[М-ль Люсиль]

Нет, вы не спите. Нет, это все на самом деле. Год спустя после последнего поста с пересказом Мейнерца меня стукнуло по голове, и я наконец-то решила закончить очередную главу. Самое смешное - я ведь практически все оттуда уже так или иначе пересказывала. И в оставшихся двух последних главах нового материала, по-моему, и вовсе не осталось. Но я вдруг поймала кайф и угар, и так хорошо пошло, что я прям получила удовольствие. Эрик, ты лучший. Мейнерц, ты не лучший, но все-таки хороший (и я наконец-то заказала твою книгу про Веру Волкову, давно было пора).

Эрик вернулся на балетную сцену в сентябре 1974 года - и не где-нибудь, а в Нью-Йорке, в Метрополитен-Опера, и не в чем-нибудь, а в собственной постановке "Сильфиды" с Национальным балетом Канады. Вот только сам он выступил уже не в роли Джеймса, а в роли старухи Мэдж, Джеймсом же при нем был Рудольф Нуреев. Перед спектаклем Рудольф сказал, что им надо бы порепетировать, на что Эрик беспечно ответил, что нет, не надо, я, мол, знаю, что мне делать, и если ты будешь делать так, как я тебя просил два года назад, то я буду знать, что делать мне. Короче говоря, расслабься, Рудик, давай лучше поболтаем. И они превосходнейшим образом болтали в гримерке до самого спектакля. На самом же спектакле случилось то, о чем я уже когда-то рассказывала, но с удовольствием повторю: Джеймс-Рудольф, упав на землю в финале, не умер, а продолжал пялиться на торжествующего Эрика-Мэдж "широко раскрытыми глазами". Так что Эрику пришлось стукнуть его палкой Мэдж по башке, прижать к земле, да еще и прошипеть: "Умирай!", - и только после этого Рудольф, так и быть, "умер". Не сомневаюсь, что это была очаровательная пантомима, и все зрители получили дополнительное удовольствие. А Эрику с Рудольфом была впредь наука: репетируйте перед спектаклем, даже если прекрасно знаете, что вам делать.
Арлетта Кастанье, давняя приятельница Эрика (к которой некогда отчаянно ревновал Рэй Барра - но вроде безо всяких оснований), присутствовала на этом спектакле и была очень удручена - не качеством спектакля, не игрой Эрика, но самим фактом того, что Эрик, ее идеал в мире танца, изображал скрюченную, седую, беззубую старуху в лохмотьях. Она считала, что было что-то "садомазохистское" в выступлении Эрика, в том, как он играл Мэдж - хромую ведьму, нетанцевальную роль, - при танцующем Джеймсе-Рудольфе. Пусть Кастанье не говорила об этом прямо, но совершенно ясно, что она тоже считала, будто в давнем соперничестве Эрика и Рудольфа победу одержал Рудольф - просто потому, что он танцевал, а Эрик уже нет. Но сам Эрик явно не считал себя ущемленным - и, судя по всему, находил определенное удовольствие в том, чтобы играть Мэдж (как он сам признавался в разговорах с Джоном Грюном, он таким образом давал выход своей внутренней злости - так что, возможно, в исполнении этой роли было для него больше психотерапевтического, чем садомазохистского). И кроме того, не следует забывать о том, что Эрик все же принадлежал к датской балетной школе - и там постепенный переход от танцевальных ролей к мимическим был вполне в порядке вещей: никто не видел ничего зазорного или шокирующего в превращении danseur noble в исполнителя характерных партий. И кроме того, Эрик своим исполнением мимических ролей успешно демонстрировал всему остальному миру то, что датчане знали уже давно: "Нету плохих ролей, а есть паршивцы актеры, которые портят все, что им ни дай" (с). Эрик паршивцем не был (ну, в плане драматического дарования - точно не был), поэтому разворачивался в характерных ролях на славу. Год спустя после возвращения в "Сильфиде", в 1975 году, он поставил все в том же Национальном балете Канады "Коппелию" - где создал для себя самого роль доктора Коппелиуса, превратив его из комического элемента в почти трагическую фигуру, в человека, который, по словам датского критика Свена Крэга-Якобсена, был заворожен собственным колдовством. Этот хрупкий, трогательный, но при этом почти маниакально настроенный ученый в разных чулках искренне верил в то, что сумел вдохнуть жизнь в куклу, - и когда обман вскрывался, он был сокрушен, а зрителям становилось как-то не до смеха. Клайв Барнс считал, что Эрик в своей "Коппелии" изменил привычную расстановку акцентов, поставив в центр внимания именно Коппелиуса - а не Сванильду с Францем, как обычно. И это притом, что Францем в премьерных спектаклях снова был Рудольф: можно даже сказать, что их пресловутое "соперничество" (существовавшее ли на самом деле, бог весть) было выведено на новый уровень - теперь они соревновались не в исполнении одних и тех же партий, а в рамках одного и того же спектакля. Что, безусловно, было очень интересно, да и вообще - ну кто бы отказался увидеть Эрика Бруна и Рудольфа Нуреева вместе на одной сцене?
А еще стоит отметить, что далеко не все критики были в таком уж восторге от "Коппелии" Эрика и от его доктора Коппелиуса. Да и от Мэдж тоже. Так, например, Эббе Мёрк, представитель молодого поколения датских критиков (он следил за карьерой Эрика, приятельствовал с ним и, как писал Мейнерц, в течение недолгого времени испытывал к Эрику личный интерес - причем взаимный, в общем, трактуйте сами как хотите), - Мёрк считал, что Мэдж у Эрика как образ получилась неинтересной, весь цимес был только в том, что эту роль исполнял сам Эрик Брун; а что касается Коппелиуса - ну тоже, в сравнении с магически-мистическим Коппелиусом признанного мастера характерных ролей Нильса Бьорна Ларсена или потрясающе добрым Коппелиусом Фредбьорна Бьорнсона (да-да, того самого, у которого Эрик некогда одолжил костюм, чтоб было в чем прийти к королю, а потом выслушивал восторги короля в адрес все того же Бьорнсона), Коппелиус Эрика показался Мёрку невыразительным: "это был просто Эрик Брун в фартуке", вот и все.

