[М-ль Люсиль]

Даешь Мейнерца населению. В прошлый раз мы остановились на жизни Эрика в Копенгагене с Кевином Хайгеном и на первом серьезном "срыве", случившемся у него после попытки заглушить боли в желудке коктейлем из виски и валиума. Вернее, как вспоминал потом сам Эрик, он начал пить виски и понял, что не помнит, принимал ли валиум или нет, поэтому на всякий случай выпил валиума, запил виски, потом выпил еще виски, а потом обнаружил себя на полу в ванной, не в состоянии пошевелиться. Кевин, вернувшийся из театра, нашел его, жутко перепугался, позвонил Сьюз Уолд, и та в три часа ночи примчалась в Гентофте вместе со своим женихом Бентом Мейдингом. Сам Кевин был не в состоянии перетащить Эрика из подвальной ванной комнаты наверх по лестнице в спальню. "Я помню, как он вдруг испугался почти до слез. Когда его перенесли из подвала, там на столе стоял букет увядших тюльпанов, и почему-то он не мог вынести их вида". Сьюз Уолд вспоминала, что они отпоили Эрика кофе и уложили его в постель, когда он пришел в себя.
Через день после срыва Эрик написал Сьюз Уолд записку, благодаря за то, что она приехала в "эту дурацкую ночь", хотя это было "утомительно" для нее. Он добавил, что сам "не устал от жизни, но, может быть, немного устал жить", и признался, что немного сожалеет о том, что раньше дал Сьюз экземпляр своей новеллы "Во имя любви" (когда я только начала читать Мейнерца, мне показалось, что Эрик именно к этой записке и приложил копию новеллы, но нет, судя по всему, новеллу он передал Сьюз в другое время). "Это письмо, которое я написал себе самому, но так никогда и не прочитал". Но хоть он и сожалел о том, что дал Сьюз свою новеллу, однако же, как пишет Мейнерц, он и прежде, и позже давал своим близким друзьям почитать эту новеллу, а после его смерти экземпляр "Во имя любви" остался в его квартире в Торонто (и никто его не сжег).
Я уже пересказывала сюжет "Во имя любви", но расскажу еще раз, чтоб не нужно было бегать по дневнику и искать нужную запись. Главные действующие лица: муж Гарри, жена Дженет и их единственный сын Роберт. Все у них хорошо, пока однажды семейный врач не рассказывает Гарри и Дженет о том, что их сын смертельно болен. Супруги решают уехать вместе с сыном в деревню и быть с ним рядом до конца. Дженет все сильнее привязывается к сыну и отдаляется от мужа, и даже решает, что будет спать рядом с сыном, чтобы не расставаться с ним ни на минуту. Гарри в отчаянии принимает снотворное, но когда Дженет находит его утром - он еще жив. Однако она ничего не предпринимает и дает своему мужу умереть, а потом закрывает дверь в его спальню и больше туда не заходит. Теперь они с сыном остаются вдвоем - чего, собственно говоря, и добивалась Дженет. Они вместе гуляют по лесу, купаются в озере, раздевшись донага, а вернувшись домой, ложатся спать рядом, в одной постели (видимо, до этого Дженет просто спала в той же комнате, но не в одной кровати с сыном). Дженет ласкает сына - тот не спит, но и не сопротивляется, остается совершенно пассивным, - а потом засыпает рядом с ним. В этой сцене есть одна фраза, которая меня ставит в тупик: я не уверена, что я перевожу и понимаю ее правильно, но по всему выходит, что Роберту казалось, будто он "вошел в нее", но действительно ли он совокупился с матерью - непонятно. Все остальное указывает на то, что Дженет ласкает сына и доводит его ласками до оргазма, но непосредственно до пенетрации дело так и не доходит. А в общем, черт его знает. Ох уж мне этот датский язык.
И, наконец, финал рассказа: Дженет кажется, что болезнь сына прогрессирует (что это за болезнь - не сказано), и она убивает Роберта, напоив его соком с огромной дозой лекарств. Она собирается сжечь его тело в камине и ссыпать пепел в раковину, которую они когда-то нашли вдвоем, но ей приходит письмо от врача, где сказано, что произошла ошибка, на самом деле Роберт совершенно здоров. Все. Конец.
Сложно сказать, сколько автобиографического было в этой истории. Велик соблазн сказать, что довольно много, слишком уж ясно просматриваются параллели между персонажами новеллы и реальными будто бы прототипами: Гарри напоминает Эрнста Бруна, рано устранившегося из жизни семьи и из жизни сына, Дженет - это Эллен Брун, убивающая сына своей любовью - причем в прямом смысле, ну, а Роберт - это сам Эрик, совершенно пассивный, мечтающий о другом мире и принимающий почти равнодушно и сексуальное насилие, и смерть от руки матери. Но при этом не стоит, наверно, слишком уж увлекаться этими соблазнительными параллелями и прочитывать эту новеллу как исповедь Эрика и как однозначное признание в том, что он был вовлечен в инцестуальные отношения с собственной матерью. В его жизни было - и это несомненно - психологическое насилие с ее стороны. Возможно, память об этом психологическом насилии трансформировалась в новелле "Во имя любви" - в насилие физическое. Возможно, прав Мейнерц, предполагающий, что сцена инцеста в новелле могла иметь реальную автобиографическую основу. Сам Эрик в неопубликованном при его жизни - и на момент выхода книги Мейнерца - интервью утверждал, что описал в этой новелле отношения со своей работой - своим "ребенком", которого он вот так убил. Было ли это кокетство и запудривание мозгов мальчику-интервьюеру - или в самом деле Эрик вложил в свою новеллу еще и такой символический подтекст? В таком случае черты Эрика есть и в образе Дженет, не только в образе Роберта, - и кстати, сам Мейнерц тоже указывает на это, вспоминая, что и Дженет в новелле, как сам Эрик, не может вынести вида срезанных тюльпанов.
Мейнерц считает, что если Эрик в самом деле подвергался сексуальному злоупотреблению со стороны матери или какой-либо другой женщины, то этот опыт насилия мог стать причиной его "двусмысленных отношений с женщинами, неясной сексуальной ориентации и резкого отделения "чистой любви" от "сексуальной любви"". Вот насчет "неясности" сексуальной ориентации я бы с Мейнерцем поспорила: технически говоря, Эрик был бисексуален, но явно тяготел к гомосексуальным отношениям. И в любом случае нельзя считать, что его би- и гомосексуальность могут быть как-то связаны с сексуальными злоупотреблениями, жертвой которых он то ли стал, то ли не стал в детстве. Вот что касается "страха, депрессий, социофобии, неприкаянности, ненависти к себе, физического стыда и усталости" - тут другое дело, можно предположить, что все это в жизни Эрика было и вправду связано с пережитым в детстве сексуальным насилием. Но с тем же успехом все это может быть следствием исключительно психологического насилия и, так сказать, "личных тараканов" и особенностей характера.

