[М-ль Люсиль]

Ну что, товарищи, я наконец-то скинула с плеч все свои переводы за деньги и могу снова заняться переводами для души. Мейнерц, иди сюда. С последнего пересказа прошел почти месяц, боже мой, как время летит. Остановились мы тогда в начале 1962 года. Эрик и Рудольф живут вместе с Лондоне, наводят ужас на мирных лондонцев, гоняя по городу без прав, ну и готовятся к выступлениям, разумеется. 1 марта Рудольф впервые танцует в "Жизели" вместе с Марго Фонтейн, ну, а Эрик через неделю выходит на сцену вместе с Надей Нериной в "Лебедином озере". И старик Дики Бакл (ну хорошо, не старик) замечает его и благословляет, не сходя в гроб, и заявляет, что это "Лебединое озеро" открывает новую эру в балете.
"Мы долго ждали его появления, - написал он. - Он был загримирован под Гамлета: бледный, как смерть, с черными тенями под глазами... Его короткие тревожные жесты, рука, приложенная к губам, - когда он думал, что Одетта улетела и покинула его, - все это было единственным признаком новой волны натурализма..." После дебюта Эрика в "Спящей красавице" Найджел Гослинг не без юмора написал, что манеры Эрика столь величественны, что "в его присутствии чувствуешь себя небритым". Лилиан Мур была в восторге от Эрика в "Фестивале цветов в Дженцано", заметив, впрочем, что "нет ничего удивительного в том, что Эрик Брун танцует Бурнонвиля с ослепительным блеском". Кстати, сам Эрик в своей книге "Beyond Technique" говорил о партии в "Фестивале цветов" как об очень требовательной и сложной технически и психологически - ведь там нужно не просто танцевать, а заражать публику своей радостью, нужно делать так, чтобы зрители ощутили счастье от этого танца. После каждого выступления в "Фестивале цветов" Эрик запирался в гримерной без сил и очень долго просто приходил в себя, не желая никого видеть.
Клайв Барнс говорил, что той весной в Лондоне "уровень конкуренции был просто потрясающим", но при этом добавлял, что Эрик и Рудольф были "совсем, совсем разными танцовщиками", так что и сравнивать их бесполезно. "Эрик был деликатесом для знатоков. То есть, все танцовщики и критики из высшего эшелона понимали, что Эрик - это величайший танцовщик в мире. Эрик был культовой фигурой. Но при этом он не был суперзвездой. Его считали интересным, но вторым после Нуриева".
В общей сложности Эрик станцевал той весной более 20 спектаклей с труппой Роял Балле. Рудольф провел всего три спектакля - и тем не менее, Нинетт де Валуа, руководительница Роял Балле, решила заключить контракт именно с Рудольфом. Эрик оказался за бортом - и не скрывал своего разочарования: он чувствовал себя вышвырнутым вон. Но Нинетт де Валуа повела себя еще и как опытный топ-менеджер: она не могла себе позволить пригласить в компанию и Эрика, и Рудольфа, она видела, что популярность Эрика гораздо ниже популярности Рудольфа, она понимала, что Рудольф гораздо выгоднее компании с финансовой точки зрения. Наконец, его партнерство с Марго Фонтейн обещало быть очень плодотворным (чего не скажешь о партнерстве Эрика с Надей Нериной: отношения на сцене у них не сложились). И все-таки Рудольф как танцовщик нравился Нинетт де Валуа ("Мадам" - так ее называли в Роял Балле) гораздо больше Эрика. Так что все аргументы были в пользу Рудольфа, а Эрик снова стал перелетной птицей, не привязанной ни к одной компании.
Сам Эрик не раз заявлял, что не хочет оседать надолго в одной и той же труппе. И все-таки он нуждался в определенной стабильности, которую могла предложить устоявшаяся организация, - и вот такая организация попросту заявила ему, что "скрипач не нужен". Конечно, для Эрика это было ударом. Но делать было нечего, и, как пишет Мейнерц, "сжав зубы, он отправился в Штутгарт, где хореограф Джон Крэнко создал для него новый балет "Дафнис и Хлоя" на музыку Равеля". Там он, между прочим, вновь встретился с Рэем Баррой, солистом Штутгартского балета. Рэй считал, что многие хореографы "боялись" ставить балеты для Эрика: "Он превосходил их - с точки зрения искусства". И тем не менее, эксперимент с "Дафнисом и Хлоей" почти удался - сам Эрик позднее называл этот балет своим любимым (из тех балетов, что были поставлены специально для него). Премьерный спектакль он называл "чудом", но уже следующее представление повергло его в отчаяние - оттого, что он не мог "повторить себя самого". А тут еще в Штутгарт приехал Рудольф, и, как вспоминал Рэй, в театре началась "настоящая истерика". "Люди толпились вокруг, чтобы посмотреть, как они берут класс, и чтобы сравнить Бруна и Нуриева, - и мне кажется, это было слишком, слишком тяжело для Эрика".
Собственно говоря, я уже пересказывала эту историю. На заключительном гала-спектакле в сезоне Эрик должен был танцевать с Иветт Шовире, но когда Крэнко пригласил Рудольфа выступить в том же спектакле, Эрик сказался больным и вообще отказался выступать. "Я думаю, у него вправду были проблемы со спиной, - говорил Рэй, - но он мог танцевать. Мне так кажется". Эрик в интервью Грюну сказал, что сам Крэнко вместе с Кеннетом МакМилланом пришли к нему в отель, чтобы уговорить его выступить, но он отказался и выставил их вон. Рэй отчасти его опровергает: по его воспоминаниям, он сам (а не Крэнко) и МакМиллан пришли тогда к Эрику, упрашивали его, но не добились успеха. "Мы постучались. Эрик открыл дверь, Рудольф лежал в постели. Мы просили Эрика выступить, но он отказался". Вместо этого он купил у одного из танцовщиков подержанный автомобиль и уехал в Данию, оставив спящему Рудольфу коротенькую и довольно жестокую записку (привожу ее по-английски, так, как написал ее Эрик - и процитировала Кавана):

