти один из хористов - дивно красивый мальчик - изображает вот ту самую тетушку из куплета Дональда, которая "was winking at Billy". Мальчик невероятно выразительный, глаз его сам ловит и в других сценах - и я даже повздыхала на тему, что вот бы его Новичком. Хоть никто не сказал, что он вообще тенор. Ну и в шанти его выход - он тоже не столько гомоэротичный, сколько просто развесело-карнавальный. Ну вот, а больше никакой гомоэротики в спектакле нет. И даже Клэггарт настолько себе не дает воли, что его интерпретация O beauty, o handsomeness, goodness оказывается в чем-то близка к интерпретации Ричарда ван Аллана в постановке Тима Олбери (это та самая любимая моя ENOшная с Лангриджем-Виром): у ван Аллана все это было совсем не про чувственную любовь, а у этого Клэггарта (Бриндли Шерратт) - чувственность есть, но задвинута на третий план, ее почти и не заметишь. Вообще надо сказать, что мне не очень понравилось, как Шерратт исполнил эту арию - как-то получилось у него, на мой вкус, бледно и невыразительно. И он в этой арии откровенно жалок - то есть, я понимаю, что это явно фича и задумка Уорнер: Клэггарт и должен быть жалок (Вир, кстати, тоже, но о Вире скажу потом), но при этом хотелось бы, чтоб его было здесь интересно слушать, а выходит не очень интересно, как будто он немного не дотягивает. Хотя вот здесь не поручусь, что при переслушивании не изменю своего мнения. Но зато очень он выразителен сразу после арии, в начале разговора с Новичком: когда лежит на палубе навзничь, курит и говорит с Новичком этак небрежно и уже совсем спокойно. Сигарета помогла, он пришел в себя и начинает обдумывать, как сжить со свету Билли Бадда и успокоиться. Хотя когда будет нужно - вернее, когда Новичок заартачится, - спокойствие с Клэггарта снимет как рукой. Тут он, добиваясь своего, пошел дальше всех виденных мною Клэггартов: он сначала наступил на свежие рубцы на спине Новичка, крепко так прижал каблуком, а потом еще потушил о спину Новичка сигарету, что было вообще жутко. С ним шутки плохи. Он очень расчетливо жесток. И откровенно скользок, двуличен и лицемерен, и Шерратт очень здорово, кстати, показал его двойственность: вот Клэггарт при офицерах - сдержанный, учтивый, невозмутимый, а вот Клэггарт наедине с собой - мерзопакостный достаточно, крысообразнее Крысы, мелочный и мелкий. И все это скрывается под очень благообразной внешностью - будете смеяться, но Клэггарт в этой постановке внешне похож на Акунина-Чхартишвили. Интеллигентное лицо, очки, фигура довольно стройная, перстенек на пальце. Но противный он, противный, нет в нем ничего романтического, ничего привлекательного, нет ни благородной красоты ван Аллана, ни обаяния Сакса, ни чувственности Релье. Гнусный тип. А уж когда он, выговорив свои абсурдные обвинения в лицо Билли (причем там интересная мизансцена: Билли в отчаянии смотрит на Вира, пока Клэггарт произносит свое I accuse you, и Клэггарт нарочно делает несколько шагов в сторону, заслоняя Вира от Билли, лишая Билли даже такой поддержки), он наклоняется к Билли и издевательски передразнивает его заикание - вот тут рука сама чешется дать ему в лоб. И будь на месте Вира человек поприличнее - оправдал бы Билли без всяких вопросов. Но что бы мы тогда дальше смотрели?
Вир - Тоби Спенс. Ух, какой Вир. Мне кажется, я еще не видела настолько мерзких Виров: Уорнер его не то что не пытается простить и оправдать, наоборот, она безжалостно обвиняет его и не оставляет ему никакой надежды на искупление. И это отсутствие надежды видно уже в прологе: рядом с условно молодым Виром - памятью, совестью, тенью, - сидит безумный старый Вир и трет пол Библией. Тут совершенно дивное обыгрывание параллели Библия-книга - "библия"-пемза, которой палубу трут, ну и кроме того - именно на этой Библии Вир и все остальные участники суда над Билли будут клясться говорить только правду. И мистер Редбёрн (Томас Олиманс), объявив приговор, швырнет эту Библию на пол и в бешенстве выйдет из каюты капитана, и никогда уже не простит ему то, что капитан позволил отправить Билли на смерть. Тут очень интересно - отвлекаясь немного от Вира - отношение Редбёрна к Виру: он такой уютный, пухлый, явно очень заботливый, он немножко над Виром суетится, и в сцене диалога Вира с Клэггартом - уже после неудавшегося боя - он за Вира переживает (офицеры тоже стоят на мостике и слушают этот разговор), он останавливает Вира, когда тот хватает Клэггарта за грудки с воплем, что за ложный донос полагается петля, он и после ухода Клэггарта пытается Вира успокоить, да тот отмахивается. И в общем, видно, что до поры до времени Редбёрн к Виру по-человечески привязан. Но после суда над Билли эту привязанность как отрезает, Редбёрн видит теперь истинную сущность капитана - и не может ему этого простить. И держится с ним холодно и отчужденно. Это так здорово передано!
