Ну что ж, а теперь попробую написать о позавчерашней упоительной "Сильфиде" в Копенгагене. Я была настолько уверена, что "Сильфида" тринадцатого февраля станет последней моей датской "Сильфидой" в этом сезоне (дай бог, чтобы ее оставили в репертуаре), - и десять дней спустя, двадцать третьего февраля, я чувствовала себя время от времени нереально, как во сне, когда сидела в зале и смотрела ужасно близко, из второго ряда, все ту же "Сильфиду" - в четвертый, незапланированный раз. И у меня даже не осталось программки, я решила, что не стоит покупать очередной иллюстрированный буклетик за сорок крон (у меня уже два таких лежат), понадеялась, что после спектакля выложат в фойе распечатки с составами, - но нет, почему-то их не выложили. Жаль. Хотя надо признать, что на этот раз на сайте своевременно выкладывали все составы с изменениями, неожиданных замен не было: я получила и Джеймса-Дина, и Сильфиду-Уотсон, и Мэджа-Хейнса, и Гурна-Бозиноффа, в последний момент только Эффи заменили - вместе заявленной ранее Стефани Чен Гундорф поставили опять Киззи Матиакис. Так что ее я увидела аж четыре раза: в каждом спектакле. Но она так прекрасна, что я на нее смотрела бы и смотрела. Потрясающая актриса, каждый раз добавлявшая в образ Эффи новые нюансы и краски, замечательно контактировавшая со всеми своими партнерами на сцене: и с Джеймсами, и с Гурнами, и с Аннами, и с подружками.
В ансамбле я разглядела новые лица, которых не было в трех предыдущих спектаклях: например, вместо прекрасного лохматого верзилы, которого я уже отмечала (сначала он одним из первых бросался к Мэджу, чтобы Мэдж и ему погадал, а не только девчонкам, а потом отгонял Гурна от своей девушки), был другой мальчик, не такой выразительный и колоритный, но тоже хороший. Кстати, я не рассказывала о прелестной пантомиме в начале спектакля? Сильфида улетает в дымоход, потрясенный Джеймс садится на скамеечку, пытаясь осмыслить произошедшее, в это время комната начинает заполняться народом: приходит Гурн с букетиком, в другую дверь влетает радостная Эффи, выходит на сцену мрачная Анна, две девицы садятся на лавочку и плетут веночки, а два оболтуса - так называемые "друзья Джеймса", продрав глаза, выносят на сцену ведро и швабру и принимаются сосредоточенно оттирать пол - видимо, убираясь после вчерашнего мальчишника. Это сыграно очень смешно и выразительно, жаль только, все время отвлекаешься на других персонажей, хочется увидеть всех - и что-то постоянно упускаешь. Так, например, я в трех спектаклях из четырех следила вполглаза за сольной вариацией Эффи - потому что боялась пропустить появление Мэджа на сцене; и хоть Киззи Матиакис танцевала прелестно и заслуживала абсолютного внимания, но я не могла оторваться от Мэджа (особенно в исполнении Хейнса), медленно входящего, вкрадывающегося на сцену, и грациозно опускающегося в кресло у камина, стягивающего перчатки, заметно напряженного - несмотря на грацию и элегантную небрежность движений.
В спектакле двадцать третьего февраля первый акт был сильный, но не головокружительный, зато второй был действительно упоительным от начала до конца. Я повнимательнее рассмотрела Сильфиду Эми Уотсон - и могу признать, что она мне понравилась даже больше, чем в паре с Ульриком Бирккьяром, и больше, чем Сюзанна Гриндер. Все-таки Гриндер, как и Себастьян Клоборг, немножко страдает от партнерства с Марсином Купински, недостаточно выразительным Джеймсом. Эми Уотсон повезло с партнерами гораздо больше - и за ее кокетливой Сильфидой наблюдать даже интереснее, чем за лирической Сильфидой Сюзанны Гриндер. Ее Сильфида - это веселое бездумное дитя, лукавая и порывистая хитрюга, может быть, не влюбленная в Джеймса самозабвенно, но очень увлеченная. Ей с Джеймсом весело, потому что он, в сущности, такой же ребенок, как она сама, и им обоим нечего делать в серых холодных комнатах, им надо на волю, к сестрам-сильфидам, где можно резвиться и танцевать. Сильфида Эми Уотсон не думает ни о последствиях - смешно сильфиде рассчитывать, чем обернутся ее порывы! - не стыдится, не смущается, а просто делает, что хочет, и не понимает, почему это может быть плохо, почему ее желания могут причинить другим боль. Опять она прелестно подглядывала из-под локтя в первом акте: когда сначала запугала Джеймса - мол, если ты на Эффи женишься, я умру! - а потом смотрела: ну как, он понял? поверил? проникся? И когда понимала, что понял и проникся, то, просияв, начинала танцевать для него и немножко прихлопывать в ладоши - хотя, опять же, недостаточно внятно показывала это "прихлопывание", не так внятно, как Лиз Йеппесен в старой "Сильфиде". А как она манила Джеймса и соблазняла его сигануть в окно - это тоже было неотразимо и очень по-детски: девчонка-сорванец тащит хорошего мальчика к приключениям. А он хоть и упирался, хоть и смотрел на обручальное кольцо с видом "не могу, меня мама заругает", но было ясно - Сильфида добьется своего, и Джеймс сбежит из дома, несмотря на маму, Эффи, свадьбу и мнение окружающих.