И еще немногобуков о новелле и о выздоровлении Эрика

Возвращаясь к новелле - не исключено, что Эрик сделал любовь Дженет к сыну любовью удушающе-физической, инцестуальной, чтобы подчеркнуть ее губительность. Это можно было бы изобразить другими средствами, без секса, но Эрик выбрал самый короткий и наглядный путь. Не будем забывать, что он все-таки был совсем неопытным писателем. Надо добавить, что название "Во имя любви" он сам определял как "ироническое" (и еще бы ему не быть ироническим, если учесть, что "во имя любви" Дженет убивает своего сына). Еще он рассказывал, что отправил эту новеллу в одно нью-йоркское издательство - и получил рукопись обратно с припиской "это отвратительно". А друзья, прочитавшие эту новеллу, удрученно смотрели на него (это тоже слова самого Эрика) - и, по-видимому, никак прочитанное не комментировали. Так что в конце концов литературные опыты Эрика так и остались опытами, пробами, мазками, набросками; я встречала информацию о том, что он написал не одну эту новеллу, а несколько, но что случилось с другими текстами, если они были на самом деле, - можно только гадать. Возможно, они хранятся где-нибудь в архиве Эрика, возможно, Эрик сам их уничтожил, возможно, их уничтожил Константин после смерти Эрика (кстати, Мейнерц в своей книге никак не касается рассказа Джоан Нисбет, приведенного у Дианы Солуэй: о том, что Константин после смерти Эрика якобы сжигал какие-то его вещи, и что "таким образом исчезло много его бумаг и костюмов"; Мейнерц вообще не упоминает ни о каких утратах в архиве Эрика - за исключением писем Рудольфа), возможно, их никогда не существовало. И вполне возможно, что Эрик, написав одну эту новеллу, высказал все, что хотел высказать при помощи художественной литературы, и обратился к другим средствам самовыражения - или самозабвения.
Одним из этих средств самозабвения и сопротивления, можно даже сказать - основным средством - Мейнерц называет танец. Танец, по его мнению, служил защитой для Эрика, находившегося под сильнейшим "экзистенциальным давлением", "хрупкого и ранимого человека, который чувствовал себя таким одиноким, что 'был готов закричать'". В 1973-73 годах, когда это средство защиты временно ушло из жизни Эрика, он оказался лицом к лицу с сильнейшим физическим, психологическим и ментальным кризисом. Желудочные боли возвращались снова и снова, выматывая его, он все больше времени проводил в своем доме в Гентофте, никого не желая видеть. Единственным человеком, посещавшим его в то время, была Элла Шрам, соседка и приходящая домоправительница, знавшая Эрика еще с детства. Их отношения долгое время были скорее рабочими, чем личными. Она вспоминала потом, что, по ее ощущениям, Эрик намеренно избегал встреч с нею. Он вешал на двери своей спальни записки, в которых просил не будить его: он хотел отдохнуть. Госпожа Шрам очень беспокоилась и однажды просто не выдержала и постучала в дверь. Сначала в спальне было очень тихо, и она продолжила стучать, и, наконец, дверь открылась, и выглянул Эрик. "Он выглядел просто ужасно, он был так болен, так болен". А Люкке Шрам, дочь Эллы и близкая приятельница Эрика, вспоминала, что Эрик был в то время в тяжелейшей депрессии. "Он думал, что умрет".
Лишь в декабре 1973 года, во время обеда у Маргариты Вибе, матери Сьюз Уолд, Эрику стало так плохо, что его отвезли в больницу и там прооперировали - из-за подозрений на острый аппендицит. Но вместо аппендицита врачи наконец-то обнаружили причину болей, которые длились почти пятнадцать лет: перфорированную язву желудка и двенадцатиперстной кишки. Содержимое желудка и желудочный сок попадали в брюшную полость сквозь эту язву. В общем, ужас. Одной операцией дело не ограничилось, потребовалась вторая, корректирующая. Но как вспоминал сам Эрик, после этой второй операции он почувствовал себя абсолютно здоровым - и едва встав с постели, принялся делать упражнения у палки. Он поверил, что боль больше не вернется, - и был прав (и правы были врачи, пообещавшие ему окончательное выздоровление). Кроме того, теперь он знал наверняка, что его болезнь была физической, а не психосоматической, и боли были реальными, а не "нервного происхождения".