А еще у Редбёрна отличное взаимодействие с мистером Флинтом (Давид Соар). Мистер Флинт - подтянутый, мрачноватый, чернявый, моложе Редбёрна, вроде бы ничего общего между ними нет, кроме нелюбви к французам, но они замечательно держатся вместе, понимают друг друга с полуслова - а уж как чокаются, допев про то, что не любят французов, и чуть только не подмигивают друг другу. О, как мистер Редбёрн зевает во время допроса свежезавербованных! И вообще вот там у всех - у Редбёрна, у Флинта, у зеленого юнца Рэтклиффа (Торбен Юргенс), у команды, у капитана, у Билли, у Клэггарта, у всех - множество мельчайших эмоциональных реакций на происходящее, очень тонко переданных, очень оживляющих персонажей. Все не запомнишь и не передашь, это видеть надо, но меня эти маленькие детали привели в полный восторг.
Возвращаясь к капитану: несмотря на пролог, поначалу все очень мило, капитан сначала принимает ванну, потом принимает гостей - в халате, в тапочках на босу ногу, щедро наливает вина, сам пьет с удовольствием, услышав имя Клэггарта, вспоминает про стоглазого Аргуса и пытается наглядно изобразить, что это такое (на лицах у Редбёрна и Флинта написано: "Так, все, капитану больше не наливать"), потом укладывается на пол и приглашает гостей послушать матросское пение (мистер Редбёрн на коленки встает и прислушивается, а мистер Флинт смотрит на это, чуть только не покручивая пальцем у виска, и наливает себе еще, будет он глупостями заниматься, как же). Все очень мило, Вир такой Вир, вот и на полу лежит почти как Лангридж. Но во втором акте вся эта милота разбивается вдребезги. Нет, в сцене боя капитан еще вполне-вполне, хотя и страшно бесится оттого, что француза упустили (и кстати, дивно поет мое любимое "Ay, the mist is back to foil us. The mist creeps in to blind us", тут он и на слух мне напомнил Лангриджа), но уже в диалоге с Клэггартом он идет вразнос. А уж его поведение в сцене суда над Билли - нескрываемо мерзкое, трусливое, даже подловатое, и офицеры видят эту подловатость и трусость, и не могут понять, как Вир может себя так вести. Они ему бросают спасательный круг, они пытаются сделать так, чтобы он спас не только Билли, но и себя, свое доброе имя, свою душу живу. Но Вир ничего не хочет делать. И как выразительно его - неосознанное, по-видимому, - поведение: когда Билли в отчаянии бросается к нему с последним криком: "Save me!" - и обнимает, и не рассчитав, опрокидывает на пол, то Вир - когда Билли уже оттаскивают от него, - вскакивает и начинает суетливо, брезгливо, с нескрываемым отвращением отряхивать мундирчик. И все его поведение и в сцене суда, и потом - это что-то такое трусливое, крысиное, что-то неуловимо сближающее его вдруг с Клэггартом в этой постановке. Они здесь, в сущности, в чем-то очень похожи. И хоть у Вира хорошая репутация, а у Клэггарта - плохая, но в целом разница между ними не так уж и велика.
Еще интересное в этой постановке: обычно Билли не присутствует на сцене при вынесении приговора и при исполнении I accept their verdict - ну и понятно, как и написано в либретто. Но здесь Билли остается на сцене все время - только он сидит в ванной комнате Вира, как бы в отдельном помещении с условными (но в реальности отсутствующими) стенами. И мы видим его все время, видим, как он мучается, ожидая решения своей участи, переходит от надежды к безнадежности и обратно. Имбрайло это потрясающе передает, он вообще невероятно круто сыграл Билли. И вот Вир, допев свое, наконец-то решается сказать Билли, что тот осужден на смерть, выводит его из "ванной комнаты", и сам весь так страдает, как будто его должны казнить, пожалейте его, бедненького. А Билли смотрит на него - и понимает, все понимает, и еще - господи, бедный, - пытается чуть улыбнуться, подбодрить капитана, браво принять свою судьбу. И Вир открывает люк в полу, ведущий в трюм, Билли сходит в него, замирает, глядя на Вира, гладит его по голове и уходит вниз. Это выглядит как прощение. Но перед казнью Билли крикнет свое: "Starry Vere, God bless you!" - так, что это прозвучит проклятием, а не благословением. И поделом.