Как обычно - многобуковЕсли в спектакле одиннадцатого февраля, с Бирккьяром, мне казалось, что Эми Уотсон танцует недостаточно "сильфидно": меня смущали ее резкие жесты, не всегда легкие прыжки, появляющаяся, но и пропадающая общая "сильфидность" облика и движений, - то двадцать третьего февраля мне было не к чему придраться: она танцевала прелестно и легко, очень музыкально, очень воздушно, с детской порывистостью, но без резкости. И еще... ну, вот опять же - к вопросу о внешности: наши балетоманы наверняка покатили бы на нее бочку и заорали, что ей надо худеть, хотя она не полная, даже не пухленькая, но у нее романтически округлые формы (как у Линн Сеймур, как у балерин первой половины двадцатого века), у нее прелестные некостлявые руки, она вообще не тощая - а это противоречит канонам красоты у наших балетоманов. Так что, как всегда: хорошо, что они этого не видели. И немного жаль, что они этого не видели: может быть, Эми Уотсон убедила бы их в том, что красивая балерина вовсе не обязательно должна быть истощенной и вытянутой, как макаронина. Ах, а как эта Сильфида ловила птичку! Ну совсем как кошка - ловко так: хоп! - и держит в руках, и выпускать не собирается. Но Джеймс, хороший мальчик, серьезно показал, что птичку надо отпустить, нехорошо это. Но кошечка Сильфида хоть и покивала головой, и отпустила птичку, но с явной неохотой.
И вот такая легкая и ребячливая Сильфида, олицетворение счастья и света, очень страшно умирала в конце. Я смотрела на ее отчаянное и горестное лицо, когда она прощалась с Джеймсом и дрожала, чувствуя приближение смерти, и все думала: кого же она мне напоминает? А потом, уже после спектакля, меня осенило: это маленькая княгиня из "Войны и мира". Помните? "Я вас всех любила и никому дурного не делала, и что вы со мной сделали? Ах, что вы со мной сделали?" Вот это было в умирании бедной маленькой Сильфиды, в ее жестах: я вас всех любила, и что вы со мной сделали? Так трогательно, почти до слез, и так страшно. А в сцене с шарфом поразительно было, как менялось ее лицо: сначала, едва увидев шарф, она принималась резвиться и бегать за ним, и ловить его - тоже как кошка ловит игрушку, а Джеймс так же весело дразнил ее этим шарфом. А потом, уже пойманная, опутанная шарфом и алчными объятиями Джеймса (он тоже стремительно менялся в этой сцене, я об этом напишу), она приходила в ужас и билась в его руках, пытаясь вырваться и не понимая, как милый, добрый Джеймс мог так поступить с ней, как он мог причинить ей такую ужасную боль. И потом так и умирала - не понимая, но все-таки прощая его.
