В первый вечер танцевал второй состав, во второй вечер - первый состав, крест-накрест получилось. Пожалуй, это был хороший расклад: в первый вечер я могла познакомиться с балетом, во второй вечер - присмотреться к деталям и нюансам. Конечно, первый состав на голову выше второго. И то, что мне казалось слабоватым в исполнении второго состава, - так что я даже ворчала, что Скарлетт хорошо ставит ансамбли и дуэты, а вот сольные вариации ему не очень удаются, они какие-то ниочёмные, - выглядело совсем иначе, когда танцевал первый состав: дуэты и ансамбли казались еще лучше, а вариации, как выяснилось, прекрасно Скарлетту удались, они были очень осмысленные и на своем месте. И если финал - вариация сошедшего с ума Германна в семнадцатом нумере Обуховской больницы - в исполнении Тобиаса Преториуса (Германн второго состава) показалась мне скорее антиклимаксом - после очень динамичной и напряженной сцены игры, - то Александр Бозинов станцевал ее так, что дух захватывало: казалось, что он и вправду бормочет, танцуя: "Тройка, семерка, туз, тройка, семерка, дама". Скарлетт в этой вариации применил, мне кажется, довольно расхожий прием для изображения сумасшествия: классические па постепенно становятся угловатыми, ломкими, резкими, контемпорари врывается в хрустально-холодный балет. Бозинов здорово показал, как безумие Германна нарастает с каждым мгновением, - и в финале, когда он уже обессилен и сломлен, его безумие является к нему в обличье графини и протягивает ему карту - карту, на которой изображена она сама. Все для него кончено, он навеки заперт в семнадцатом нумере вместе с тенью графини, в окружении ее портретов.
Многобуков в основном про первый состав, но и про второй тожеПару слов скажу об исполнителях во втором составе. Придраться не к кому, все были либо хороши, либо порядочны. Менее других мне, пожалуй, понравилась графиня - Джи Мин Хонг. Она все же маловыразительна, графиня у нее получилась немного восковой куклой, и ее отношения с Лизой (Лена-Мария Грубер) - были не слишком интересны. Киззи Матиакис и Ида Преториус в первом составе отыграли эти отношения гораздо тоньше и изобретательнее. В сцене бала во втором акте Джи Мин Хонг тоже смотрелась невыигрышно: графиня появляется в красном платье, танцует с Чекалинским, в коде ее окружают молодые люди, весьма решительно тянущие к ней руки, но она отталкивает их и уезжает. Когда я это увидела в первом спектакле - с Джи Мин Хонг - я пожала плечами и сказала, что "Дама с камелиями" - хороший балет, но зачем же так ему подражать и превращать графиню в какую-то куртизанку. Она и вправду выглядела куртизанисто, и молодые люди лапали ее весьма решительно - очень уж им хотелось попробовать комиссарского, прошу прощения, графинистого тела. Это мне не понравилось. Но на следующий день эта сцена выглядела совершенно по-другому - благодаря Киззи Матиакис. В ее графине не было ничего куртизанистого, она была гордой, холодной и недосягаемой хранительницей секрета трех карт - и именно из-за этого секрета вокруг нее увивались молодые люди, им нужны были эти три карты, а ледяные прелести графини их нисколько не прельщали. Так же, как и сама графиня не обольщалась этими молодыми людьми, все это ей было не нужно, сохранив внешнюю молодость, она давно состарилась внутри и погасла.
Тобиас Преториус был интересным Германном, но лучше выглядел во взаимодействии с другими персонажами, чем в сольных вариациях. Германн у него с самого начала очень ожесточенный и тронутый безумием, и - привет пушкинскому тексту! - несколько наполеонистый на вид. Но актер он божией милостью, драматическое дарование у него изумительное - и я жалела, что сидела далековато и не видела в подробностях, как в некоторые моменты страшно менялось его лицо. Что касается танца - пожалуй, внешние данные у него больше подходят для контемпорари, чем для (нео)классического балета, но он преодолевает эти ограничения. И пусть в его танце не было такой мягкости, такой пластичности и грации, как у Бозинова, он был все время довольно резким и угловатым, - но это тоже работало на создание образа. И в дуэте с графиней, и в сцене игры Преториус был по-настоящему отвратителен и страшен, и надо было видеть, как он поддается азарту, как ликует, думая, что выигрыш уже у него в кармане, он получил то, что хотел, - и как разбивается вдребезги, увидев, что "обдернулся", и вместе туза вытащил даму. В общем, Преториус был очень хорош, но - повторяю, - финал в его исполнении получился довольно слабым. Видимо, что-то в этой вариации, в этой хореографии не совсем "его".
