Живи, а то хуже будет
Четырнадцатый год для меня пока очень тяжел психологически. Смешивается и внешнее, и внутреннее, и хоть я понимаю, что на самом деле все далеко не так плохо (пока все "мои" живы-здоровы, чего еще желать), но это понимание ничуть меня не утешает. Раньше у меня еще было какое-то утешение, моя перекрученная любовь, "воздушная подушка" между мной и внешним-внутренним негативом. Сейчас даже любви нет, прятаться некуда, кроме книг и кладбищ. Я чувствую, что мне опять хочется заползти в мир своих собственных текстов - в общем-то, отражение нашего мира, но чуть лучше устроенное для меня. Больше этот мир никому не нужен. Как никому не нужны - ладно, полно прибедняться, не совсем никому, может быть, двум-трем-четырем читателям ("соседка из жалости - два квартала") - мои тексты.
Пару дней назад на кладбище в Коломенском, на горе, куда обычно никто и не ходит, кроме меня (а я туда потому и спускаюсь, что там никого нет), встретила двух девушек. Показалось на секунду, что это мои персонажи ко мне явились - то ли травестированные Флавиев и Люсьен из "Донского кладбища", то ли Соня и Лиля из "Чтецов". Даже захотелось с ними познакомиться, но с парой знакомиться неудобно.
Вру, конечно, будто меня никто не читает. Почему-то "Донское" на АО3 читают довольно много (по крайней мере, часто заходят на страницу с этим текстом). У "Чтецов" читателей меньше, но тоже постепенно набираются просмотры. Только все равно это слабое утешение. Я разговариваю сама с собой, и мои персонажи счастливее меня: им чаще, чем мне, есть с кем поговорить.
А еще в последнее время опять у меня в голове звучит стихотворение Окуджавы, которое я очень давно не вспоминала (да вот с самого "Донского" и не вспоминала). В "Донском" его, конечно, тоже читают, в предпоследней главе:

Автоцитата

@темы: антисоветский роман, "Донское кладбище", "Чтецы"