Билли (Жак Имбрайло) - потрясающий. Пусть не юный, пусть не ангельски-красивый, но такой ладный, обаятельный и теплый, и при этом с чувством собственного достоинства, довольно взрослый такой Билли. Хотя глядя на него, трудно поверить, что он не умеет читать, слишком лицо умное и интеллигентное. Хотя и не такое потрясающее, как у Крысы (Франсиско Вас) - вот кто явный интеллигент в третьем поколении. Не могу, Крыса меня тут поразил. То есть, мало того, что он внешне привлекателен и интересен, но он еще и появляется в финале, в общей толпе моряков перед казнью Билли, он стоит с ними, ожидая, когда выведут Билли (и надо видеть, как эта толпа покачивается из стороны в сторону, это жутко, и это производит такое же мощное впечатление, как общий хор в сцене боя, когда они грянули в последний раз "This is our moment", мурашки по телу побежали), он тоже в отчаянии от казни Билли, он вместе со всеми, одним из первых бросается бунтовать. Это неожиданно, необычно - но тут Крыса просто выглядит так, что грех его делать обычным мелким пакостником, он глубже роли, навязанной ему Клэггартом. И кстати, его драка с Билли - это реально очень круто поставленная сцена, динамичная, яркая, и Билли в этой драке местами прямо-таки страшен: он расходится не на шутку, и как-то становится ясно, что хоть нрав у него добрый, но опыт рукопашных у него ого-го какой, и лучше с ним не связываться.
Продолжая о Билли: мне показалось, Имбрайло распелся не сразу, Billy Budd, king of the birds прозвучала у него чуть придушенно. Но потом он разошелся, во втором акте был просто изумителен. Да чего там, и в первом тоже - и в шанти, и во сне, и в диалоге сначала с Новичком, потом с Датчанином. Но во втором акте как он пел балладу Билли и как прощался с Датчанином. Вообще отношения этого Билли с Датчанином (Клайв Бейли) - это одна из самых потрясающих линий в этой постановке. Я вчера начала хлюпать носом уже на балладе Билли, но когда пришел Датчанин, и Билли начал прощаться с ним - тут я уже просто ревела. Это было душераздирающе. И Датчанин в этой постановке - совершенно удивительный, и голос у него потрясающий, и играет он так здорово, и у него с Билли яркая, теплая химия. Но черт, как он прощался с Билли, пытался уйти, но не выдерживал, возвращался, гладил Билли по голове, сам уже почти плакал, а Билли - тоже на грани - толкал его головой, как теленок, упрашивал уйти. Вот опять же - хочется пересмотреть эту постановку еще раз, чтобы разглядеть линию Билли+Датчанин во всех подробностях, насладиться каждой мелочью.
Забыла рассказать о еще одной сильной сцене в этой постановке: допрос завербованных очень похож на торги на невольничьем рынке. Сначала Рыжую Бороду, а потом и Артура Джонса вталкивают на возвышение, раздевают до исподнего, выставляют на всеобщее обозрение, и это жутко и отвратительно. И никто, понятное дело, бровью не ведет, нормально все и привычно, вот и мистер Редбёрн позевывает, он уж этого навидался, ничего особенного нет. И только Билли - опытный матрос! - не ждет, когда с него сдерут одежду, сам поднимает руки, чтоб удобнее было стащить с него свитер, потом берется расстегивать штаны - но все и так видят, что парень ладный, годится, и Билли, не переставая отвечать на вопросы, снова ловко застегивает штаны. И офицеры к нему мгновенно проникаются добрыми чувствами, улыбаются, переглядываются: вот ведь какой славный парень, вот уж свезло нам так свезло. Но когда Билли начинает прощаться с "Правами человека" - тут-то они спохватываются и кидаются пресекать крамолу.
Очень хорош в этом спектакле Дональд (Дункан Рок) - здоровенный могучий детина, ух какие бицепсы, ох какие трицепсы, мощны его лапищи. Понравился мне и боцман (Манель Эстеве) с загипсованной рукой: чем-то напомнил незабвенного боцмана Чугайло - очень колоритный тип, вроде бы его в спектакле мало, а запоминается он накрепко. И вспоминаешь о нем с удовольствием, отличный боцман получился.