Лиза - Лена-Мария Грубер - была очень милой Лизой, простенькой, нежной и доброй девушкой, может быть, чуточку более субретистой и джульеттистой, чем мне бы хотелось. Опять же - вот как в графине Джи Мин Хонг я вдруг видела следы Маргариты Готье из ноймайеровского балета, так и в Лизе Лены-Марии Грубер вдруг прорывалось что-то среднестатистически джульеттистое: то в вариации в первом акте, когда она, впервые увидев Германна, танцует с его забытой фуражкой, а потом видит его и замирает, и танцует потом с ним нечто, отсылающее к знакомству Ромео и Джульетты на балу (вот только Ромео, стоит Джульетте отвернуться, бросается к столу графини и пытается открыть запертый на ключ ящик, где, как ему кажется, спрятан секрет трех карт); то во втором акте на балу, когда Лиза танцует с Томским (не удивляйтесь, здесь вообще у Лизы и Томского пейринг), но смотрит все на Германна, танцующего с Полиной (а Полина здесь - дочь Чекалинского, но тоже не удивляйтесь, без программки и не скажешь, что она его дочь, да и неважно все это), улыбается, перехватывая его взгляд или руку, гаснет, оборачиваясь к Томскому, короче говоря, привет РиДжу - когда Джульетта танцует с Парисом, а смотрит-то все на Ромео. Но что приятно - Томский тут совсем не Парис, а лучше, и в финале остается с Лизой и утешает ее. И надо еще добавить, что у Иды Преториус (которая вообще не должна была танцевать в "Пиковой" на следующей день, но вышла на замену заявленной Александры Ло Сардо, и я этому была очень рада) ничего джульеттистого в Лизе нет, она сама по себе такая Лиза.
Томский - Виктор де Менезес - и Нарумов - Мейрамбек Назаргожаев, да и Чекалинский (Николай Хансен) с Полиной (Хизер Данн) - все были очень милы. Но исполнители тех же ролей в первом составе их для меня затмили. Но все же мне было очень приятно их видеть, танцевали они хорошо, и кордебалет тоже старался, и в итоге после первого спектакля я вышла из театра с мыслью, что да, балет не шедевральный, есть слабые места, но в общем-то все очень мило, и я довольна, что приехала, стоило это увидеть, Скарлетт молодец.
После второго спектакля я вышла из театра полупьяная от восторга - и с мыслью, что на этот состав и на этот балет надо непременно приехать снова. И ведь приеду, уже взяла билеты на ноябрь - и на последний спектакль "Пиковой дамы" в этом сезоне: как раз с первым составом. Может быть, и на второй состав тоже возьму, снова сравню впечатления. Опять же, я люблю проводить вечера в театре. И КДБ люблю, и если есть возможность его увидеть - надо эту возможность использовать.
Начинается балет со сцены игры у герцога Орлеанского: графиня в фижмах и мушках проигрывает одну ставку за другой. Она единственная женщина среди толпы игроков - и ее красота никого здесь не интересует, здесь царят совершенно другие желания. Вот что интересно в этом балете - несмотря на кажущуюся чувственность некоторых дуэтов, эротического напряжения в них нет, оно заменено напряжением азартным. И это правильно, потому что в центре здесь - страсть к игре, а все остальные страсти - это так, приложение, необходимый фон. Нет ничего эротического и в дуэте проигравшейся графини с графом Сен-Жерменом. Он появляется из ниоткуда, напомаженный, набеленный, накрашенный, неуловимо напоминающий кавалера де Грие из первого акта ноймайеровской "Дамы с камелиями", его руки в черных перчатках вкрадчиво скользят по белому корсажу графини - но плоть ему не нужна, ведет он себя как дьявол и явно хочет получить от графини не тело, а душу. Забегая вперед - похоже, Скарлетт и вправду решил немножко поиграть с темой дьявольщины и продажи души, и этим объясняется поразительная молодость графини, имеющей, тем не менее, взрослого внука Томского. Чекалинский, кстати, тоже явно продал душу тому же дьяволу - и сохранил молодость, так что при дочке своей Полине он выглядит не отцом, а братом или любовником - и ведет себя соответственно. Хотя надо сказать, что это относится только к первому составу. Во втором составе Николай Хансен действительно казался отцом Хизер Данн - и играл именно отца. Но в первом составе Джонатан Хмеленски производил впечатление ровесника Холли Доргер - и косился на ее ухажеров так, как скорее мог бы коситься партнер, а не отец.