My dear Rudic,
Take care of yourself, words are decieving [так!] and always misunderstood -
So I will not say anything, but good Bye! Love Erik

Разумеется, Рудольф помчался за этим блудным попугаем, догнал его, помирился и провел с ним летний отпуск (кажется, в Каннах, если мне память не изменяет изменяет: в Монте-Карло). А в сентябре они очутились в Копенгагене, где Эрик должен был танцевать с Соней Аровой па-де-де в собственной хореографии. Причем у Сони была травма, поэтому Эрик ставил па-де-де, используя Рудольфа в качестве партнерши, а Соня сидела в студии и наблюдала.
И тогда же умерла мать Эрика - от тромба, но при вскрытии выяснилось, что у нее еще был рак легких. Эта болезнь была прямо каким-то семейным проклятием Брунов: в 1957 году от рака легких умер отец Эрика, не говоря уж о том, что сам Эрик тоже в конце концов умер от той же болезни. А в 1961 году умерла тетушка Минна - Мейнерц пишет классическое: "от продолжительной тяжелой болезни", так что впору подумать, что тоже от рака. И если смерть отца Эрик перенес довольно легко, то утрата сначала тетушки, а потом и матери - стала для него тяжелым ударом.
"Мне очень одиноко здесь, в этом доме, - писал Эрик Рудольфу в Нью-Йорк, вскоре после смерти матери. - Я все время думаю о моей матери и о моей тетушке. Они так много значили для меня, и в каком-то смысле они все еще живы для меня. <...> Мне нужно, чтобы меня утешили. Мне бывает трудно с самим собой, и тогда я должен пройти свой путь в одиночестве, чтобы преодолеть эти трудности. Мне нужна помощь в такие минуты - помощь душе, а не телу. Ты так часто говоришь о своем теле, но, Рудик, все дело в твоем разуме, без разума и без сердца ты вовсе не почувствуешь тела".
Письма Эрика выматывают меня в два счета. Вот, перевела пару фраз кое-как - и все, сил нет, унесите меня. Не знаю, почему они на меня так влияют. То все хочется перевести их получше, а потом смотришь на английский оригинал и думаешь: да зачем вообще переводить? Они так хорошо звучат по-английски. Но вот это письмо, приведенное Мейнерцом, хотя бы есть у Каваны, все легче, а следующего письма уже нет, и я его буду переводить с датского. Но не сегодня. В следующий раз.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Rudolf Nureyev, Erik Bruhn

Comments

[gr_gorinich]

А я не знаю, что сказать, кроме одного: Спасибо! Зашла на минутку в дайри, увидела пост и прочитала запоем. Вроде бы, этот период уже относительно знаком: и дела в Лондоне с дамой Нинетт, и записка, и беготня Эрика от Рудика - а все равно интересно читать. Ты умеешь завлекательно рассказывать, знаешь? )
Из нового: заинтересовало, что за танец из "Фестиваля цветов" такой? Конечно, записи исполнения его Эриком не сохранилось, с нашим-то везением, да?
А "Дафнис и Хлоя" Крэнко имеет отношение к дягилевскому балету или нет?