Так что единственное слабое звено для меня в этом спектакле - Новичок (Сэм Фернесс). Объективно говоря, он был не так уж плох, но... но мне не понравились ни голос его, ни внешность, ни игра. Не могу вообще всерьез воспринимать Новичка - крепкого здорового парня, который интеллигентного Крысу пришиб бы одним щелчком, а над боцманом возвышается, как каланча. И голос у него показался мне довольно неприятным. И мне не понравилось то, как поставили Come along, kid: щедро вымазанный красной краской Новичок ползет по сцене - ну сказал ему Клэггарт ползти, он и ползет! - а участливый друг (Боря Квиза - кстати, вполне прилично сыгравший и спевший) идет перед ним и рукой манит - мол, давай, ползи, ползи, немножко осталось. Выглядит не страшно, а комично. И в диалоге с Билли Новичок мне не понравился, я люблю, когда эту сцену проводят тоньше, а не так подают в лоб: вот, мол, подловатый и трусливый Новичок пытается спровоцировать Билли, фу, фу таким быть. Вот, помню, Богдан Волков в БТшном "Билли Бадде" в этой сцене очень круто показывал, как Новичок в какой-то момент вживается в роль мятежника и сопротивленца, и расправляет плечи, начинает звучать иначе. А здесь Новичок был просто противным от начала до конца. Ну да бог с ним. Все равно он эту постановку не испортил.
Не хочется заканчивать пост бурчанием на Новичка (еще на гардемаринов хотела побурчать, гардемарины очень слабенькие), поэтому давайте похвалю еще раз хор, солистов и оркестр, и дирижера Айвора Болтона тоже. Вот в музыкальном отношении это был такой кайф, я аж мурлыкала оттого, как круто звучал Бриттен. И с ужасом вспоминала норвежскую постановку, где дирижер гнал как на пожар. Вот здесь ничего подобного не было, все звучало идеально. И еще сценография, сценография. Очень крутое оформление, и больше всего мне понравились канаты на заднике - напоминающие тюремную решетку. Но в целом - все прекрасно. И работа со светом отличная. И... и... и ну я не знаю, что еще добавить, но просто - спасибо огромное Деборе Уорнер и Королевскому театру Мадрида за эту постановку. И проекту OperaHD, организовавшему показы "Билли Бадда" в кинотеатрах.
Ну вот теперь я не знаю, то ли за двд бежать, то ли за билетом на следующий кинопоказ, а следующий будет только 14 января (москвичи и гости столицы, имейте в виду, между прочим). Оно сногсшибательно. Мощнейшая постановка, прекраснейший хор, потрясающие исполнители, великолепный оркестр. Я вчера вышла из кино и, кажется, на всю Садово-Черногрязскую восторженно орала в телефон, описывая, как это было круто. И мне реально хотелось всех за руки хватать и кричать: "Ну бегите же, ну смотрите на это, вы не пожалеете!". Но к прохожим приставать неудобно, поэтому я буду кричать и хватать всех за руки здесь, в дайри. Бегите и смотрите на это. Вы не пожалеете.
Надо еще добавить, что - на мой взгляд, конечно, - этот спектакль еще и очень круто снят. Оператору большой зачет. Он очень здорово ловит все, что нужно, ничего не теряет, он дает погрузиться в спектакль - и местами и вправду создается полный эффект присутствия в театре, на живом представлении. Хотя в театре не будешь так здорово ловить все эмоции на лицах не только главных героев, но и хора. Я хочу еще раз сказать: хор изумительный. Они не только все пели великолепно, они еще и играли так, что глаз не оторвать. Там у каждого - выразительное лицо, у каждого - осмысленная роль, хористы не просто занимают место и рты открывают, он живут в этом спектакле. И ты здесь воспринимаешь хор как собрание индивидуальностей, а не как безликую поющую массу, они все - люди, маленькие миры. Далеко не всегда это удается в "Билли" мне кажется, хоть хор в этой опере всегда занимает очень важные позиции. Но вот, например, вспоминается все тот же Глайндборн, где хор состоял из гладких, упитанных, чистеньких, сонных людей, вяло изображавших угнетенных моряков. И производило это понятно какое впечатление: главная проблема у команды на том "Неустрашимом" - как получить четвертую добавку за обедом, если больше трех добавок в одно рыло выдавать не желают. Угнетение сплошное, чо.
