[М-ль Люсиль]

Кому кусок Мейнерца? Он маленький, но зато я наконец-то разделалась с шведской историей, она у меня шла со скрипом. Впрочем, у Эрика тоже, как мы теперь все знаем, не сложились отношения с Швецией, с шведами, а пуще всего - с шведской прессой. Не сошлись они характерами. А вот с канадцами - сошлись, но канадцы будут еще нескоро, только в 1983 году. До канадцев еще надо дожить. А пока - на дворе год 1968.

Эрик как худрук Королевского шведского балета пробуждал у публики интерес к этой труппе: по воспоминаниям Барбро Карлеса, Джеки Кеннеди и Кристина Онассис, приезжая в Стокгольм, приходили теперь на балетные спектакли - именно потому, что Эрик был худруком КШБ. Он принялся укреплять артистические, "репертуарные" связи труппы с Северной Америкой, начав с балетов Гранта Стрэйта, канадского хореографа (не помню, был ли он еще в то время штатным хореографом НБК или уже ушел). Правда, на генеральной репетиции Эрик пришел в ужас и сказал Гёрану Гентеле, что так не пойдет, мы не можем включать это в репертуар (дело было еще в том, что на остальных репетициях Эрик не присутствовал, так что труппа репетировала эти балеты не то чтобы совсем самостоятельно, но без его надзора), а после этой генеральной, сконфуженный результатом, написал Селии Франке, что "сегодня видел его балеты в первый раз" и что "хотя трудно судить по одной оркестровой репетиции, но я по-прежнему чувствую, что он (Стрэйт) не развивается так, как я рассчитывал". Мейнерц не дает никаких объяснений, но я предполагаю, что Эрик заказал Стрэйту именно новые балеты, специально для шведской труппы, а не приобрел у него права на постановку уже известных ему работ, поэтому-то полученный результат и стал для него определенным шоком: он не ожидал, что все будет... ну не то чтобы так плохо, но не настолько хорошо.
С другим североамериканским репертуарным приобретением Эрику повезло больше - и был он доволен этим приобретением гораздо больше: в 1968 году Джером Роббинс поставил в КШБ свою "Свадебку", с энтузиазмом встреченную труппой. Мейнерц цитирует, по-видимому, Барбро Карлеса, своего главного шведского информатора: "Он создал такой балет, какого мы никогда еще не видели. Это был настоящий новый мир!". А Эрик внес свой "классический" вклад в репертуар труппы, поставив "Жизель", причем сумел в процессе вдохновить и увлечь всю труппу, так что даже старая гвардия "стала танцевать лучше". По воспоминаниям Карлеса, Эрик стремился развивать в танцовщиках индивидуальность, и "никогда не говорил о том, какие мускулы ты должен использовать, он всегда прибегал к художественным терминам". "Но, - добавлял Карлес, - это было рассчитано на меня, а не на всех, конечно. Я уже мог танцевать, теперь мне разрешили рисовать".
Герд Андерссон вспоминала, что это было трудное время для Эрика. "Он был так болен. У него была язва желудка, которую не могли обнаружить. Мне кажется, ее нашли намного позже, а тогда все говорили: "Ох, Эрик, он так нервничает... Вот, у него опять болит живот". Все вокруг считали, что эти боли были чисто нервного происхождения, и сам Эрик в это верил. Он всегда был склонен к самокопанию и самогрызению, и с годами это только усиливалось. Он все глубже погружался в себя, и во время работы в его сознании рождались "внутренние картины", связанные с балетом, с его личными отношениями, с внутренней, духовной жизнью и с его искусством.
Эти "внутренние картины" отчасти были перенесены на бумагу в книге Beyond Technique, которая задумывалась как пара к вышедшей в 1961 году книге Bournonville and Ballet Technique. Но Лилиан Мур, с которой Эрик написал Ballet Technique и с которой предполагал написать и Beyond Technique, умерла от рака, и ее место в качестве соавтора Эрика заняла Сельма Джин Коэн. Она вспоминала, что работа над этой книгой превратилась в "цепь диалогов" между нею и Эриком. Можно даже сказать - в цепь монологов, произнесенных Эриком, потому что в первый же день работы Эрик "проговорил два часа", и "это повторялось несколько раз". "Я помню, как спрашивала его о чем-нибудь и думала: "Cколько вопросов я успею ему задать за два часа?". А потом проходили два часа, и я понимала, что успела задать ему только один вопрос". Можно только гадать, сколько из "наболтанного" Эриком не вошло в книгу - все-таки, скорее всего, там были известные ограничения по листажу и объему. А Эрику было что сказать - и в Beyond Technique чувствуется, как много у него накопилось, даже наболело, если можно так выразиться.
В книге Эрик очень внятно и логично рассказывает о своем подходе к исполнению тех или иных партий - Джеймса, Альбрехта, дона Хосе, слуги Яна. Но на сцене иногда эта внутренняя логика могла ускользнуть от непосвященного зрителя. Арлин Кросс, например, - не то чтобы совсем непосвященный зритель, мягко говоря, - и та порой бывала сбита с толку, глядя на то, как Эрик, исполняя партию Альбрехта, сопровождает свою игру какими-то личными и загадочными "ритуалами". Она описывала, как он лихорадочно передвигался по сцене в мимических сценах, как он стоял один, "то резко вытаскивая меч, то застывая в любезном оцепенении". "Мы спрашиваем себя не о том, хорош ли он, а о том, что он вообще делает".
В 1970 году, вернувшись на сцену после травмы (судя по описанию, приведенному у Мейнерца, что-то там у Эрика случилось с шейными позвонками), Эрик танцевал в "Сильфиде" в Копенгагене. В интервью датской газете он сказал, что не вынес бы "официального прощального спектакля": "Лишь когда занавес закрылся, я подумал, что это было прощание".