Грегори Дин был подстать этой Сильфиде - такой же юный, ребячливый, с ветром в голове. У Ульрика Бирккьяра тоже был очень ветреный и порывистый Джеймс, но более романтичный и безумный, а у Дина Джеймс - легкомысленный сумасброд, полуребенок или просто ребенок, не всегда понимающий, что причиняет другим боль, искренне не желающий эту боль причинять - но все-таки заставляющий страдать и Эффи, и Мэджа, и в конце концов - саму Сильфиду. А еще, глядя на Джеймса-Дина, я подумала, что и он, и Джеймс-Бирккьяр - оба по-своему "выпадают" из окружающего их общества, они мечтатели и такие же чужаки, как Сильфида, как Мэдж. А вот Джеймс-Купински, в общем-то, не выделяется так резко, он ближе этому протестантскому окружению, этим серым тонам, чем сильфидам и их белому пространству (и я уж молчу о Мэдже). Может быть, еще и поэтому он не получается таким выразительным Джеймсом, как Джеймс Дина или Джеймс Бирккьяра.
Но Джеймс-Дин хоть и не принадлежит миру первого акта, но не кажется от этого трагичным героем. Он не такой хрупкий романтик, как Джеймс-Бирккьяр, он юный, светлый и увлекающийся, и ужасно обаятельный, такой пухлогубый светловолосый мальчишка (а вообще-то Дину уже тридцать два года, но нипочем ему столько не дашь). За Сильфидой он бросается сломя голову, не ведая, что творит, он отдается своему порыву, своей детской страсти самозабвенно, не задумываясь о последствиях. Но это ему не мешает через несколько минут так же искренне радоваться Эффи: хоть он и не увлечен ею так, как Сильфидой, но вовсе не хочет ее обидеть - и не понимает, какую боль ей причиняет. Джеймс почти бесхитростен, в нем нет детского лукавства, как в Сильфиде, но есть странная жестокая невинность: не желая никому сделать больно, он заставляет страдать всех вокруг. Очень заметно это в его отношениях с Эффи: он не то чтобы морочит ей голову, нет, он вроде бы ей не лжет, но стоит ему отвернуться - и он о ней забывает, хотя и сам, кажется, не понимает, что относится к ней пренебрежительно. В свадебной пляске он сначала бросается за выпархивающей из-за кулис Сильфидой, а потом - тоже со всех ног, как мотылек к огню, - за Мэджем, и когда и Сильфида, и Мэдж исчезают, Джеймс растерянно оглядывается, явно не понимая, вправду ли он их увидел или ему только почудилось. А Эффи в это время ищет Джеймса, потом тянет его обратно в круг, и он улыбается ей - вполне бесхитростно и простодушно, и не замечает, что она чуть не плачет. И когда во второй раз он, увидев Сильфиду, снова выбивается из общей пляски, Эффи, уже почти в слезах, спотыкается, наткнувшись на Гурна и его партнершу-девочку, и очень злится, и снова увлекает Джеймса обратно в пляску - не то чтобы ей хочется танцевать, ей уже не до танца, но надо, черт возьми, соблюдать приличия! - и лицо у нее несчастное и злое, а Джеймс и тут ничего не замечает, и в конце пляски, когда все делятся на тройки и кружатся, переплетая руки, то Эффи кружится безрадостно, сжав губы, а Джеймс запрокидывает голову, полностью отдаваясь этому кружению и головокружению.
И что в первом, что во втором акте он танцевал именно так, как и должен танцевать бурнонвилевский Джеймс - от радости, растворяясь в счастливом танце. Даже вариацию в первом акте (сразу после вариации Гурна), которую и Джеймс-Бирккьяр, и Джеймс-Купински танцевали с совсем другим настроением, то соперничая с Гурном, а то просто изливая свое волнение, раздражение, фрустрацию, Джеймс-Дин танцевал совсем иначе - счастливо, почти самозабвенно, получая страшное удовольствие от самого танца. И танцевал он изумительно, очень легко и мощно - то есть, не сам танец был "мощным", это противоречило бы бурнонвилевскому стилю, нет, танец был легким и очаровательным, но от Джеймса-Дина исходил такой свет, такая радость, что он буквально заражал всех вокруг этой радостью. И во втором акте он тоже упоенно резвился и танцевал с сильфидами, и забавно бегал за ними, когда они его дразнили, и казалось, что он влюблен - ну, или очарован - не только в одну Сильфиду, но и во всех сильфид сразу. И поймать Сильфиду он хотел для того, чтобы она больше от него не убегала, он уже понял, что без шарфика ему за Сильфидой и ее сестрами не угнаться.