Оза, старшая сестра Эрика, услышав о его госпитализации (правда, Мейнерц не указывает, о какой именно госпитализации шла речь: первой экстренной или второй плановой), решила его навестить, но смутилась, увидев на двери его палаты надпись "Вход воспрещен". Но медсестра ее успокоила, сказав, что вообще посещения запрещены, но "раз вы его сестра, вы можете войти". А вот госпожа Шрам навещала Эрика ежедневно - и по воспоминаниям Люкке, Эрик крепко к ней привязался. "После этого моя мать стала человеком номер один в его жизни. Он был очень милым с ней". И кстати, когда я была в Копенгагене, то в одном книжном нашла мемуары Сьюз Уолд, покупать их не стала, потому что там было не так уж много про Эрика, но все прилежно перелистала и выискала там чудную историю о том, как Элла Шрам прилетела по приглашению Эрика в Нью-Йорк, и Эрик встречал ее там в аэропорте на лимузине и чуть ли не с шампанским. В общем, организовал VIP-встречу по первому разряду, только что без оркестра и прессы. Воображаю, какое впечатление все это произвело на госпожу Шрам, совсем не привыкшую к таким почестям и фанфарам. Она и в Гентофте-то не сразу привыкла к тому, что великий Эрик Брун запросто является к ней домой, и его не надо как-то особенно принимать и угощать. Люкке вспоминала, что Эрику-то как раз и нравилось, что семья Шрам была самой обычной семьей, и он мог расслабиться в их доме, и даже запросто явиться в тапочках, развалиться на диване по-кошачьи и чувствовать себя совершенно свободно. Надо сказать, что и семья Шрам постепенно к Эрику привыкла и стала воспринимать его как своего человека. Люкке вспоминала веселый случай (я его пересказывала когда-то, но с удовольствием повторю), произошедший примерно в то же время, в начале 1974-го года, после второй операции Эрика. Его пригласили принять участие в какой-то развлекательной телепередаче, причем не в записи, а в прямой трансляции. Передача должна была состояться вечером, а перед этим он обедал у госпожи Шрам. И чем ближе подходил час, когда он должен был ехать на телевидение, тем сильнее он нервничал. Под конец он практически впал в отчаяние и заявил: "Я туда не пойду! Я туда не пойду!". Люкке вспоминала, что они ну просто обалдели и сказали: "Эрик, ну так же нельзя!", - и стали его ругать. Но Эрику было все равно, он упрямо повторял, что он туда не пойдет, и в конце концов заставил Люкке позвонить на телевидение и сообщить, что он не придет ("Скажи им, что у меня живот болит!"). И как только все это было проделано, он тут же успокоился и расслабился (классический "жульнически выздоровевший кот"). "А мы, - вспоминала Люкке, - начали хохотать". Прелесть же.
Правда, еще Люкке вспоминала, каким уязвимым был Эрик - и как он буквально прятался за нею от людей. Иногда Эрик использовал ее "почти как щит", закрываясь ею от других. Он действительно мог толкнуть ее вперед и спрятаться за нее, когда видел, что кто-то хочет к нему подойти. Люкке не раз оказывалась в неловком положении из-за того, что кто-то пытался поприветствовать и обнять Эрика, а вместо этого обнаруживал в своих объятиях порядком смущенную Люкке. Эрик не просто пытался избежать чужого внимания - он хотел, чтобы его не узнавали, он пытался отвлечь других от себя самого, перевести их внимание на кого-то другого - хотя бы на Люкке. Но как добавляла Люкке, с годами ставшая хорошим другом Эрика, он был очень внимателен и сердечен с людьми, которые были важны для него. "Он был с ними очень заботлив".
В следующий раз - когда он будет, интересно, этот следующий раз? - расскажу, вернее, постараюсь рассказать со слов Мейнерца об отношениях Эрика со Сьюз Уолд, Леннартом Пасборгом и Эббе Морком. А пока - ура, я сделала еще один кусок, я молодец. Кто его прочитал, тот еще больший молодец.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn

Comments

[norakura]

М-ль Люсиль, ура-ура! Спасибо я уже по нему соскучилась
вроде по отдельности основные эпизоды этой части вы уже публиковали, но всё равно очень нравится это перечитывать)
Эрик и его новелла это, конечно, вынос мозга и клинический случай. срочно печатать в учебниках по психоанализу и психотерапии.

Эрик, вешающий таблички на двери, это обнять и пожалеть котика( ужасно, что так долго он мучился и изводил себя, да ещё без лечения.как хорошо, что тот приступ, после которого его отвезли в больницу, удалось обнаружить проблему и подлатать, а ведь это могло закончиться всё намного хуже(

рассказ о семействе Шрам и их отношениях с Эриком додали позитива, особенно на фоне кошмарных новеллы и болезни))

и не в тему: представляете, мне уже приехали журналы с того аукциона! это, наверно, самая быстрая посылка за всё время моего пользования ибеем, абебуксом и амазоном, да даже в наших онлайн магазинах доставка дольше шла.

[М-ль Люсиль]

norakura, на здоровье! Pleasure is all mine, как всегда.))) Я сама соскучилась, давно не брала в руки Мейнерца, прям чувствовала, что чего-то в жизни не хватает.)
Эрик и новелла - это вообще интригующая тема, потому что открывает просто для самых различных толкований и умозаключений. Был инцест, не было инцеста, хотел ли Эрик показать в новелле свой конфликт с матерью или символически изобразить отношения со своей работой, а если все-таки конфликт с матерью - то сколько там правды, а сколько вымысла, и не перевел ли Эрик специально, как я предположила, чисто психологический конфликт в сексуальную плоскость для большей наглядности? Гора вопросов, а ответов нет, остается только гадать.)
Ну и соглашусь: слава богу, что все-таки нашли эту чертову язву у Эрика. А то ведь он и вправду мог умереть. Я уж не знаю, насколько сама язва была опасна для жизни (но вряд ли она была безобидна, кхм-кхм), но я боюсь, что сам Эрик мог просто не выдержать и покончить с собой, чтобы спастись от этой боли. В общем, брррр. Слава богу, что эту операцию сделали - и плохо только, что это не произошло гораздо раньше.
Но зато Эрик потом очень позитивно восстанавливался и выздоравливал, и зависал дома у семейства Шрам. В тапочках.))) Не могу, вот эти тапочки и облеживание чужих диванов - это такая кошачья милота, что слов нет, одно мимими.)))