И еще немного

В декабре 1970 года Гёран Гентеле принял предложенную ему должность руководителя оперной труппой Метрополитен Опера в Нью-Йорке. Это значило, что Эрик лишался человека, который больше всех поддерживал его и помогал ему в Королевском театре в Стокгольме. Сам Эрик собирался уйти с должности худрука балетной шведской труппы после сезона 1970-71, но потом согласился остаться еще на один сезон. Тем более, что и работы было невпроворот: труппа работала над "Темными элегиями" Энтони Тюдора, Глен Тэтли, давний друг Эрика, приехал репетировать с шведами свой балет (только Мейнерц не говорит, какой именно), а в сезоне 1971-72 труппу ждала "Тщетная предосторожность" Аштона. Куда уж тут уходить! А уйти все-таки пришлось.
"Меня фактически вышвырнули вон, очень мило, вежливо и дипломатично", - заявил Эрик в интервью в апреле 1971 года. Когда он приехал в Стокгольм после выступлений в Америке, его выселили из квартиры, предоставляемой театром, в какую-то захудалую стокгольмскую гостиницу "без туалета и ванной". Он пожаловался, что чувствует, как шведские балетные журналисты выдавливают его из страны, и добавил, что с начала работы на должности худрука шведской труппы подвергался систематическим нападкам со стороны прессы, причем зачастую эти нападки носили вполне "личный характер" и были "клеветническими". На место Гентеле в театре пришел дирижер Бертил Бокстедт, заявлявший в интервью, что ему нужен руководитель балетной труппы, работающий в Швеции круглый год (а не полгода, как Эрик). Тем не менее, в мае 1971 года был достигнут определенный компромисс: Бокстедт вместе с тремя сотрудниками брал на себя руководство повседневными делами балетной труппы, в то время как Эрик должен был заниматься исключительно художественными и хореографическими вопросами. Однако же, когда в сентябре Эрик приехал в Стокгольм, чтобы подготовить труппу к давно запланированным гастролям в Западной Германии и Париже, выяснилось, что административный триумвират в его отсутствие внес изменения в гастрольный репертуар. Разразился последний скандал, в ходе которого Бокстедт обвинил Эрика в том, что тот не отвечал на телефонные звонки и возвращал письма, не читая, следовательно, был недоступен для обсуждения репертуара и вообще сам во всем виноват. В ноябре Эрик окончательно покинул Королевский шведский балет. Без всяких прощаний.
Шведская пресса не отказала себе в удовольствии выпустить пару залпов ему вслед. Так, Хеннинг Паллесен назвал Эрика "мелким интриганом" и обрушился на него за критические высказывания в адрес Королевского балета в датской и международной прессе. И добавил, что это не театр уволил Эрика, а сам Эрик разменял свою работу в шведском балете на "кучу частных контрактов в качестве гест-стар за границей". В общем, проваливай отсюда, пакостник, ты нам не нужен.
А Эрик, уволившись, сказал в интервью Эббе Мёрку, что теперь ему стало гораздо легче. "Я никогда и нигде в мире не чувствовал себя таким чужим". При этом он отметил, что проблемы, с которыми он столкнулся в Швеции (шведский менталитет, шведский подход к работе, закрытость, нежелание идти на контакт, замкнутость - в том числе и творческая), мало отличались от существующих в Дании. Можно сказать, что он и в Дании чувствовал себя чужим (да что там, он и сам в этом иногда признавался так или иначе). И теперь, когда он перестал быть художественным руководителем, он снова был только танцовщиком. И в интервью Эббе Мёрку он говорил: "Если я почувствую, что больше не могу танцевать, или кто-нибудь, кому я доверяю, скажет мне, что я больше не могу танцевать, я остановлюсь". Ему было сорок два года. До его ухода со сцены оставались считанные недели.