А еще - забыла сказать - в первом акте Джеймс в какой-то момент становится этаким "оком бури": когда появляется Мэдж, то еще до его столкновения с Джеймсом атмосфера в доме заметно накаляется. Эффи, оттанцевав свою вариацию, нежно берет Джеймса за руки - и все-таки чувствуется, что она не совсем спокойна, не до конца. Из левого угла, от камина, на Джеймса смотрит Мэдж - с потрясающей тоской, мрачно и пристально; а из правого угла так же смотрит на Эффи маленький, очень юный Гурн - тоже с ужасной тоской, влюбленно и безнадежно. И чувствуется, что здесь действительно собрались люди с несчастными влюбленностями и страстями, что это напряжение не пройдет даром, и все эти страсти в конце концов завязаны на Джеймсе - невинном и не понимающем, что люди вокруг страдают из-за него.
Гурн - Александр Бозинофф - был очень мил, хотя и чуточку побледнел во втором акте (у Андреаса Кааса Гурн был выразителен в обоих актах). Но меня он потряс в конце первого акта: сначала Эффи очень сильно провела свою сцену (опять у нее было совершенно белое, как стена, лицо, и когда подруга поправляла на ней фату и пояс, уверяя, что Джеймс сейчас придет, Эффи кивала, как автомат, но было видно: она знает, что все кончено, Джеймс не вернется), а потом, когда она упала к ногам Анны (Ева Клоборг опять была изумительна - и кстати, явно благоволила Эффи, хоть Эффи ее и побаивалась), то Гурн поднял ее фату и застыл, чуть не плача оттого, что Эффи больно. Тут не было ни ревности, ни далекоидущих мыслей типа "ага, Джеймс сбежал, теперь я могу попытать счастья", нет, только боль за Эффи, которую он любит. Это было очень сильно и трогательно, и стало ясно, что, без сомнений, этот Гурн действительно любит Эффи, по-человечески любит и желает ей счастья, и не хочет, чтобы она страдала. В сцене с букетом - в начале первого акта, когда он дарит Эффи букетик первоцветов и пытается ее обнять, но получает реприманд от Анны, - Гурн-Бозинофф обнимал Эффи очень мягко, тоже с какой-то детской нежностью. И вариацию свою он станцевал легко и мило - заметно было, что танцует он именно для Эффи, видит только ее (слава богу, что лишь танцует, а не ездит на велосипеде!). Во втором акте - ну, я уже сказала, он чуточку поблек на фоне Мэджа, Эффи и Анны, но по-прежнему сохранил облик очаровательного и искренне влюбленного мальчика. В сцене, когда он, наученный Мэджем, предлагает Эффи выйти за него замуж, Эффи замирает растерянно, не зная, что ответить - и смотрит сначала на Мэджа (а тот показывает ей: мол, я же тебе нагадал, что ты выйдешь замуж за Гурна, а не за Джеймса), потом опускает глаза, глядя на свою ладонь, будто пытается прочитать свою судьбу, потом оглядывается на Анну: мол, ну что же мне делать? - а Анна холодно пожимает плечами: мол, поступай, как знаешь. И тогда Эффи почти обреченно подает Гурну руку, а потом все же оттаивает - когда Гурн так радостно и нежно обнимает ее. И трудно не оттаять: это не Джеймс, чьим улыбкам и объятиям верить нельзя. Гурн тоже юный, но не такой вероломный ребенок. И в последней сцене Эффи кажется уже по-настоящему счастливой, когда появляется с Гурном под руку, в фате и в свадебном шарфике.
