[М-ль Люсиль]

Хочу переписать из книги Каваны одно из самых печальных писем Эрика Рудольфу. Оно не датировано, Кавана приводит его, рассказывая о 1967 годе - когда до окончания их романа было уже рукой подать. Тон письма и вправду прощальный и очень горький. И даже не знаешь, что тяжелее: писать такие письма или получать их.

My dearest Rudic,

I am suddenly awake in the middle of this terrible night, and feel very strangely that I know something about you, that I did not know before, or understand. <...> Suddenly I see very clearly why you cannot be alone. I had hoped and believed you were able to wait for me, till I could come to London. I would have believed you loved me, like I do and still do with all my heart and soul. If your secret is, that it is impossible for you to be alone, that there must be someone with you, then perhaps this letter is already to late. <...> This night I saw you, before I woke up, your life, as it has been before you met me, and I saw it continue without me, with others. <...> It was a dream, but not a good one. <...> If your nature is <...> that you are even afraid of staying one or two nights alone <...> then you don't really know true love. I would like to believe you do and if you are not with someone else already <...> then you can give me all the strenghts, all my belief and hope back, by writing or calling me to tell that you are able and strong enough in your love to wait for me. If I do not hear it from you, I shall understand. My love for you will remain the same always and any way. <...> God bless you and give you strength when you should need it the most.

Карла Фраччи вспоминала, как весной 1967 года, когда они выступали с Эриком в качестве гест-старс с АБТ в Нью-Йорке, он однажды сказал ей о Рудольфе: "Я люблю его, но у меня нет сил быть с ним". Тогда же Рудольф и Марго Фонтейн выступали в Метрополитен Опера. Как говорила Карла, "может быть, именно тогда Эрик начал понимать, что дольше так продолжаться не может". В общем, так и получилось - в следующем году, в 1968. А в июле 1969 года (если я ничего не путаю, потому что Кавана далеко не всегда внятно указывает годы) Эрик прислал Рудольфу маленькое письмо:

Just a little note to say hello. <...> It just occured to me that this will be first summer we are not in France together, it feels kind of sad but maybe it's the beginning of something new. <...> I think of you very often and hope that I sometimes am a good thought to you too. <...>

With much love,
Erik

@темы: Rudolf Nureyev, Erik Bruhn

Comments

[norakura]

Вот не хотела читать письма вне контекста, а тут не удержалась. А потом пол ночи думала об их обречённых отношениях (
Не представляю даже, каково было состояние Эрика, пока он ждал ответа, не зная, будет ли он, а письмо же ещё дойти должно, это не современные условия моментального обмена(( и воображение сразу дорисовало, что Руди, конечно, был с кем-то безымянным, пока Эрик страдал и изводил себя ((

[М-ль Люсиль]

norakura, да, это все-таки ужасно печально: когда оба любят друг друга, тянутся друг к другу, тоскуют друг без друга, но не могут жить вдвоем. И не только из-за внешних обстоятельств - работа, контракты в разных частях света и проч. - а просто... ну, вот как Карла Фраччи тоже говорила: Эрик охотно оставался бы дома, только вдвоем с Руди, а Руди так не мог, задыхался, как в клетке. А Эрик и переживал, и ревновал, и понимал, что не может Руди удержать.
Да, скорее всего, так и было: почти наверняка Руди был с кем-то, пока Эрик писал это письмо, - и, конечно, не рассматривал это как измену. А Эрик, мне кажется, и чувствовал, что нужного ему ответа не будет, и еще чувствовал, что их роман подходит к концу. И хотел бы поверить в возможность совместного будущего, да все в его письме говорит о том, что нет у него больше этой веры. Очень горькое письмо, совсем безнадежное.(

[norakura]

М-ль Люсиль, мне показалось, что здесь Эрик больше заставляет себя поверить в то, о чём пишет, чем действительно ещё на что-то надеется.
Зато вторая записка довольно позитивная)

[М-ль Люсиль]

norakura, да, по крайней мере, пытается убедить и себя, и Рудольфа в том, что это, может быть, еще не конец, но в самом тоне письма проскальзывает понимание: нет, скорее всего, это конец.
А вторая записка - да, уже с надеждой на новое будущее.) Жаль, Кавана цитирует поздние письма Эрика не так подробно, а было бы интересно их почитать. Хотя... чего уж там, было бы интересно прочитать все его письма Рудольфу, целиком и без купюр.)

[norakura]

М-ль Люсиль, а письма тоже Рудольфа есть?

[М-ль Люсиль]

norakura, только два отрывка. Вообще у Эрика с Рудольфом был уговор, что они уничтожат письма друг друга, и Эрик свою часть уговора выполнил и письма Рудольфа уничтожил. А вот у Рудольфа то ли рука не поднялась, то ли еще что, но только он письма Эрика сохранил.

[norakura]

М-ль Люсиль, где-то читала об этой договорённости. И сам этот уговор и поступки обоих (один уничтожил, второй сохранил)- одинаково трогательно и, как бы пошло это ни звучало, до одури мило)

[М-ль Люсиль]

norakura, вот-вот, согласна: это ужасно мило.))) И вполне соответствует характерам обоих, если можно так выразиться. Хотя немного жаль, что письма Рудольфа почти не сохранились: отрывки, процитированные у Каваны, очень любопытны. Этакий сумасшедший поток чувств, и совершенно дикий, корявый, птичий английский язык только добавляет очарования.

[Олерль]

Да-да, читала, что Рудик хранил их в чемоданчике, кажется, в Лондоне у Гослингов вместе со всякими другими бумажками, контрактами... Да... и это очень трогательно до умопомрачения, что Эрик честно выполнил уговор, а Рудик - нет. Как вы еще и переписываете эти письма? Я их даже перечитать не могу! Вот хочу перечитать, но не могу дотронуться до книги, она обжигает меня!!!
(Я и сейчас только скользнула взглядом по письму, не хочу доводить себя до исступления, я и так всю ночь напролет просидела на вашем блоге об Эрике!))))