[М-ль Люсиль]

Дочитала биографию Кронстама. Потрясающая книга, наверно, одна из лучших балетных биографий, которые я читала. Кронстаму страшно повезло с биографом, Александрой Томалонис, - ну хоть с чем-то в жизни, боже мой, ему повезло. Потому что рассказ о его последних годах я, человек малосентиментальный, дочитывала с комом в горле. Совершенно жуткое описание того, как жизнь и окружающие доламывали человека - причем окружающие доламывали его в первую очередь по незнанию, даже не представляя себе, что творится у него внутри. Как верно замечает Томалонис, отчасти к этому привела замкнутость Кронстама, стремление во что бы то ни стало охранить свою приватность и себя самого: он не допускал своих коллег, своих товарищей по театру, даже своих достаточно близких друзей в свою внутреннюю жизнь, в свой дом - и в конце концов это сыграло с ним дурную шутку.
Но теперь думаешь: как же верно сделал Эрик Брун, покинув Данию и КДБ. То есть, не то чтобы покинул, он не позволял о себе забывать. Кеннет Грив очень четко объяснил, в чем тут дело: пока ты остаешься в Дании, тебе не позволят быть кем-то, быть особенным. Для того, чтобы стать особенным, ты должен уехать и вернуться. Но после того, как ты проведешь в Дании полгода, ты снова становишься никем. Когда ты уезжаешь - ты снова звезда. Тобой интересуются, хотят общаться с тобой. Но когда ты остаешься в Дании на полгода, всем уже на тебя наплевать.
Эрик, осознанно или неосознанно, просек эту фишку - и поступал соответственно: уезжал из Дании, возвращался, танцевал несколько месяцев, уезжал снова, непременно станцевав прощальный спектакль и закатив прощальную вечеринку (вот тут вспоминается король Фредерик IX, якобы сказавший еще совсем юному Эрику, то и дело подававшему в отставку: мол, ну чего ты, давай, мы для тебя правила изменим - просто будешь выступать у нас в качестве постоянной гест-стар, а я на цветах сэкономлю). Кронстам так не делал: у него были периоды довольно длинных выступлений за границей - в основном с труппой Рут Пейдж в шестидесятые годы, - но он всегда возвращался, и в Дании его воспринимали не как Эрика или, допустим, Флемминга Флиндта - типа это наша гордость, наши великие танцовщики, добившиеся известности за рубежом. Кронстама в целом оценивали ниже не оттого, что он танцевал хуже, не оттого, что он обладал меньшим талантом (по части техники он, похоже, не уступал Эрику, по части драматической выразительности и одаренности он, судя по всему, его опережал), а оттого, что он не уезжал. Эрик на вопрос о том, мог бы Кронстам сделать международную карьеру, ответил, что Кронстам в юности был очень талантлив, а позднее стал великолепным артистом, но его менталитет был лучше приспособлен для датского образа жизни, и он добивался международного успеха только на гастролях с КДБ. Если бы он захотел уехать, то, наверно, смог бы сделать такую же карьеру, "как некоторые из нас". "Но он решил остаться в Дании со своей семьей, и я не думаю, что он как-то страдал из-за этого выбора". Жаль, кстати, что в книге мало отслеживаются именно личные отношения между Эриком и Хеннингом - которые, судя по всему, были (насколько возможно было иметь личные отношения с замкнутым Кронстамом). Но в основном все делают акцент на их балетном соперничестве: кого критики, коллеги и зрители считали/считают более великим - Эрика или Хеннинга? Такое чувство, будто Эрик относился к Кронстаму не то чтобы недружелюбно, но холодновато, это чувствуется в его высказываниях о Кронстаме. Кронстам же в свою очередь говорил, что в конце концов они с Эриком