А вот кто ни секунды ни казался ни счастливым, ни торжествующим - так это Мэдж. Нет, он, конечно, мстительно усмехался, когда предсказывал Эффи разрыв с Джеймсом и брак с Гурном, но ни торжества, ни радости не было в этой усмешке, только горечь. Мне опять хочется долго и восторженно расхваливать Себастьяна Хейнса в этой роли, но я боюсь, что начну повторяться - в отличие от него, потому что он-то не повторяется, все три раза, что я его видела, он создавал иного Мэджа, чуть отличающегося от Мэджа предыдущих спектаклей. И спектакль двадцать третьего февраля не стал исключением: здесь был очень несчастный Мэдж, с самого начала понимающий, что затевает ужасное дело, знающий не только судьбу других, но и свою собственную судьбу, - и подчиняющийся этому року. Он опять очень влюблен в Джеймса - может быть, именно потому и влюблен так сильно, что Джеймс здесь настолько светел и легкомысленен, и невинен, это "сильфида" для Мэджа, и хоть Мэдж может к этой "сильфиде" прикоснуться - но не в силах ее удержать. При первом же появлении в доме Джеймса Мэдж был очень мрачен, заметно подавлен, чувствовалось, что он пришел именно для того, чтобы растревожить Джеймса, напомнить ему о себе, смутить его и возмутить, - но он сам задыхался от боли и хотел смотреть на Джеймса, и не мог на него смотреть все время, отводил взгляд, не справляясь с внутренней болью. Для него связь с Джеймсом - а связь эта, безусловно, была в прошлом, они были любовниками, - была серьезной, настоящей любовью, а для Джеймса это было что-то несерьезное, он, наверно, сначала по-детски увлекся Мэджем, а потом переключился на что-то другое и о Мэдже забыл. И все-таки при столкновении с Мэджем лицом к лицу он чувствовал себя виноватым - и поэтому реагировал на него так нервно, тоже, как ребенок, понимающий, что сделал что-то дурное, но не желающий признавать свою вину, пытающийся свалить все на другого. Но не так-то просто свалить все на Мэджа, Мэдж чувствовал себя оскорбленным - и в отличие от классической версии, дело было вовсе не в том, что Джеймс пытался его выгнать из дома, нет, дело было в том, что Джеймс пытался выгнать его из своей жизни, изменить ему. А Мэдж не способен простить такую измену... да и вообще не способен прощать.
Себастьян Хейнс опять был изумительно пластичен и изящен, опять каждое его движение, каждый шаг, каждый жест - были наполнены хищной грацией. Он завораживал - и можно было легко представить, как он в свое время заворожил Джеймса, но все-таки не сумел удержать (ибо Джеймс, как сильфида, слишком легкомысленное и увлекающееся существо). И что интересно - именно рядом с Джеймсом-полуребенком он и сам казался очень молодым (ну, в общем, на свой реальный возраст, я уже говорила, ему немногим больше двадцати лет). Ну, и хрупким, конечно, но хрупкий он всегда, а вот таким почти беззащитно-молодым он был лишь рядом с Джеймсом-Дином. И может быть, именно поэтому Джеймс и обращался с ним почти как с ровесником, бесцеремонно, как с тем же Гурном, - потому что не видел большой разницы в возрасте (а на разницу в социальном статусе ему и вовсе было наплевать) и потому что... ну, потому что они были любовниками когда-то.
В начале второго акта Мэдж поразительно опьянел от колдовства, буквально на глазах. Сначала он был сосредоточен и сдержан, он вдыхал дым, но не сходил с ума, держал себя в руках - до того момента, пока не позвал мальчиков-подручных. И когда они появились и замкнули вместе с ним круг, и начали ритуал, Мэдж сдался этому пьянящему, колдовскому безумию, и ненадолго забылся, утратил себя. На этот раз мальчики льнули к нему и ласкались, а он был с ними почти небрежен, ему было не до них. И все-таки сцена колдовства опять получилась изумительно чувственной, и парочка, сначала ласкавшаяся к Мэджу, потом еще очень трогательно обменялась ласками между собой, прежде чем исчезнуть. А Мэдж побрел прочь, унося с собою шарф, постепенно трезвея - и явно понимая, что сделал еще один шаг на пути к разрушению и своей жизни, и жизни Джеймса.
А какая была сцена, когда Джеймс пытался выманить у Мэджа шарф! Кстати, одна из неразрешенных для меня загадок "Сильфиды": каким образом Джеймс вообще понимает, что при помощи этого шарфа можно ловить сильфид? Он не задает вопросов, он сразу - с разбегу - понимает, для чего этот шарф нужен, и принимается ни мытьем, так катаньем выпрашивать его у Мэджа (или у Мэдж). И здесь было то же самое: Джеймс влетал на сцену, видел Мэджа с шарфом и бросался к Мэджу, и принимался просить: отдай, мол, ну отдай. И когда Мэдж поначалу ему отказывал - Джеймс, нисколько не смутившись, применял запрещенный прием - и почти прижимался к Мэджу со спины, и гладил его по плечам, откровенно подлизываясь. И не сомневался, что Мэдж не устоит перед такой лаской, и даже не думал, что отношения между ними кончены - а в первом акте, кажется, все-таки склонялся к тому, что кончены. Но сейчас ему было наплевать на все условности, он хотел получить шарф любой ценой. А Мэдж устоял перед лаской - и заставил Джеймса встать на колено, опутал его шарфом, показывая, как Джеймс должен опутать сильфиду, чтобы поймать ее. И в этот миг у Мэджа было безумное, страстное лицо, будто он сам ловил сейчас свою сильфиду, ловил Джеймса в эти силки, чтобы никогда больше не выпускать из объятий. И потом, опутав его шарфом, Мэдж наклонился и провел ладонями по щекам Джеймса, поднял его с колен и закружился с ним, и отпустил его, показывая: вот так ты поймаешь свою сильфиду! - и замер, вскинув руки. И зал зааплодировал после этой сцены, как аплодировал после танцевальных сцен. Кажется, в версии, что идет в Большом, в классической "Сильфиде", после этой сцены не аплодируют.