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, да ну, ты преувеличиваешь, рассказываю я так себе, попросту пересказываю события по Мейнерцу и немножко по Каване. Ничего завлекательного.)
"Flower Festival in Genzano" - одноактный балет Бурнонвиля, сейчас чаще всего оттуда исполняют одно па-де-де, его кто только не танцевал! Задай в ютюб и найдешь исполнения. К сожалению, видео с Эриком в этом балете я нигде не видела, но вот, например, Рудольф с Марией Толчиф танцевали это па-де-де в передаче Bell Telephone Hour в 1961 году (Рудольф как раз заменил травмированного Эрика).
"Дафниса и Хлою" Крэнко с фокинской версией объединяет, насколько я понимаю, только музыка Равеля. Больше ничего общего между ними, я думаю, нет.

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, да, вот к слову об Эрике в "Фестивале цветов" - мне очень нравится вот эта фотография:



Тут он снят с Марией Толчиф. А вот эту фотографию я отсканировала сама:



Эрик и Карла в "Фестивале цветов в Дженцано".

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, ну, вот то, как ты рассказываешь события по Мейнерцу и по Каване, снабжая своим комментарием - это и завлекательно )
Ах! Первая фотография, конечно, постановочная и от этого оба будто немного скованы, позируют. Но какие ноги, какие ноги (свун!) А вторая... там и Эрик хорош, но какая Карла! Вот уж кто был воплощением радости, и без всяких усилий, кажется.

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, комментарии у меня какие-то уж очень разухабистые, по-моему. Но я просто не могу удержаться.))
Да, Карла на этой фотографии невозможно прелестна, просто вся сияет - и это сияние отчасти передается Эрику. Не могу, бешено люблю их как сценическую пару, вот видно, что они были совершенно потрясающими партнерами. И так жаль, что записей их совместных выступлений так немного, меньше, чем, например, записей выступлений Рудольфа и Марго.
Что касается фотографии с Марией - вот знаешь, у меня от всех фотографий Эрика с ней, и постановочных, и сценических, остается ощущение, будто они как-то скованы. Мария еще куда ни шло, а Эрик все время напряжен. Но не знаю, может, мне и кажется. Ну, в таком случае нужно смотреть ему не в лицо, а на ноги - и получать удовольствие.))

[norakura]

всегда, когда читала про деятельность Рудольфа, было интересно, а чем же в это время занимался Эрик)
М-ль Люсиль, спасибо!

[М-ль Люсиль]

norakura, не за что, я поняла, что сама соскучилась по Мейнерцу, давно его не мучила.))
А вообще мне кажется, Кавана писала о параллельной деятельности Эрика и Рудольфа в ранний период их отношений даже подробнее, чем Мейнерц. Мейнерц описывает эти годы более сжато и конспективно, а Кавана - гораздо подробнее. Не помню, наверно, я уже об этом писала, но у меня сложилось впечатление, будто Мейнерц как бы отсылал читателей к книге Каваны - тем более, что она вышла в том же году, что и его книга. Он как будто не хотел ее повторять.

[norakura]

М-ль Люсиль, но всё равно) Мейнерц, как вы тоже не раз отмечали, пишет это с точки зрения Эрика, всё же какие-то новые подробности вырисовываются, акценты другие)) а ваши комментарии и обращение к другим книгам делает пересказы ещё более интересными))

(кажется, в Каннах, если мне память не изменяет

поправочка, в Монте Карло))

[М-ль Люсиль]

norakura, спасибо за поправочку.)) Поленилась я залезть в книгу Каваны и проверить, понадеялась на свою память - и зря, как выясняется.)
Мейнерц еще тем хорош, что использует источники, которыми не пользовалась Кавана, - например, рассказами Рэя Барры. Они друг друга отлично дополняют. Хотя вот так читаешь его и прикидываешь: сколько из рассказанного Баррой не вошло в книгу? И хочется добраться уже до материалов к книге Мейнерца и освоить их. Но это уже маньячество, конечно.))