стали хорошими друзьями, и что вообще Эрик милый и замечательный. Что ж, по крайней мере, в 1976 году, когда Кронстам в первый и последний раз устроил вечеринку у себя дома (у него был юбилей: ровно двадцать пять лет назад состоялся его официальный дебют; по этому случаю в театре был устроен вечер в честь Кронстама, на котором он танцевал Яго в "Паване Мавра" и Поэта в "Сомнамбуле" - это была одна из его знаковых партий), Эрик был в числе гостей - наряду со Стэнли Уильямсом, Петером Мартинсом, ну, и еще целой толпой, - и Томалонис вспоминает, что во время бесед с Кронстамом видела альбом с фотографиями с этой вечеринки. После смерти Кронстама альбом пропал, как, впрочем, и множество других его вещей и бумаг.
И еще о различиях между Эриком и Кронстамом - о различиях, повлиявших, в том числе, на отношение критиков к Кронстаму. Эрик, как, например, отмечала Лидия Джоэл, умел очаровывать балетных критиков - причем за счет чисто охотничьих приемов: отбить от стада зазевавшуюся особь, загнать в угол и очаровать. Кронстам подчеркнуто не завязывал каких бы то ни было личных отношений с критиками, держался особняком, близко к себе никого не подпускал - и это могло сыграть свою роль. Или вот, например, была история с Эббе Мёрком (я относительно недавно писала о его отношениях с Эриком). В 1979 году, когда Кронстам уже был худруком КДБ и готовил первый Фестиваль Бурнонвиля, был снят документальный фильм Dancing Bournonville - там, среди всего прочего и всех прочих, можно увидеть Кронстама, дающего класс. Причем, что любопытно, Кронстам там появляется с сигаретой в руках. Можно подумать, что он был курильщиком вроде Эрика, но нет. Именно во время съемок фильма он попытался начать курить, надеясь справиться вот так с постоянным стрессом и напряжением, но бросил через месяц, потому что не мог затягиваться - только задыхался. Кстати, двадцатью годами ранее, в 1960 году, когда он танцевал дона Хосе в "Кармен" Пети, сцена с after-sex cigarette тоже вызывала у него большие проблемы: попытки затянуться оборачивались приступами удушья. А возвращаясь к Dancing Bournonville - фильм имел такой успех, что Эббе Мёрк, участвовавший в его создании, предложил Кронстаму сделать второй фильм из неиспользованных материалов. Но Кронстам наотрез отказался, потому что считал, что в этих неиспользованных материалах танцовщики показаны не с лучшей стороны. Мёрк обиделся и обиду эту выразил самым гадким способом: в статье об истории КДБ, напечатанной в сувенирной программке к фестивалю, он упомянул Кронстама ровно два раза - в числе учеников Веры Волковой и в качестве действующего худрука. "Вас здесь не стояло", классический вариант. Нечто подобное проделывали в НБК, вымарывая из истории компании Константина Патсаласа. Но тут это было еще противнее. И Мёрк так и продолжал сводить с Кронстамом счеты, старательно критикуя всю его деятельность на посту худрука КДБ. Выглядит это, чего скрывать, очень некрасиво. Но надо добавить, что в 1994 году, когда Кронстам оказался в откровенной опале (за год до этого, летом 1993 года, его буквально вышвырнули из театра, обвинив в алкоголизме, что было ложью - он не был алкоголиком, его временами странное поведение было вызвано его болезнью, маниакально-депрессивным психозом, обострившимся под воздействием ряда сильных стрессов), балетные критики не забыли поздравить его с шестидесятилетием (и королева Маргрете, кстати, тоже прислала поздравительную телеграмму), и, как говорил потом сам Кронстам, даже его "милый старый враг" Мёрк был очень добр к нему. Ну, хоть что-то.