А потом появилась Сильфида, разыскивающая Джеймса, и Мэдж показал Джеймсу: спрячься пока, - и сам ушел в левую кулису. И когда он уходил, лицо у него опять было отчаявшееся и трагическое: он точно знал, что натворил, он знал, какую боль причинит и Джеймсу, и себе самому, но уже не мог остановиться.
И в сцене с "ошарфовыванием Сильфиды" Джеймс-Дин сыграл то, о чем говорил сам Хюббе, - и что практически не отыгрывали Джеймс-Купински и Джеймс-Бирккьяр. Это было ужасное преображение Джеймса, получившего волшебный шарф и отравленного этим ядом. Причем преображение это произошло не сразу: сначала Джеймс подкрадывался к Сильфиде с этим своим шарфиком, как к бабочке с сачком, потом принялся играть с ней, как с кошечкой, и дразнить ее шарфом, и сам резвился - так же, как резвился в первой половине акта. Но стоило ему продублировать то, что сделал с ним самим Мэдж, стоило ему приказать Сильфиде встать на колено и набросить на нее шарф - и вот тут он мгновенно обезумел и потерял себя, и его лицо исказилось, стало злым, алчным и жестоким. Он смял Сильфиду в объятиях, почти раздавил ее - тоже как хрупкую бабочку, и опомнился лишь тогда, когда она вырвалась из его рук и рухнула на землю в агонии. Дин потрясающе сыграл злое торжество, сменяющееся отрезвлением и ужасным раскаянием. Впервые в жизни этот ребенок понял, что он натворил, какую боль причинил другому существу. И после смерти Сильфиды он казался опустошенным, выжженным дотла, и даже свадьба Гурна и Эффи, даже мать, отворачивающаяся от него, - уже не могли что-то прибавить к его боли.
И последняя сцена была изумительно сильной. Ушли Гурн, Эффи и Анна, и Джеймс в полном отчаянии не выронил кольцо, как это делал Джеймс-Бирккьяр, а бросил его на землю (а ведь это кольцо отдала ему Сильфида перед смертью, и поцеловала его, еще раз признаваясь Джеймсу в любви). И в этот миг на сцене появился Мэдж - не торжествующий, а тоже в отчаянии, но знающий, что должен довести игру до конца. И в его мимическом монологе опять звучало то же, что звучало в монологе в спектакле с Бирккьяром: я любил тебя, а ты меня оставил, расплачивайся теперь за то, что причинил мне боль. И Джеймс-Дин бросался на Мэджа - но тут же и падал, не выдержав столкновения взглядов, раздавленный своей виной. А потом мальчики Мэджа вынесли мертвую Сильфиду, и Мэдж - все с тем же выражением ужасного отчаяния - наклонился к Джеймсу и помог ему встать, а Джеймс в изнеможении обнял Мэджа одной рукой за шею, почти прижался к нему. И видно было, что они оба измучены: Джеймс - от сознания своей неискупимой вины, а Мэдж - оттого, что заставляет Джеймса так страдать. А странная похоронная процессия пересекала сцену, из дальнего левого угла - в ближний правый, и Джеймс рванулся к мертвой Сильфиде, а потом обернулся к Мэджу и жестами, взглядом спросил его - без гнева, с ужасной горечью: что же ты наделал? зачем ты сделал это со мной? И белые стены опять начали сдвигаться, и Джеймс в последний раз взглянул на уплывающую, исчезающую Сильфиду, рванулся к Мэджу, в его объятия, и поцеловал его. Да, в этом спектакле Джеймс первым поцеловал Мэджа - зная ли, что этот поцелуй окажется смертельным, или отчаянно желая вот так утолить свою боль? Не знаю, сложно сказать, но как я читала, Дин что-то подобное делал и в предыдущем сезоне, тоже целовал Хейнса-Мэджа первым. И не знаю, как было тогда, но в этом спектакле Мэдж затянул поцелуй, обнимая Джеймса, а потом все-таки выпустил его из рук. И Джеймс упал на пол, а Мэдж взглянул на него сверху вниз, сам почти мертвый от горя, и переступил через его тело, двинулся вперед, к рампе, опять - как слепая сильфида, будто ничего не видел перед собою. И было абсолютно ясно: он тоже умер вместе с Джеймсом, он не сможет без Джеймса жить.
