Довольно грустно любить мангу малоизвестную, старую, непереведенную. Вся информация о "Hensoukyoku" ограничивается строчкой в перечне работ мангаки, первой главой на русском языке да более-менее насыщенным итальянским сайтом. При наличии известного упорства и непозабытой еще латыни можно и там что-нибудь разобрать, даже не зная языка. Но скупых полупонятных пересказов глав все-таки мало. Японский, собственно, надо учить, да усидчивости не хватает. Усидчивости хватает только на разглядывание манги.
Такемия Кейко и Хагио Мото - бабушки японского яоя (никаких намеков на возраст - только на статус и сыгранную роль в развитии). В русскоязычной (да и англоязычной) среде яоепоклонников Такемии повезло чуть больше - на ее имя реагируют мгновенно: "А, Песня ветра и деревьев, да?". Вот что значит - успеть с экранизацией "в нужное время и в нужном месте". Упоминание Хагио Мото едва ли вызовет столь быструю реакцию, вот если назовешь одну из самых известных ее работ "Сердце Тома" - тогда, может быть, кивнут и вспомнят, что это и есть "первый яой". О Хагио Мото и ее работах я, может быть, когда-нибудь напишу отдельно, потому что они того стоят. Ведь до "Сердца Тома" была еще умопомрачительная манга "Семья По" ("Poe no Ichizoku", запросто могущая перетянуть звание если не "первого яоя", то уж "первого сенен-ая" точно - так нежны и двусмысленны были отношения юных вампиров и названых братьев Эдгара и Аллана. И даже девушки долгое время не могли нарушить эту идиллию, но... впрочем, речь не о них сегодня.
А Такемию знают за одну только "Песню" - и ничего удивительного, эта манга стоит внимания. Она стала квинтэссенцией позднейших яойных штампов - но именно потому, что тут они использовались впервые и поданы были свежо и ярко, никакого раздражения эти клише не вызывают. Может быть - да и то, это уже личное восприятие - только улыбку. Просто насилие не воспринимается так остро, когда несчастного Жильбера насилуют на протяжении семнадцати томов - и с особым цинизмом. Лишь на память приходит незабвенный диалог из "Душещипательной яойной истории" (автор - Джерри, текст до сих пор лежит на сайте ТК): "Автор, а яой будет? - Яоя не будет! - А насилие? - А оскорбления и унижения? - Бу-у-удут!".
Но в начале 80-х годов, параллельно с "Песней", Такемия нарисовала мангу "Hensoukyoku" ("Вариации" - в соавторстве с Нориэ Масуямой, придумавшей сюжет и до того описавшей эту историю в своих новеллах. И получился невероятный, удивительный трехтомник, который - в моих глазах, конечно - и сюжетно, и графически стоит выше "Песни". Это манга, насквозь пропитанная музыкой - но скрипичные и фортепианные мелодии нарисованы так, что их почти-почти можно услышать. Музыка становится сюжетной основой, все замкнуто на ней, и герои немыслимы без музыки - скрипач Эдуард Сорти, пианист Вольфганг Рехтер, критик Альберт (в русском переводе - Хольберт) Мечек. Да и место действия выбрано не без умысла - Австрия, вымышленный городок Виленц (или Виренц?) под Веной. Наверно, музыка разлита там прямо в воздухе.
Повествование скачет то вперед, то назад - именно в первой главе, так удачно выпущенной на русском языке, происходит чуть ли не единственная (но не единственная, на самом-то деле) яойная сцена. Кажется, роли обозначаются предельно ясно: есть совратитель - сам Альберт, не гнушающийся шантажом ради секса, есть жертва - четырнадцатилетний "божественный" Эдуард (один из любимых типажей Такемии - светловолосый мальчик ангелической прелести, стоит вспомнить для сравнения того же Жильбера или Мариона из "Двери в лето", однако это только первый пласт, в глубине, за пределами одной переведенной главы, остается что-то еще. И вот уже Альберт кажется вполне себе влюбленным, и Эдуард пользуется его покровительством и совершенно не выглядит несчастным или ущемленным, и вступает в действие третий герой - пианист Вольфганг, связанный (если верить одним только картинкам, даже в итальянском пересказе нет места таким подробностям) платоническими отношениями с Эдуардом и дружески-плотскими - с Альбертом. Из главы в главу сменяются города и страны - Виленц, Вена, Андалусия, Париж, Швеция, наконец, мелькают вперемешку десятилетия - пятидесятые, шестидесятые, семидесятые, восьмидесятые годы. В действие вступают женщины, оттеняя и ослабляя гомоэротическую линию. Но женщины эти прелестны, поэтому не получается злиться на них за такое кощунство. Поворот неизбежен - ведь и Эдуард, и болезненный Вольфганг - оба, в общем, вполне нормальны, и лишь влияние Альберта виновно в их бисексуальности. Да и не в сексуальности дело. Дело в красоте.
А не будь этих женщин - Анетт и Лолы - не было бы и продолжения истории, не было бы последней главы, одной из самых моих любимых. Смешнее всего, что в моем новом, двухтомном издании - роскошном, с цветными страницами - двух последних глав и нету, все оканчивается свадьбами. Мне повезло, что в случайно купленном артбуке Такемии как раз эта глава "Путешествие Нино Алексиса" - и была опубликована. Главным героем в ней становится сын Эдуарда и Анетт - Нино. Он очень похож на отца, но глаза у него синие, а не зеленые. Именно к нему, порвавшему с семьей и самостоятельно живущему в Швеции, и приезжает постаревший Альберт (хотя как сказать - "постаревший"? если я правильно подсчитала, ему в это время еще и пятидесяти нет). Встреча оканчивается нежной ночью в гостиничном номере, где остановился Альберт, но даже не это покорило меня (правда, поразительная прелесть яойной сцены была удивительна - ведь из-за сильнейшей разницы в возрасте "участников" секс мог показаться отвратительным, но ничего подобного не было). Этой ночи предшествует прогулка по средневековому старому городу: в тусклом свете фонарей, под падающим крупным снегом, бредут по брусчатой мостовой Альберт и Нино, укрывшись одной шубой. И я не встречала в манге ничего очаровательнее, ничего интимнее этой короткой (на страницу едва ли) прогулки.