Тут еще многобуков о Кронстаме и вааще

Но заключительные главы биографии Кронстама читать физически тяжело. Ужасно то, что он умер в неполный шестьдесят один год. Да, тот же Эрик умер в пятьдесят семь, но там была болезнь, и Эрик знал, что умирает, и главное - его последние годы вовсе не были таким ужасом, как последние годы Кронстама. Ему повезло, он не дожил до повторения шведской истории, когда его фактически выдавили, тоже вышвырнули вон, "скрипач не нужен"; да и сильно сомневаюсь, что вообще в Канаде такое бы повторилось. Но главное - Эрик умер в то время, когда он был еще всем остро нужен, и о нем горевали, и его отсутствие сделало внушительную "дыру в пейзаже" НБК. И еще - Эрик, в общем, не пережил тех, кто был ему дорог: умер раньше Рудольфа, раньше Константина (тут можно спорить, был ли ему Константин так же дорог, как самому Константину был дорог Эрик, но ладно, не будем об этом, допустим, что да, был). И он не был так измучен, как Кронстам: у него, конечно, были свои психологические/психические проблемы, но не было психической болезни. А Кронстам, на протяжении многих лет более-менее справлявшийся со своими депрессивными и маниакальными состояниями, или, по крайней мере, умело их скрывавший, в последние годы жизни - под воздействием почти непрерывно сыпавшихся на него ударов - уже просто не мог совладать с собой и со своей болезнью. И дополнительный ужас заключается в том, что он, хоть и обращался за медицинской помощью, но, в общем, так ее и не получил. Его госпитализировали несколько раз в психиатрическую больницу, вроде бы несколько облегчали его состояние, какие-то лекарства прописывали, но судя по всему, это все проделывалось более-менее наугад - и без особого толка.
И если начать перечислять все, что перенес Кронстам не только в последние годы, но вообще за всю жизнь, - господи, получится что-то почти неправдоподобное, "одноногая собаченька" и "Маленькая жизнь", черт бы ее подрал. Его мать, тоже страдавшая биполярным расстройством, покончила с собой, когда Кронстаму было 23 года. Она оставила ему прощальную записку, где писала, что понимает, как важен для него Франц Герстенберг, и что он, наверно, никогда бы не сделал карьеры без помощи Герстенберга. Я уже рассказывала о том, как в 1952 году фру Кронстам фактически заставила Кронстама уйти из дома, поставив его перед выбором: или семья, или Герстенберг (Хеннинг выбрал Герстенберга). С тех пор его отношения с матерью так никогда и не были полностью восстановлены. И он винил себя в ее самоубийстве, и что еще тяжелее - его родственники тоже винили его (только его отец считал, что он не виноват в ее смерти). В тридцать шесть лет, в декабре 1970 года, он получил тяжелейшую травму, из-за которой был вынужден завершить свою карьеру классического танцовщика: он порвал ахиллово сухожилие (тут опять же трудно удержаться и не заметить, что Эрик оказался счастливчиком - у него было много травм, но именно эта, самая страшная, его миновала). В 1974 году, незадолго до сорокалетия (критическая дата в жизни многих балетных танцовщиков - ну, если только они не заканчивают карьеру раньше) он попытался покончить с собой. Трудно сказать, что именно спровоцировало эту попытку, скорее всего, там было несколько факторов: острые приступы депрессии, неудовлетворенность своей последней ролью - в балете Флемминга Флиндта Dreamland (где он играл человека, потерявшего всю свою семью, и это тоже не могло не ухудшить его состояние - потому что он слишком хорошо вживался в свои роли), просто ощущение того, что тело начинает ему изменять. Он вспоминал, как однажды вечером вернулся домой, пошел в свою комнату и принял "все таблетки, которые были у нас дома". Герстенберг, не обративший внимания на его поведение (у него были гости), позже зашел к нему, чтобы пожелать спокойной ночи, и нашел его без сознания. Он даже не стал вызывать скорую помощь, чтобы эта история не попала в газеты, и вместе с другом отвез Кронстама в больницу, где тот пролежал без сознания три дня. Никто так и не узнал о том, что он пытался покончить с собой, он никому не сказал об этом, даже Вере Волковой, которая была ближе ему, чем кто бы то ни было.