И дальше - как обычно: немного многобуков

Но еще до "Коппелии", в самом начале 1975 года, Эрик наглядно доказал, что вернулся на сцену не только для исполнения пешеходных ролей. В январе он принял участие в гала-спектакле, посвященном тридцатипятилетию АБТ, где кого только не было: Леонард Бернстайн дирижировал, свежесбежавший Михаил Барышников танцевал в па-де-де из "Дон Кихота", Рудольф танцевал в па-де-де из "Корсара", Наталия Макарова - в "Весенних водах" Асафа Мессерера (с Иваном Надем). Почему-то Мейнерц перечисляет только беглецов из СССР и вовсе не называет имен их партнеров в па-де-де (я только в сети нашла информацию о том, что Макарова тогда танцевала с Надем). Люсия Чейз пригласила выступить и Эрика, явно предполагая, что он выберет какую-нибудь символическую партию, требующую от исполнителя разве что красиво ходить и поддерживать партнершу. Не тут-то было. Эрик выбрал для своего окончательного возвращения на сцену партию слуги Яна из "Фрекен Юлии", сцену на кухне. Его фрекен Юлией стала Синтия Грегори - с нею Эрик танцевал в этом балете и до своего выхода в отставку. И триумф получился полным, абсолютным и оглушительным: публика аплодировала, как сумасшедшая, танцовщики ревели в кулисах, критики захлебывались от восторга в своих рецензиях. А сам Эрик с фирменным своим ехидством замечал потом, что все так сходили с ума, "как будто я вернулся с того света". Впрочем, я не раз уже говорила, что шутки шутками, а так оно и было: когда он ушел в отставку, статьи в балетной публицистике, посвященные его уходу, были более некрологичными, чем сами некрологи Эрика пятнадцать лет спустя. Так что вполне логично, что его возвращение на сцену было воспринято именно как воскрешение из мертвых. Чудо Эрика, короче говоря. Эрик воскрес, воистину воскрес. Ура.
Об этом я тоже уже сто раз писала, но с удовольствием напишу в сто первый: после гала-спектакля Эрик и Рудольф куда-то смылись вдвоем и обнаружились только через несколько часов под дверями у Клайва Барнса. Разумеется, их впустили (интересно, почему им вообще пришло в голову прийти именно к Барнсу?). Было уже поздно, они оба были пьяненькие - и большую часть времени они просто сидели у Барнса на диванчике и хихикали. Именно тогда Розмари Уинкли, сестра жены Барнса, сделала несколько фотографий, в том числе ту, что я выкладывала у себя не так давно (она же опубликована и у Мейнерца).
Успешное выступление на АБТшном гала не только стало для Эрика мощным стимулом, но и принесло ему приглашение вернуться в АБТ в качестве гест-стар. Предложение это он принял. Ему было сорок семь лет, и в интервью Нью-Йорк Таймс он заявил, что его карьера танцовщика еще не закончена. Правда, он дал понять, что с классическими партиями он "завязал" - можно не рассчитывать на то, что он снова станет Альбрехтом, Джеймсом, Зигфридом. Но он не собирался и становиться "пешеходом". И следовало позаботиться о его репертуаре, поэтому АБТ предложил Джону Ноймайеру поставить па-де-де для Эрика и Наталии Макаровой. Репетиции проходили в дождливом Гамбурге, и Ноймайер, вспоминая о них позднее, сравнивал работу с Эриком и Наталией с тем, как Бежар ставил (это было уже в восьмидесятые годы) Les Chaises для самого Ноймайера и Марсии Хайде: "Это была история любви на троих". Макарова очень беспокоилась об Эрике - и когда Ноймайер демонстрировал поддержки (некоторые были очень сложные), Макарова шептала ему: "Мне кажется, Эрик не сможет это сделать". К сожалению, это па-де-де, получившее название Epilogue, - не имело большого успеха. Арлин Кросс, никогда, впрочем, не питавшая особой любви ни к Эрику, ни к Ноймайеру, писала, что в этом па-де-де ничего не происходило вплоть до закрытия занавеса. Ну и еще добавила парочку уже вполне хрестоматийных замечаний в адрес Эрика, заявив, что он "погружен в собственное совершенство", что его лучшими ролями были роли, где между ним и женщинами были воздвигнуты барьеры: это Джеймс в "Сильфиде", Ян в "Фрекен Юлии", Поэт в "Сомнамбуле", и, наконец, что он был, наверное, единственным знаменитым балетным танцовщиком, который был не в состоянии "подойти к женщине и притвориться, что влюблен в нее". Вот. Припечатала и размазала, и станцевала на нем джигу. Но при этом стоит отметить, что не всегда Кросс была так сурова с Эриком, и, например, в более поздней статье Baryshnikov among Sylphs, написанной уже в 1983 году, она весьма благосклонно отзывалась о его постановке "Сильфиды" в АБТ и о нем самом в роли Мэдж. Она писала, что босая Мэдж Эрика в "гриме Медузы" в серых тонах держала в руках все нити действия, превратившись из второстепенного персонажа в проклятие Джеймса.