@темы: Александр Мейнерц "Erik Bruhn – Billedet indeni", Erik Bruhn

Comments

[norakura]

Хеннинг Паллесен назвал Эрика "мелким интриганом" и обрушился на него за критические высказывания в адрес Королевского балета в датской и международной прессе.

в защиту Эрика так и хочется сказать, что "мелким" точно не был и интриги крутил по-крупному, бггг.
М-ль Люсиль, спасибо за продолжение!

[М-ль Люсиль]

norakura, не за что!)) Но дальше уже пойдут частично пересказанные куски, самое интересное я уже, кажется, выкладывала (но это не значит, что я это интересное не выложу еще раз).))
А Эрик, по-моему, вообще интриги не крутил, но явно позволял себе выносить на всеобщее обозрение сор из шведской избы. И понимаю, что шведская пресса вполне имела право посчитать это нелояльностью. По-хорошему, конечно, не следовало Эрику так делать, но у него тоже наболело, и шведы достали.)

[norakura]

М-ль Люсиль, да конечно, в этом случае никакой интриги и не было, а у шведской прессы приступ нелепых обидок. Эрик же не со зла за дело энергично взялся, а из любви к искусству. в общем, бедный он, что его туда занесло( и вообще рубеж 60-70-х у него просто ужасный во всех отношениях

[М-ль Люсиль]

norakura, да, классическое "обнять и плакать". Жаль только, некем обнимать.) В этот период у него - судя по имеющейся информации - какой-то сплошной беспросвет и никакого продыху: то шведы, то болезнь, то травмы, то все сразу. Бедняга.

[norakura]

М-ль Люсиль, мдя, если бы тогда было кому его обнять, может Эрику было бы чуть легче всё это пережить. но действительно как-то всё сразу свалилось.

[М-ль Люсиль]

norakura, да, такое чувство, что тогда и обнять-то его было некому (хотя наверняка желающих была целая толпа, но ведь все не так-то просто, нужно еще добиться, чтобы Эрик позволил себя обнять).

[norakura]

М-ль Люсиль, с другой стороны, на фоне такого мрака следующий период относительного позитива выглядит ещё более позитивней)

[М-ль Люсиль]

norakura, ага.)) Поэтому я так люблю "постязвенные" фотографии Эрика второй половины семидесятых - первой половины восьмидесятых: он там часто выглядит таким веселым и бодрым, каким и в юности, до всяких язв, не выглядел.)

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, вот, и я добралась до твоего нового куска из старого доброго Мейнерца ) Спасибо!
А Эрик, может, и злюка, и говорил открыто, что ему не нравится, но какой же он интриган? Шведская пресса в результате сама себя высекла. А Эрика жалко, и только мысль о годах после возвращения, действительно, придает оптимизма этой картине )

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, на здоровье!)) Надеюсь, что хоть в этом году я перескажу Мейнерца до конца.) А у шведской прессы была прямо-таки аллергия на Эрика. Впрочем, надо сказать, что и у Эрика не все в порядке было с восприятием шведской действительности. И я начинаю думать, что, может быть, дело было еще и в ненужных ассоциациях с любезным отечеством (хотя в Королевском датском балете дела обстояли несравненно лучше, чем в Королевском шведском балете), и это добавляло Эрику напряжения. Ну, а еще и болезнь накладывалась, и вообще всякое личное, и то, с чем Эрик мог бы справиться в другом психологическом состоянии, тогда становилось неразрешимой проблемой.
Ужасно жалею, что не смогла найти на английском статью Арлин Кросс, которую цитировал Мейнерц. А то в датском тексте я все-таки не совсем разобралась, какие-то нюансы странного исполнения Эриком партии Альбрехта от меня явно ускользнули.

[gr_gorinich]

М-ль Люсиль, ага, странный Альбрехт меня как-то удивили. Неужели действительно так непонятно было, что именно Эрик пытался играть? В кино-"Жизели" (хоть и фильм, а где еще возьмешь с ним целый спектакль?) он роль ведет очень логично и понятно. Но, конечно, это несколько другие годы...

[М-ль Люсиль]

gr_gorinich, да нет, почему же другие годы, разница между фильмом и тем отрецензированным спектаклем - год-два, не больше.) Но черт знает, что там было конкретно в спектакле, все-таки отрывок из статьи Кросс мне не дает полного представления о происходящем на сцене. Вот если бы найти ее на английском и прочитать целиком - тогда, может, стало бы понятнее, что там Эрик наиграл.