Что потом? В 1978 году он стал худруком КДБ, сменив на этом посту Флемминга Флиндта. Он долго не хотел соглашаться на эту работу, разумно оценивая свои силы и понимая, что ему будет трудно, почти невозможно заниматься не только художественными, но и административными делами. Но его все-таки уговорили - тем более, что тогдашний министр культуры Нильс Маттиасен был давним другом Кронстама и обещал ему всевозможную поддержку. Он даже пообещал выступать на публике вместо Кронстама, потому что сама мысль о таких выступлениях - речах, пресс-конференциях и проч. - вызывала у Кронстама ужас, близкий к панической атаке. Кронстаму выдали карт-бланш на все - планирование репертуара, создание своей команды, разработку учебных программ (кстати, тут помог Эрик, сосватавший ему Бетти Олифант и ее методы обучения), определение составов, в общем, разрешаем все, только делай. И он делал. Он позвал обратно отстраненного было от дел Ханса Бренаа, последнего старого знатока Бурнонвиля, он принялся восстанавливать в репертуаре балеты Бурнонвиля, бывшие в загоне при Флиндте, он провел первый Фестиваль Бурнонвиля, вызвавший бешеный восторг в мировых балетных кругах. И так далее, и так далее. Первые три сезона все шло хорошо, критики и публика готовы были носить Кронстама на руках. Потом пошел резкий откат. Как писала Томалонис, "трехлетний "медовый месяц" Кронстама с датской прессой был закончен". В частности, Эббе Мёрк начал очень резко критиковать Кронстама, чтоб не сказать - нападать: репертуар не такой, нечего танцевать, все тлен, все плохо, худрук во всем виноват. А тут еще и стали ремонтировать Старую сцену, и балету пришлось выметаться в Тиволи, что создало мириад дополнительных проблем. КДБ стал активно гастролировать - а Кронстам сам по себе очень тяжело переносил гастроли, а уж в сочетании с постоянным напряжением и форс-мажорами этот стресс становился для него почти смертельным. И в декабре 1984 года Кронстам подал в отставку.
Фрэнк Андерсен, человек, в конце концов сменивший его в качестве худрука КДБ, сыграл довольно мрачную роль и в жизни Кронстама, и в истории КДБ. До сих пор непонятно, почему, собственно говоря, его выбрали худруком, говорят, там все дело было в том, что у него была серьезная "крыша" в правительственных кругах. Ему было 29 лет, он не был ни выдающимся танцовщиком, ни хореографом, ни педагогом, ни даже администратором, никем. Но был очень энергичен, да, энергии ему было не занимать. Профсоюз танцовщиков встал на дыбы - и все девять лет, что Андерсен был худруком КДБ, ежегодно выносил ему вотум недоверия. Не то чтобы это имело какое-то существенное значение, но это вполне ясно говорит об отношении танцовщиков к Андерсену. Интересно еще, что уже в нулевых годах, в 2002-2008 гг., он снова стал худруком КДБ. Правда, насколько я слышала, это тоже был не лучший период в истории труппы. Но то, что он творил в восьмидесятые-девяностые, - это, кхм, вообще какое-то вредительство. Нет, надо отдать ему должное, он старался. И к Кронстаму он как будто относился не так уж и плохо, по крайней мере, поначалу. Но именно он и выдавил Кронстама в конце концов, да еще и сочинил всю эту мерзкую историю о том, что Кронстам был алкоголиком, поэтому-то его и надо было уволить. Он понизил возраст выхода на пенсию с сорока шести до сорока лет - и уволил чуть ли не два десятка характерных танцовщиков, тех самых, которые, в сущности, были костяком КДБ, его, ха-ха, каламбур, характерной чертой. Он снизил набор детей в балетное училище. Он не то что не сохранял - он разрушал датский стиль в балетах Бурнонвиля, заставляя танцовщиков исполнять эти балеты без осмысления, без проработки, без нюансировки: улыбайтесь, мол, пошире, а если что-то не получается - разводите руками и улыбайтесь еще, и публика-дура ничего не заметит. Он постепенно выдавил вон старую команду Кронстама - Кирстен Ралов, Арлетту Вайнрайх. И от самого Кронстама он тоже избавился в конце концов.
В 1992 году Кронстам и Герстенберг проводили новогодние каникулы в Испании. Четвертого января Герстенберг потерял сознание, и Кронстам не смог привести его в чувство. В доме не было телефона, до ближайшей больницы было шестьдесят миль. Кронстам бросился к соседям за помощью, те вызвали скорую помощь. В больнице Кронстаму сказали, что Герстенберг умер. Он был в шоке, он кричал и пытался утопиться в море. К счастью, с ним рядом была его знакомая-датчанка, которая успокоила его, а главное - позвонила в больницу, чтобы еще раз выяснить, что произошло. Через два часа врач обнаружил Герстенберга в морге - живым. Герстенберг был в диабетической коме. Он прожил после этого еще два года, но так никогда и не оправился после болезни, а Кронстам так и не оправился после этого шока.
Последние годы были мучительны для Кронстама. Его собственная болезнь усиливалась и выматывала его, в театре он сталкивался с постоянными унижениями (он был репетитором и балетмейстером, и в любых других обстоятельствах эта работа была бы для него наслаждением, но теперь у него отнимали постановки, переносили репетиции, выбивая его из колеи, выкручивали руки при определении составов), а Герстенберг стремительно сдавал - диабет, старческая деменция, а под конец еще и рак легких. Он несколько раз пытался покончить с собой. Кронстам практически перестал спать по ночам - и это расстройство сна тоже сыграло свою жуткую роль: его уволили-то именно из-за того, что застали его спящим в столовой после того, как он выпил два бокала вина; но дело-то было не в вине, а в постоянном недосыпе, стрессе и жуткой усталости. У него усиливались