В Мадриде не так. В Мадриде команда на "Неустрашимом" - это в основном крепкие, физически развитые, очень красивые и сильные мужчины. И если эта сила, до поры до времени придавленная и укрощенная офицерами, выйдет из-под контроля - то да, это будет очень страшно. И сцена бунта в финале действительно страшна: эти озверевшие от гнева и горя люди раскачивают платформу, на которой стоят офицеры, и те шатаются, чуть не падают, хватаются за канаты, и черт возьми - так отчаянно желаешь, чтобы этот бунт удался, чтобы все пошло ко дну. Но конечно, это не происходит. И все-таки это жутко - и это очень мощно.
А еще интересно, что именно гомоэротизма в этой постановке очень мало - да практически нет его вовсе. Чистый джен - но какой ослепительно прекрасный джен. И это притом, что постановка переполнена красивыми мужскими телами - полуголыми, вспотевшими, в мокрых майках, густейшая концентрация мужской красоты. И сама по себе эта красота очень чувственная, но - эта чувственность эстетическая, а не эротическая. Не знаю даже, как лучше объяснить. Но вот именно гомоэротические моменты можно пересчитать по пальцам: Клэггарт говорит полуголому Билли после драки с Крысой свое фирменное Handsomely done, my lad - и проводит двумя пальцами по голой спине Билли, но это длится секунду или две, да и снято так, что едва успеваешь это заметить; в диалоге с Новичком Клэггарт подманивает его к себе, зовет сесть поближе (сам Клэггарт сидит на условной верхней палубе, свесив ноги, и курит, нервная работа, закуришь тут), и Новичок, неправильно все это интерпретируя, сначала обещает: "I'll do anything to serve you" - и кладет руку Клэггарту на колено, а потом понимает, что этого-то от него и не требуется, и руку убирает; ну и наконец, в сцене шанти один из хористов - дивно красивый мальчик - изображает вот ту самую тетушку из куплета Дональда, которая "was winking at Billy". Мальчик невероятно выразительный, глаз его сам ловит и в других сценах - и я даже повздыхала на тему, что вот бы его Новичком. Хоть никто не сказал, что он вообще тенор. Ну и в шанти его выход - он тоже не столько гомоэротичный, сколько просто развесело-карнавальный. Ну вот, а больше никакой гомоэротики в спектакле нет. И даже Клэггарт настолько себе не дает воли, что его интерпретация O beauty, o handsomeness, goodness оказывается в чем-то близка к интерпретации Ричарда ван Аллана в постановке Тима Олбери (это та самая любимая моя ENOшная с Лангриджем-Виром): у ван Аллана все это было совсем не про чувственную любовь, а у этого Клэггарта (Бриндли Шерратт) - чувственность есть, но задвинута на третий план, ее почти и не заметишь. Вообще надо сказать, что мне не очень понравилось, как Шерратт исполнил эту арию - как-то получилось у него, на мой вкус, бледно и невыразительно. И он в этой арии откровенно жалок - то есть, я понимаю, что это явно фича и задумка Уорнер: Клэггарт и должен быть жалок (Вир, кстати, тоже, но о Вире скажу потом), но при этом хотелось бы, чтоб его было здесь интересно слушать, а выходит не очень интересно, как будто он немного не дотягивает. Хотя вот здесь не поручусь, что при переслушивании не изменю своего мнения. Но зато очень он выразителен сразу после арии, в начале разговора с Новичком: когда лежит на палубе навзничь, курит и говорит с Новичком этак небрежно и уже совсем спокойно. Сигарета помогла, он пришел в себя и начинает обдумывать, как сжить со свету Билли Бадда и успокоиться. Хотя когда будет нужно - вернее, когда Новичок заартачится, - спокойствие с Клэггарта снимет как рукой. Тут он, добиваясь своего, пошел дальше всех виденных мною Клэггартов: он сначала наступил на свежие рубцы на спине Новичка, крепко так прижал каблуком, а потом еще потушил о спину Новичка сигарету, что было вообще жутко. С ним шутки плохи. Он очень расчетливо жесток. И откровенно скользок, двуличен и лицемерен, и Шерратт очень здорово, кстати, показал его двойственность: вот Клэггарт при офицерах - сдержанный, учтивый, невозмутимый, а вот Клэггарт наедине с собой - мерзопакостный достаточно, крысообразнее Крысы, мелочный и мелкий. И все это скрывается под очень благообразной внешностью - будете смеяться, но Клэггарт в этой постановке внешне похож на Акунина-Чхартишвили. Интеллигентное лицо, очки, фигура довольно стройная, перстенек на пальце. Но противный он, противный, нет в нем ничего романтического, ничего привлекательного, нет ни благородной красоты ван Аллана, ни обаяния Сакса, ни чувственности Релье. Гнусный тип. А уж когда он, выговорив свои абсурдные обвинения в лицо Билли (причем там интересная мизансцена: Билли в отчаянии смотрит на Вира, пока Клэггарт произносит свое I accuse you, и Клэггарт нарочно делает несколько шагов в сторону, заслоняя Вира от Билли, лишая Билли даже такой поддержки), он наклоняется к Билли и издевательски передразнивает его заикание - вот тут рука сама чешется дать ему в лоб. И будь на месте Вира человек поприличнее - оправдал бы Билли без всяких вопросов. Но что бы мы тогда дальше смотрели?