Не то чтобы неудачей, но, скорее не удачей обернулась для Эрика и партия Абдерахмана в "Раймонде", поставленной Рудольфом в АБТ (сам Рудольф танцевал Жана де Бриена, Раймондой была Синтия Грегори). Впрочем, вся постановка вызвала довольно сдержанные отзывы критиков, и по мнению многих, Рудольф недостаточно использовал потенциал Эрика, сделав партию Абдерахмана не очень интересной и малотанцевальной. Тут мне трудно судить, я видела только более позднюю версию "Раймонды" Рудольфа, поставленную уже для Опера де Пари в начале восьмидесятых. Это явно переработанная версия АБТшной постановки, но насколько обширны были изменения - поди узнай. По крайней мере, в парижской версии партия Абдерахмана была вполне танцевальна.
После "Раймонды" Эрик, Рудольф и Синтия еще раз станцевали втроем в АБТ - в па-де-труа La Ventana . В классическом варианте Бурнонвиля это па-де-труа танцуют две женщины и мужчина, но Эрик изменил гендерную раскладку, переделав па-де-труа для двоих исполнителей-мужчин и женщины. К сожалению, мне не удалось отыскать сколько-нибудь внятных отзывов на этот номер. Мейнерц у себя цитирует всю ту же Арлин Кросс, которая - по крайней мере, в процитированной фразе, - вообще не удостаивает вниманием Эрика и только пишет, что в La Ventana "Синтия Грегори получила возможность продемонстрировать, как хорошо она умеет танцевать балеты Бурнонвиля, а Нуреев получил возможность продемонстрировать, как хорошо он этого не умеет".
В поисках подходящего репертуара Эрик и Рудольф одно время носились с идеей организовать свой сезон на Бродвее: предполагалось, что они будут танцевать в балете Глена Тэтли Pierrot Lunaire - вместе с Марго Фонтейн (Рудольф уже танцевал этот балет, а Эрик - ну, Эрик просто давно и крепко дружил с Тэтли). Но из этой затеи ничего не вышло. Зато Эрик нашел для себя кое-что получше - он стал танцевать партию Мавра в балете Хосе Лимона "Павана мавра". В 1977 году, во время гастролей АБТ в Дании, Эрик в последний раз станцевал на датской сцене (в Тиволи) - именно в "Паване мавра". Его старшая сестра Оза вспоминала, что узнала об этих гастролях из газет, приехала в город, купила билет и пошла посмотреть на Эрика. И хоть обычно так не делала, но не выдержала и сказала, что это ее брат, а дама, сидевшая рядом с ней, убедила ее пойти за кулисы и поздороваться с ним. И она, пусть не сразу, но все же решилась войти к нему в гримерку (не сразу - потому что сначала она услышала, как он разговаривает там с кем-то), и он был очень рад ее видеть - и рад, что она сама купила билет, не прибегая к его помощи. Как говорила сама Оза, эти просьбы о билетах его раздражали. И это своеобразно перекликается со старой историей, рассказанной Эриком, кажется, в Private World of Ballet: как его мать, убедившись, что сын у нее и вправду талантлив, захотела пойти на его спектакль, а он отказался доставать для нее билет и предложил ей выкручиваться самостоятельно. Ну что ж, она отстояла очередь, купила билет и попала на спектакль, но зато уж потом раскритиковала Эрика так, как, наверно, и Арлин Кросс не снилось. Мера за меру, все нормально. Эрик и его матушка вполне стоили друг друга.
В 1978 году он впервые исполнил заглавную партию в "Петрушке". Тогда же он вместе с Джоном Грюном работал над книгой Danseur Noble - ставшей его первой биографией. И в интервью датскому изданию Extra Bladet - насколько я понимаю, это интервью тоже было дано примерно в то время (Мейнерц! почему ты не даешь нормальные ссылки, Мейнерц?!), - он опять говорил о своей невидимости, о том, что даже его мать не узнавала его на улице, о том, что его называли ненормальным, душевнобольным, шизофреником и так далее. Но он замечал, что совершенно нормален с людьми, которым он доверяет, - и хоть его фантазия может завести его очень далеко, но он никогда не выпускает эту фантазию из-под контроля (нечто подобное он говорил и прежде в Beyond Technique - когда рассказывал о вживании в исполняемые роли и сравнивал это вживание с наркотическим трипом, из которого можно и не вернуться, если не контролировать себя как следует).