панические атаки, он уже не всегда мог скрыть свое тяжелое психическое состояние (а сколько лет он потрясающе умел это скрывать, умел притворяться абсолютно спокойным и невозмутимым). Его уволили - вернее, вышвырнули с позором - в мае 1993 года (предварительно запихнув против его воли в клинику для лечения алкоголизма, откуда он вышел через четыре дня; причем клиника прислала ему счет за целый месяц лечения, он отказался платить, потому что в клинику его засунули против его желания, и отправил его театральной администрации, точнее говоря - директору театра Кристиансену, Кристиансен вернул ему счет, заявив, что театр ничего оплачивать не будет, и тогда Кронстам отправил счет Андерсену). Когда в конце июля того же года он пришел в театр, чтобы забрать вещи из своей гримерной, то выяснил, что все оттуда уже убрано и сложено в бумажных пакетах в холле. Записные книжки с нотациями классов Веры Волковой и Стэнли Уильямса пропали. Кронстам взял несколько вещей, бросил ключи от гримерной и ушел.
Администрация заявила танцовщикам осенью 1993 года, что если Кронстам согласится пройти лечение от алкоголизма (а театр готов это лечение оплатить), то его с удовольствием примут обратно на работу. Фактически Кронстама представили алкоголиком, в общем, постарались, спасибо администрации. Танцовщики и не сомневались, что это правда, - вот тут закрытость Кронстама вышла ему боком, никто даже не подозревал, что его временами странное поведение было вызвано вовсе не пристрастием к алкоголю. К тому же многие - в том числе Андерсен - распускали усиленные слухи о том, что Кронстам так пьет, так пьет. Хуже было то, что танцовщики решили вовсе не тревожить Кронстама - и не пытались связаться с ним в то время. Лишь Кеннет Грив беспокоился о нем, звонил ему, даже предлагал услуги своего агента. Меня это очень тронуло.
Герстенберг умер в мае 1994 года, и для Кронстама эта потеря стала огромным, может быть, последним в жизни ударом, добившим его в конце концов через год (Герстенберг говорил, что Кронстам не проживет без него и года; Кронстам умер через год и две недели после него). В августе Петер Шауфусс сменил Андерсена в должности худрука, и Кронстам смутно надеялся на то, что Шауфусс позовет его обратно. Но этого не случилось. Надо отдать должное Флеммингу Флиндту - единственному человеку, который тогда ворвался в кабинет к Кристиансену и практически наорал на него, требуя вернуть Кронстама: "Хеннинг отдал театру всю жизнь, и если что-то случилось, вы должны найти психиатров, или докторов, или еще кого-нибудь, а не говорить, чтобы он не смел сюда возвращаться, потому что это убийство". Но толку не было, и Кронстам снова погрузился в тяжелейшую депрессию из-за своей невостребованности, и на этот раз действительно начал пить.
А в феврале 1995 года Александр Мейнерц (да! тот самый Мейнерц!) узнал о Кронстаме через Хью Уильямса, мужа Веры Волковой. Мейнерц разбирал архив Волковой - ну, и Уильямс познакомил его с Кронстамом, и после часового разговора Мейнерц решил, что просто обязан что-то сделать для Кронстама. И он сделал. Он подговорил Томаса Лунда, девятнадцатилетнего танцовщика КДБ, попросить Кронстама разучить с ним сольную вариацию Флоримунда в "Спящей красавице" - вариацию, поставленную для Кронстама Аштоном в 1957 году. Мейнерц поговорил с Шауфуссом, и тот выделил Кронстаму и Лунду студию в театре, так что не пришлось искать место для репетиций где-то на стороне. И вот так - тихо, без фанфар, - состоялось возвращение Кронстама в театр, пусть неофициальное, но все-таки возвращение. И он был счастлив, он был захвачен этой работой, он начал строить планы на будущее. Мне кажется, он действительно мог бы прожить еще очень долго - если бы только ему позволили вернуться совсем, преподавать, репетировать, передавать танцовщикам весь свой опыт, все, что он помнил, все, что было ему так дорого. Но 28 мая 1995 года, не дожив до шестидесяти одного года, он умер - судя по всему, от эмболии легочной артерии (хотя ходили слухи, что это было самоубийство, но похоже, как часто бывало с Кронстамом, это только слухи). И эта смерть кажется безумно несправедливой. Как, впрочем, и все последние годы жизни Кронстама. Он не заслужил такого. Хотя, конечно, такого вообще никто не заслуживает.
Ну вот, написала все это, опять страшно расстроилась. Бедный Хеннинг Кронстам. И знаете, что еще обидно? В сети почти нет записей с ним-танцующим, даже показать нечего. Нашла только отрывочек из "Кармен" Пети с ним в роли Тореадора - ну да, весело, но и только. И еще па-де-де из балета Биргит Куллберг Moon Reindeer (с Моной Вангсаэ) - оно довольно-таки странное, и я сама не знаю, нравится оно мне или нет. Я бы так хотела увидеть Кронстама в "Сомнамбуле", в "Сильфиде", в "Жизели"... Но увы. Вот тут и понимаешь, что Эрику Бруну еще и гораздо больше повезло с записями. Счастливчик Эрик, что и говорить.