Вир - Тоби Спенс. Ух, какой Вир. Мне кажется, я еще не видела настолько мерзких Виров: Уорнер его не то что не пытается простить и оправдать, наоборот, она безжалостно обвиняет его и не оставляет ему никакой надежды на искупление. И это отсутствие надежды видно уже в прологе: рядом с условно молодым Виром - памятью, совестью, тенью, - сидит безумный старый Вир и трет пол Библией. Тут совершенно дивное обыгрывание параллели Библия-книга - "библия"-пемза, которой палубу трут, ну и кроме того - именно на этой Библии Вир и все остальные участники суда над Билли будут клясться говорить только правду. И мистер Редбёрн (Томас Олиманс), объявив приговор, швырнет эту Библию на пол и в бешенстве выйдет из каюты капитана, и никогда уже не простит ему то, что капитан позволил отправить Билли на смерть. Тут очень интересно - отвлекаясь немного от Вира - отношение Редбёрна к Виру: он такой уютный, пухлый, явно очень заботливый, он немножко над Виром суетится, и в сцене диалога Вира с Клэггартом - уже после неудавшегося боя - он за Вира переживает (офицеры тоже стоят на мостике и слушают этот разговор), он останавливает Вира, когда тот хватает Клэггарта за грудки с воплем, что за ложный донос полагается петля, он и после ухода Клэггарта пытается Вира успокоить, да тот отмахивается. И в общем, видно, что до поры до времени Редбёрн к Виру по-человечески привязан. Но после суда над Билли эту привязанность как отрезает, Редбёрн видит теперь истинную сущность капитана - и не может ему этого простить. И держится с ним холодно и отчужденно. Это так здорово передано!
А еще у Редбёрна отличное взаимодействие с мистером Флинтом (Давид Соар). Мистер Флинт - подтянутый, мрачноватый, чернявый, моложе Редбёрна, вроде бы ничего общего между ними нет, кроме нелюбви к французам, но они замечательно держатся вместе, понимают друг друга с полуслова - а уж как чокаются, допев про то, что не любят французов, и чуть только не подмигивают друг другу. О, как мистер Редбёрн зевает во время допроса свежезавербованных! И вообще вот там у всех - у Редбёрна, у Флинта, у зеленого юнца Рэтклиффа (Торбен Юргенс), у команды, у капитана, у Билли, у Клэггарта, у всех - множество мельчайших эмоциональных реакций на происходящее, очень тонко переданных, очень оживляющих персонажей. Все не запомнишь и не передашь, это видеть надо, но меня эти маленькие детали привели в полный восторг.