Ууу, как я вам завидую, как здорово, что вам уже журналы пришли!))) А мне моя программка и куча всякого другого барахла никак не придет, все жду и жду. Ну расскажите, как журналы, хороши ли, интересны ли, фотографий много?)))

[norakura]

М-ль Люсиль, с учётом, что речь идёт об Эрике, всамделишным мог оказаться любой вариант. и с одной стороны, рассказ кажется нам "говорящим", потому что мы видим связь сюжета с биографией Эрика (хоть и гадаем об источнике этих охудожествленных переживаний). а с другой, и я об и раньше вроде говорила, новелла поразительно скандинавская: что у шведов, что у датчан и норвежцев в каждом втором произведении присутствуют губительные инцестуальные связи, а сексуальное насилие - без этого вообще нельзя, будто рассказ без изнасилования в печать не пропустят. это какой-то региональный пунктик

если честно, когда только продавец отправил посылку, я подумала, он же нам одновременно отправлять будет, так через сколько времени после вас я получу своё, а оно наоборот оказалось
довольно интересные) фотографии - отпад
и заметила милую оплошность в dance and dancers: объявление о выпуске первой полной записи музыки "Жизель" в боксе с буклетом и всякими бонусами. а на обложке - изображение Сильфиды Тальони, упс
самые вкусные фото, как я и надеялась, в шведском журнале. но шведы-таки паразиты! я ещё, конечно, не читала, но оценила, что мне предстоит. про Эрика ни слова! вообще. будто Рудольф сам приехал с ними возиться ставить "Щелкунчика".

[М-ль Люсиль]

norakura, ахаха, надо было Эрику с этой своей новеллой сунуться в датское издательство, а не в нью-йоркское, глядишь, и напечатали бы, к вящей радости всех поклонников Эрика. Но Эрику явно хотелось не местной, но мировой литературной славы. Опять же, я не понимаю, на каком он языке все это писал, может быть, и на английском. Мейнерц тонко обходит этот вопрос - но с другой стороны, будь новелла на датском, не стоило бы и посылать ее в американское издательство.

Отпадные фотографии - это круто-круто-круто! Вообще я очень рада, что журналы оказались удачным приобретением.))) А что шведы - люди вредные, так этого и стоило ожидать. Хорошо еще, что они хоть о Рудольфе сподобились написать статью, и может быть, даже не слишком ругательную. А об Эрике они, кажется, предпочитали писать гадости без всяких фотографий.)))

объявление о выпуске первой полной записи музыки "Жизель" в боксе с буклетом и всякими бонусами. а на обложке - изображение Сильфиды Тальони, упс

Да подумаешь, Сильфида, Жизель, Тальони, Гризи, кто через сто лет это разбирать будет вообще! Главное - красивая балерина с крылышками, так посмотришь - Сильфида, а так посмотришь - ну вылитая ж Жизель, родная мама не отличит.))) Но весело лажанулся тот, кто допустил такой прокол, ничего не скажешь.)))

[norakura]

М-ль Люсиль, когда вы выкладывали порой смешные или мимимишные фотографии из журналов, я не до конца верила, что в приличных изданиях могут вправду такое печатать. пока сама не увидела

[М-ль Люсиль]

norakura, интригуете! Что же там такое напечатали? Рудольфа с кошачьими ушками?

[norakura]

М-ль Люсиль, лучше! Рудольф с едой. это чудо - вне очереди! (dancing times, 1967, ужин между репетициями Paradise lost)

[М-ль Люсиль]

norakura, о боже мой, тортик! Ребенку дали тортик! Или это не тортик, но все равно похоже! Крайний слева - это Пети? Ему уходит первый приз за самое идиотское странное выражение лица на этой фотографии. Рудольфу достается почетный приз, дамы остаются без призов. Зизи такая красивая!
Но Рудольф... ох, это же надо было скорчить такую физиономию.
Спасибо огромное!)))

[norakura]

М-ль Люсиль, я боюсь представить, что бы он вытворял, если бы жил в наше время инстраграмов и селфи

[М-ль Люсиль]

norakura, интернет бы рухнул под обилием его фоточек.)))