Вопрос: Я прочитал и...

1. ...пожалел Кронстама.		13	(46.43%)
2. ...мне понравилось.		9	(32.14%)
3. ...а про Эрика еще будет?		6	(21.43%)
Всего:		28 Всего проголосовало: 13

@темы: Erik Bruhn, Henning Kronstam, Royal Danish Ballet

Comments

[norakura]

спасибо большое за пересказ! хотя и жуткая же история и судьба, очень неуютно даже в пересказе. с таким и здоровому человеку трудно мириться, когда сталкиваешься с травлей, ненужностью.

[М-ль Люсиль]

norakura, да не за что, мне самой было в кайф это писать, хотя и жутковато, конечно, потому что жаль Кронстама безумно. Но в самом деле, на его фоне Эрик кажется счастливчиком с крепкой психикой. И вот эта откровенная травля Кронстама в конце жизни - она меня как-то доконала, что ли. Причем ведь так посмотришь - те люди, которые его травили, в первую очередь Андерсен, - они к нему, в сущности, не питали неприязни, они к нему относились неплохо. Но он им мешал. И в конце жизни у него просто не было сил ни противостоять им, ни защитить себя. И никто, в общем, так и не пришел ему на помощь.((

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, да, страшная история - именно тихо, по-домашнему страшная. Растянувшаяся история убийства, где чорных злодеев вроде бы и нет (Андерсен, конечно, свинья, но на главзло не тянет, обычный глупый карьерист), а плохо все так, что впору удивляться, что смерть Кронстама все же была, видимо, не самоубийством. С другой стороны, перед самой смертью он хоть немножко вернулся, это лучше, чем умирать совсем никому не нужным.

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, вот именно, и главное - все убийцы даже не понимали, что делают, они и не думали, что все вот так будет. Андерсен - тот вообще странный человек, хоть и свинья: он, в общем, действительно относился к Кронстаму неплохо, и сам Кронстам, как ни удивительно, относился к нему вполне нормально, и они неплохо работали первые несколько лет "худручества" Андерсена (Кронстам был при нем artistic adviser - ах, какая знакомая должность! - и поначалу даже имел на него какое-то влияние, потому что Андерсен в художественных материях был ни уха, ни рыла). Но постепенно Андерсен возомнил себя талантливым худруком, балетмейстером, постановщиком и на все руки мастером - и Кронстам ему стал не то что не нужен, а прямо-таки вреден: при нем Андерсен явно понимал, что грош ему самому цена.
И с одной стороны, Андерсен сам распускал идиотские слухи о том, что Кронстам пьет горькую, а с другой стороны - ну, когда Герстенберг умер, Андерсен звонил, соболезновал, даже навестил Кронстама (и Кронстам это оценил). В общем, там всего было намешано - и плохого, и хорошего, но проблема в том, что вот они все, и Андерсен тоже, не хотели плохого, а все-таки Кронстама убили.((
Не могу, безумно его жаль.