Вопрос: Лайкнуть Эрика с Мейнерцом?

1. Лайкнуть, они заслужили (даже Мейнерц)		12	(100%)
Всего:		12

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Rudolf Nureyev, Erik Bruhn

Comments

[gr_gorinich]

О, грузовик с печеньками подвезли! ) Прочитала с огромным интересом, как всегда. Вроде и не так много нового, а все равно интересно. Здорово, что ты решила не бросать Мейнерца незаконченным. А книга про Волкову на английском?

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, ага, Волкову на инглиш перевели, а Эрика так и бросили (и сдается мне, уже не переведут). Мне вот очень интересно, в книге про Волкову Мейнерц тоже забивает болт на ссылки и сноски? Теперь и узнаю.)) И очень рада, что печеньки порадовали. Я прям сама получила удовольствие. Эрик зайка. И все же очень интересно, что у него было с Эббе Морком. Мейнерц так обтекаемо пишет, что можно подумать бог знает что. Хотя... не, Морк был, конечно, симпатичный молодой человек, но совершенно не в стиле Эрика.)))

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, ну, кто запретил Эрику иногда искать мм... личных знакомых, которые были не в его стиле? )) А степень близости знакомства - вопрос темный, так что предлагаю предположить самый близкий вариант ) Но надо же, как много оказалось кислых отзывов на Эрика в роли Мэдж!

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, ну, при этом Мейнерц из всех кислых отзывов только Морка и цитирует, так что черт знает, что там были за другие критики, которые Эрикову Мэдж ругали. С другой стороны - его Мэдж вон, даже Арлин Кросс хвалила. А это показатель.))
Очень близкое знакомство Эрика с Эббе - это, кстати, своеобразный кинк.))) Ну, вон, известно уже, что Эрик любил и умел очаровывать критиков. Морк просто попался ему под руку и под очарование.)))

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, идет Эрик Брун по закулисью, а впереди него шепоток бежит: "Прячьте критиков, прячьте рецензентов!" Увидит, очарует - и поминай как звали )

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, и только одна Арлин Кросс храбро идет навстречу Эрику и ничего не боится. Она уже знает, что на нее очарование Эрика ни хрена не действует. И Эрик об этом знает, даже и не пытается связываться.))

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, да и зачем ему, если вдумываться, очаровывать Арлин Кросс? Вот будь это не она, а он... )

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, ну как это зачем? Зачем очаровывать критиков и журналистов? Вовсе не за этим, танцоры, молчать!)))

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, и сразу все замолчали, и стало ясно, что на уме у всех одно и то же ))

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, вот какие испорченные люди окружали абсолютно невинного Эрика Бруна

[norakura]

М-ль Люсиль, ура-ура спасибо))
вот правильно gr_gorinich говорит: всё такое знакомое, но такое интересное! и по большей части веселое, что в случае с Эриком - достижение))

[М-ль Люсиль]

norakura, Ага, в этот период Эрик чрезвычайно позитивен - несмотря на то, что Мейнерц ясно дает понять: после возвращения на сцену у него были заметные проблемы с репертуаром. Но зато Эрик не стоял на месте, пробовал новое и вообще активно отползал от депрессии.))) Молодец Эрик!))

[norakura]

М-ль Люсиль, и молодцы все, кто помогал ему отползать от депрессии

[М-ль Люсиль]

norakura, о да, это были замечательные люди, лучшие в мире антидепрессанты! С ними Эрик в огонь, в воду, на сцену и на диванчик к Клайву Барнсу - куда угодно готов