Вот так и закончилась моя последняя датская "Сильфида" сезона 2015/2016. И я еще раз хочу сказать: это удивительная постановка, и мне очень хочется, чтобы она прожила подольше. Мне очень хочется увидеть ее еще раз. И конечно, мне очень хочется увидеть еще раз Себастьяна Хейнса в роли Мэджа. Потому что, хоть я и ворчала порой на Марсина Купински, на кордебалет, даже на Эми Уотсон, но в целом - все были очень хороши и все мне понравились. Но Себастьян Хейнс не просто мне понравился, он действительно был гениален в роли Мэджа. И Николай Хюббе молодец, что доверил ему эту роль. Ну и конечно, молодец, что поставил эту "Сильфиду". Если сохранит ее в репертуаре и добьется ее выпуска на видео - будет трижды молодец Датского королевства.
-
-
25.02.2016 в 20:10а какое из четырех "прочтений" этой истории, характеры и поведение героев вам больше всего понравилось?
-
-
25.02.2016 в 20:29Вот я разрываюсь между спектаклем с Эми Уотсон, Ульриком Бирккьяром и Себастьяном Хайнесом и спектаклем с Уотсон, Хайнесом и Грегори Дином. Мне нравятся обе истории, мне очень нравится Ульрик Бирккьяр в роли Джеймса, он такой хрупкий и трогательный. Но и Грегори Дин мне тоже очень понравился, и его взаимоотношения с остальными персонажами получились очень интересными. В общем, трудно выбрать.)
Себастьян Клоборг в роли Мэджа мне тоже показался любопытным, но ему совершенно точно нужен другой Джеймс.
-
-
25.02.2016 в 20:40ну всё, завожу копилку, уж очень, очень хочется увидеть своими глазами и почувствовать всеми остальными органами))
-
-
25.02.2016 в 20:46ну всё, завожу копилку, уж очень, очень хочется увидеть своими глазами и почувствовать всеми остальными органами))
Правильное решение!
-
-
25.02.2016 в 21:06В Копенгагене вообще очень хорошо и интересно, и книжные там классные, и вообще есть что посмотреть и где пошляться. Но главное - конечно, "Сильфида",
эх, и без этих вкусностей меня Скандинавия манит, но всё не судьба, и как плакалась уже, в одиночку ехать никуда не решусь
а эта "Сильфиду" уже сколько идёт, два года или больше?
-
-
25.02.2016 в 21:28Эта "Сильфида" идет уже второй сезон подряд, она была поставлена в 2014/2015. Сейчас это единственный балет Бурнонвиля в активном репертуаре КДБ, а совсем без Бурнонвиля этой труппе нельзя, народ не поймет. Так что если не станут в следующем сезоне возрождать или переставлять что-то другое бурнонвилевское, то есть шанс, что "Сильфида" останется в репертуаре и на третий сезон. Но вообще все это лотерея, и я не знаю, чего ждать, и боюсь загадывать.(
И может быть, если "Сильфида" пойдет в следующем сезоне, то ради нее вы рискнете и выберетесь в Данию в одиночестве.)) Ну, а может, компаньона подходящего найдете, тоже ведь не невозможный вариант.))
-
-
26.02.2016 в 10:00Но какой замечательный был спектакль, как здорово играют балетные, каждый раз немного изменяют рисунки ролей. Ведь можно же играть, когда есть желание у них, и у постановщиков!