Возвращаясь к капитану: несмотря на пролог, поначалу все очень мило, капитан сначала принимает ванну, потом принимает гостей - в халате, в тапочках на босу ногу, щедро наливает вина, сам пьет с удовольствием, услышав имя Клэггарта, вспоминает про стоглазого Аргуса и пытается наглядно изобразить, что это такое (на лицах у Редбёрна и Флинта написано: "Так, все, капитану больше не наливать"), потом укладывается на пол и приглашает гостей послушать матросское пение (мистер Редбёрн на коленки встает и прислушивается, а мистер Флинт смотрит на это, чуть только не покручивая пальцем у виска, и наливает себе еще, будет он глупостями заниматься, как же). Все очень мило, Вир такой Вир, вот и на полу лежит почти как Лангридж. Но во втором акте вся эта милота разбивается вдребезги. Нет, в сцене боя капитан еще вполне-вполне, хотя и страшно бесится оттого, что француза упустили (и кстати, дивно поет мое любимое "Ay, the mist is back to foil us. The mist creeps in to blind us", тут он и на слух мне напомнил Лангриджа), но уже в диалоге с Клэггартом он идет вразнос. А уж его поведение в сцене суда над Билли - нескрываемо мерзкое, трусливое, даже подловатое, и офицеры видят эту подловатость и трусость, и не могут понять, как Вир может себя так вести. Они ему бросают спасательный круг, они пытаются сделать так, чтобы он спас не только Билли, но и себя, свое доброе имя, свою душу живу. Но Вир ничего не хочет делать. И как выразительно его - неосознанное, по-видимому, - поведение: когда Билли в отчаянии бросается к нему с последним криком: "Save me!" - и обнимает, и не рассчитав, опрокидывает на пол, то Вир - когда Билли уже оттаскивают от него, - вскакивает и начинает суетливо, брезгливо, с нескрываемым отвращением отряхивать мундирчик. И все его поведение и в сцене суда, и потом - это что-то такое трусливое, крысиное, что-то неуловимо сближающее его вдруг с Клэггартом в этой постановке. Они здесь, в сущности, в чем-то очень похожи. И хоть у Вира хорошая репутация, а у Клэггарта - плохая, но в целом разница между ними не так уж и велика.
Еще интересное в этой постановке: обычно Билли не присутствует на сцене при вынесении приговора и при исполнении I accept their verdict - ну и понятно, как и написано в либретто. Но здесь Билли остается на сцене все время - только он сидит в ванной комнате Вира, как бы в отдельном помещении с условными (но в реальности отсутствующими) стенами. И мы видим его все время, видим, как он мучается, ожидая решения своей участи, переходит от надежды к безнадежности и обратно. Имбрайло это потрясающе передает, он вообще невероятно круто сыграл Билли. И вот Вир, допев свое, наконец-то решается сказать Билли, что тот осужден на смерть, выводит его из "ванной комнаты", и сам весь так страдает, как будто его должны казнить, пожалейте его, бедненького. А Билли смотрит на него - и понимает, все понимает, и еще - господи, бедный, - пытается чуть улыбнуться, подбодрить капитана, браво принять свою судьбу. И Вир открывает люк в полу, ведущий в трюм, Билли сходит в него, замирает, глядя на Вира, гладит его по голове и уходит вниз. Это выглядит как прощение. Но перед казнью Билли крикнет свое: "Starry Vere, God bless you!" - так, что это прозвучит проклятием, а не благословением. И поделом.
Билли (Жак Имбрайло) - потрясающий. Пусть не юный, пусть не ангельски-красивый, но такой ладный, обаятельный и теплый, и при этом с чувством собственного достоинства, довольно взрослый такой Билли. Хотя глядя на него, трудно поверить, что он не умеет читать, слишком лицо умное и интеллигентное. Хотя и не такое потрясающее, как у Крысы (Франсиско Вас) - вот кто явный интеллигент в третьем поколении. Не могу, Крыса меня тут поразил. То есть, мало того, что он внешне привлекателен и интересен, но он еще и появляется в финале, в общей толпе моряков перед казнью Билли, он стоит с ними, ожидая, когда выведут Билли (и надо видеть, как эта толпа покачивается из стороны в сторону, это жутко, и это производит такое же мощное впечатление, как общий хор в сцене боя, когда они грянули в последний раз "This is our moment", мурашки по телу побежали), он тоже в отчаянии от казни Билли, он вместе со всеми, одним из первых бросается бунтовать. Это неожиданно, необычно - но тут Крыса просто выглядит так, что грех его делать обычным мелким пакостником, он глубже роли, навязанной ему Клэггартом. И кстати, его драка с Билли - это реально очень круто поставленная сцена, динамичная, яркая, и Билли в этой драке местами прямо-таки страшен: он расходится не на шутку, и как-то становится ясно, что хоть нрав у него добрый, но опыт рукопашных у него ого-го какой, и лучше с ним не связываться.
Продолжая о Билли: мне показалось, Имбрайло распелся не сразу, Billy Budd, king of the birds прозвучала у него чуть придушенно. Но потом он разошелся, во втором акте был просто изумителен. Да чего там, и в первом тоже - и в шанти, и во сне, и в диалоге сначала с Новичком, потом с Датчанином. Но во втором акте как он пел балладу Билли и как прощался с Датчанином. Вообще отношения этого Билли с Датчанином (Клайв Бейли) - это одна из самых потрясающих линий в этой постановке. Я вчера начала хлюпать носом уже на балладе Билли, но когда пришел Датчанин, и Билли начал прощаться с ним - тут я уже просто ревела. Это было душераздирающе. И Датчанин в этой постановке - совершенно удивительный, и голос у него потрясающий, и играет он так здорово, и у него с Билли яркая, теплая химия. Но черт, как он прощался с Билли, пытался уйти, но не выдерживал, возвращался, гладил Билли по голове, сам уже почти плакал, а Билли - тоже на грани - толкал его головой, как теленок, упрашивал уйти. Вот опять же - хочется пересмотреть эту постановку еще раз, чтобы разглядеть линию Билли+Датчанин во всех подробностях, насладиться каждой мелочью.