[norakura]

М-ль Люсиль, эта фотография такая милая иллюстрация к "девочки направо, мальчики налево" дамы такие красивые и взрослые, а мужики, эхм, детский сад

[М-ль Люсиль]

norakura, дамы вообще очаровательны, и мне нравится, как Марго смотрит на Зизи (ну, мне кажется, что смотрит). А вот мальчики... ой.))) Не могу, как меня смешат "бровки домиком", которые сделал Рудольф.

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, роскошный рассказ с расследованием таинственной литературной новеллы ) Эрик, думаю, был бы рад, что люди ломают голову: что было, что придумал, кого имел в виду. Он бы хохотал, наверное, над всеми версиями и радовался, как нас озадачил ) А ведь в самом деле: ответов нет, вот и гадай. Мне почему-то кажется, никакого инцеста в прошлом Эрика не было, это он приписал для драмтизма и пущей выразительности.
Но бедный, он в самом деле мог тогда дать дуба если не от язвы, то от собстенных попыток уйти от боли. Сама-то язва, насколько я знаю, опасна для жизни только если так разьест ткани кишечника, что там пойдет воспалительный роцесс всерьез. Такое, когда привезли бы оперировать, просто могло быть поздно исправлять. Так что все закончилось благополучно.

norakura, какие лица на фото! Пети будто говорит, возводя очи горе: Господь, он все сожрет! А Рудик ухмыляется так, что ясно - так и будет. Разумные дамы ограничиваются вином )

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, эх, прочитать бы эту новеллу целиком, да еще бы желательно на английском, а не на датском языке!))) Потому что я, например, совершенно не могу оценивать литературные достоинства текста по отрывкам на датском, а хочется ведь и оценить. Что Эрик хохотал бы сатанински над моими попытками разобраться в потаенных смыслах этой новеллы - в этом никаких сомнений нет, он же даццкая сотона или где.)) Но я теперь тоже склоняюсь к мнению, что все-таки обошлось в его жизни без сексуального инцестуального насилия. А еще - ну, я об этом в посте говорила, и еще раз скажу - меня смутно раздражают попытки Мейнерца как-то связать сложные отношения Эрика с матерью с его би/гомосексуальностью. Можно подумать, он заводил гомосексуальные связи, чтобы с женщинами лишний раз дела не иметь! Ну фигня же, особенно если учесть даже не его романтические и даже сексуальные отношения с женщинами (которые, как минимум, имели место в юности), а вполне себе серьезные и крепкие дружбы с женщинами. Да и вообще, уж кем-кем, а женоненавистником Эрик не был. Вот разве что человеконенавистником иногда, без разделения по половому признаку.)))

А что касается язвы - да, слава богу, что вовремя ее нашли и что все закончилось хорошо.))

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, вот мне тоже показалось по твоему пересказу, что Мейнерц ищет как бы повода "оправдать" гомосексуальность Эрика и выставить ее более следствием тяжелого детства и жизненных обстоятельств, а не врожденной потребностью и сознательным выбором во взрослом возрасте. В общем, неуютно Мейнерцу с этой темой, что ли?

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, факт, неуютно, хотя черт возьми, это ужасно странно. Причем он не то чтобы стыдится гомосексуальности Эрика, не то чтобы сам настроен как-то гомофобно, и уж конечно, он не пытается доказать от противного - что Эрик вообще не был гомосексуален, но при этом, ты права, он как будто ищет какие-то "оправдания" тому, что совершенно нормально и в оправданиях не нуждается. В общем, как-то странно обращается с этой темой. Но с другой стороны, вполне откровенно и, чего уж там, с симпатией рассказывает об отношениях Эрика и Рэя и Эрика и Рудольфа - без всякого смущения или попыток как-то "замолчать" эту тему. Так что, в общем, не знаю, странный он, этот Мейнерц.

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, Ну так с Реем и Рудиком это был не секс, а любовь и супружеская жизнь! ))) Странный Мейнерц. Может, он против беспорядочных связей? )

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, ахахаха, точно!))) Он за здоровую семейную жизнь и крепкие брачные отношения! Только вот на отношениях Эрика с Константином он немного спотыкается - да и то лишь потому, что ему Константин не нравится и он против супружеских отношений Эрика с этим типом (а Эрик-то и не знает!).)))

[Олерль]

Не, все-таки не совокуплялись Роберт с мамой в постельной сцене. Там типа ее тело было напряжено, и каказось, что тепло от Роберта проникает в нее.
(Наконец-то сегодня и я дошла до этого места)