-
-
26.02.2016 в 11:38А еще бы у балетных здесь не было желания играть! Это вам не Баланчин, где играть не нужно и даже вредно, и противоречит идее автора, где нужен чистый танец, в Бурнонвиле как раз без игры не выедешь, там от игры весь балет зависит. И приятно, что эта труппа не ограничивается какими-то заученными жестами и реакциями, не тарабанит бездумно тут жест, там улыбочку, а продуманно выстраивает роли - и варьирует оттенки.
-
-
26.02.2016 в 12:07В Бурнонвиле, конечно, играть надо, но надо иметь еще и школу, где и мимированию, и актерской игре учат и объясняют, что это важно. Хорошо, что у датчан это так и есть )
-
-
26.02.2016 в 12:17Ну, что касается мимирования - научить ему можно любую труппу, было бы у труппы желание учиться, необязательно для этого быть датчанами.) Но датчанам везет в том смысле, что они - если, конечно, учатся в школе при КДБ - постигают все это с младых ногтей.)
Надо сказать, что, например, наши в БТшной "Сильфиде" мимируют очень даже хорошо, натаскал их Кобборг, ну и сами они явно понимают, что к чему. Ой, с БТшной "Сильфидой" такая трагикомичная история получилась. В марте должен пойти блок из пяти спектаклей, и чуть ли не с декабря ходили слухи о том, что в одном из спектаклей появится Наталия Осипова (скорее всего - слава богу - без своего прицепа-Полунина). Время шло, составы не объявляли, народ гадал, на какой день брать билеты, обстановка накалялась. Где-то с неделю назад вывесили наконец-то составы на все дни, кроме пятого марта - вернее, там не объявили танцовщиков на роли Сильфиды и Джеймса. Народ решил, что вот, это великий знак, тут будет Осипова - и ринулся скупать билеты у перекупщиков или еще у кого. И тут - бенц! - на днях вывесили состав и на пятое марта: никакой Осиповой и в помине нет, а есть Дарья Хохлова (она танцевала в крестьянском па-де-де в трансляции "Жизели"). Поднялся вой до небес: народ уверяет, что его обманули, народ кричит, что не хочет смотреть Хохлову, дайте кого-нибудь звездного вместо Осиповой, и вообще эта Хохлова на Сильфиду не тянет, она-де недостаточно воздушная (читай: недостаточно тощая). В общем, паноптикум, читаю этот вой на балетном форуме и хохочу, как гиена. И думаю: нет, хорошо все-таки, что эти типы, обвиняющие Хохлову в недостаточной воздушности, не видели никогда Эми Уотсон Сильфидой. Она бы тоже показалась им не такой, как надо, потому что не худа до прозрачности и кости не торчат.)))
-
-
26.02.2016 в 12:46А датчан и учат хорошо, и сами они прекрасно учатся. Я поняла, тот блондинистый Джеймс с некоторых официальных фото - как раз Дин, да? Ему и вправду ни за что не дашь 32 года. (Хе-хе, случай для балетной книги рекордов Гиннеса: в "Сильфиде" исполнитель партии Джеймса на десять лет старше исполнителя партии Мэдж ))) )
Ну и истории в БК происходят, ну и шалман. Нет,я понимаю, иногда хочется посмотреть и звезду, про которую все говорят, естественно. Но что, так уж совсем неинтересно, как танцуют другие? Какие ж они там после этого балетоманы на форуме? И, кстати, дураки. Хохлова была в крестьянском па-де-де прелестна, из нее может прекрасная Сильфида получиться, если повезет. И вообще, сами виноваты - рвать билеты, не разобравшись, наобум, а потом кричать. что их надули. Нет, милые, рискуете - так не плачьте потом, если риск не оправдался, сами и виноваты.
-
-
26.02.2016 в 12:56Гы, а в БТ всегда шалман, там иначе, по-моему, и не бывает. Что же касается этих наших балетоманов - нет, я понимаю, что им хотелось увидеть Осипову в "Сильфиде", я и сама бы на нее с удовольствием взглянула. Но прямо им ничего не обещали, так что билеты они хватали на свой страх и риск. А мне теперь прямо хочется пойти и посмотреть на Хохлову в роли Сильфиды, но я не знаю, я уже четвертого иду, а два дня подряд - это, наверно, будет перебор (гыгыгы, кто это говорит!).))
-
-
05.11.2017 в 22:16-
-
05.11.2017 в 22:20-
-
05.11.2017 в 22:57-
-
05.11.2017 в 23:04-
-
05.11.2017 в 23:08-
-
05.11.2017 в 23:11