Забыла рассказать о еще одной сильной сцене в этой постановке: допрос завербованных очень похож на торги на невольничьем рынке. Сначала Рыжую Бороду, а потом и Артура Джонса вталкивают на возвышение, раздевают до исподнего, выставляют на всеобщее обозрение, и это жутко и отвратительно. И никто, понятное дело, бровью не ведет, нормально все и привычно, вот и мистер Редбёрн позевывает, он уж этого навидался, ничего особенного нет. И только Билли - опытный матрос! - не ждет, когда с него сдерут одежду, сам поднимает руки, чтоб удобнее было стащить с него свитер, потом берется расстегивать штаны - но все и так видят, что парень ладный, годится, и Билли, не переставая отвечать на вопросы, снова ловко застегивает штаны. И офицеры к нему мгновенно проникаются добрыми чувствами, улыбаются, переглядываются: вот ведь какой славный парень, вот уж свезло нам так свезло. Но когда Билли начинает прощаться с "Правами человека" - тут-то они спохватываются и кидаются пресекать крамолу.
Очень хорош в этом спектакле Дональд (Дункан Рок) - здоровенный могучий детина, ух какие бицепсы, ох какие трицепсы, мощны его лапищи. Понравился мне и боцман (Манель Эстеве) с загипсованной рукой: чем-то напомнил незабвенного боцмана Чугайло - очень колоритный тип, вроде бы его в спектакле мало, а запоминается он накрепко. И вспоминаешь о нем с удовольствием, отличный боцман получился.
Так что единственное слабое звено для меня в этом спектакле - Новичок (Сэм Фернесс). Объективно говоря, он был не так уж плох, но... но мне не понравились ни голос его, ни внешность, ни игра. Не могу вообще всерьез воспринимать Новичка - крепкого здорового парня, который интеллигентного Крысу пришиб бы одним щелчком, а над боцманом возвышается, как каланча. И голос у него показался мне довольно неприятным. И мне не понравилось то, как поставили Come along, kid: щедро вымазанный красной краской Новичок ползет по сцене - ну сказал ему Клэггарт ползти, он и ползет! - а участливый друг (Боря Квиза - кстати, вполне прилично сыгравший и спевший) идет перед ним и рукой манит - мол, давай, ползи, ползи, немножко осталось. Выглядит не страшно, а комично. И в диалоге с Билли Новичок мне не понравился, я люблю, когда эту сцену проводят тоньше, а не так подают в лоб: вот, мол, подловатый и трусливый Новичок пытается спровоцировать Билли, фу, фу таким быть. Вот, помню, Богдан Волков в БТшном "Билли Бадде" в этой сцене очень круто показывал, как Новичок в какой-то момент вживается в роль мятежника и сопротивленца, и расправляет плечи, начинает звучать иначе. А здесь Новичок был просто противным от начала до конца. Ну да бог с ним. Все равно он эту постановку не испортил.
Не хочется заканчивать пост бурчанием на Новичка (еще на гардемаринов хотела побурчать, гардемарины очень слабенькие), поэтому давайте похвалю еще раз хор, солистов и оркестр, и дирижера Айвора Болтона тоже. Вот в музыкальном отношении это был такой кайф, я аж мурлыкала оттого, как круто звучал Бриттен. И с ужасом вспоминала норвежскую постановку, где дирижер гнал как на пожар. Вот здесь ничего подобного не было, все звучало идеально. И еще сценография, сценография. Очень крутое оформление, и больше всего мне понравились канаты на заднике - напоминающие тюремную решетку. Но в целом - все прекрасно. И работа со светом отличная. И... и... и ну я не знаю, что еще добавить, но просто - спасибо огромное Деборе Уорнер и Королевскому театру Мадрида за эту постановку. И проекту OperaHD, организовавшему показы "Билли Бадда" в кинотеатрах.
-
-
24.12.2019 в 08:33Отправлено из приложения Diary.ru для Android
-
-
27.12.2019 в 18:51