Вернемся пока к графине и ее парижской игре. Граф Сен-Жермен, как и положено, открывает графине тайну трех карт, выхватывая из-за пазухи и показывая ей три карты, а потом обращая их в бумажный прах. И прикасается губами к щеке графини - и поцелуй этот тоже ни капли не эротичен, это своеобразная печать, скрепление договора. Графиня снова бросается к ломберному столу, ставит собственные сережки - и отыгрывается, надевает сначала проигранное, а потом возвращенное бриллиантовое колье - и удаляется, торжествуя. Уже в первой этой сцене Киззи Матиакис безумно хороша - дрожащая от азарта, нервная, в чем-то неуловимо близкая Германну, но более везучая: стоит ей отыграть все обратно, и она тут же обретает уверенность в себе, снова становится царственной и презрительной la Vénus moscovite. А Бриан Стинстра очарователен в маленькой роли графа Сен-Жермена - премилый дьявол у него получился.
Флэшбек заканчивается, начинается игра в карты у конногвардейца Нарумова. Прекрасная сцена - и Скарлетт в ней показывает, как здорово он умеет обращаться с ансамблями: это чудесный и очень изобретательный танец для мужского кордебалета, на общем фоне выделяются Нарумов (Бенджамин Буза) - молодцеватый и бравый капитан, слуга царю, отец солдатам, - и Томский (Йон Аксель Франссон) - франтоватый, очаровательный и добродушный офицер, любимый внук богатой бабушки. Ну может быть, и не очень любимый, графиня не слишком-то щедра на любовь. Но это не мешает Томскому являться к ней с букетом, целовать ручки, а за спиной у бабушки ухаживать за ее воспитанницей Лизой. Ну да, это уже не совсем по Пушкину, но очень хорошо встраивается в балет. Франссон в роли Томского излучает обаяние, тихо радуешься за Лизу, которая в итоге после всех потрясений остается с ним. В сцене же вечера у Нарумова Германн (Александр Бозинов) появляется незаметно и не принимает участия в общей игре, хотя то и дело подходит к столам (не ломберным, а самым обычным) и наблюдает за картежниками. Но те сторонятся его и отходят, маленький хрупкий Германн - не то чтобы изгой, но к нему в полку относятся настороженно, лишь Томский явно к нему расположен. Между тем один из офицеров, Сурин (Лиам Редхед), проигрывается, по обыкновению - и вынужден отдать Нарумову проигрыш. Прелестный глазастый Редхед выглядит совсем зеленым мальчишкой рядом с Бузой, и тот покровительственно треплет его по волосам, но денежки прибирает, естественно, нечего им тут валяться. А потом Нарумов с Томским переигрывают для всех окружающих дуэт графини с Сен-Жерменом (Томский - графиня, Нарумов - Сен-Жермен), да и вообще показывают всю историю с проигрышем и секретом трех карт. Их дуэт тоже наполнен чувственностью, они здорово вживаются в свои роли - и пока все остальные офицеры смеются, Германн наблюдает за ними, как завороженный, понимая вдруг, что вот он, ключ к обретению богатства и независимости, - три карты графини. Он лихорадочно думает, как подобраться к этой тайне, а вокруг танцуют офицеры, разбившись на пары, снова разыгрывают перед ним дуэт графини и Сен-Жермена. А потом составляют столы, превращая их в двухъярусные кровати, ложатся спать, а Германн танцует вариацию, которая в исполнении Преториуса показалась мне не очень выразительной, а вот в исполнении Бозинова стала яркой и очень понятной. Это хореографическое изложение сомнений и надежд Германна: "Что, если, — думал он на другой день вечером, бродя по Петербургу, — что, если старая графиня откроет мне свою тайну! — или назначит мне эти три верные карты! Почему ж не попробовать своего счастия?.. Представиться ей, подбиться в ее милость, — пожалуй, сделаться ее любовником, — но на это все требуется время — а ей восемьдесят семь лет, — она может умереть через неделю, — через два дня!.. Да и самый анекдот?.. Можно ли ему верить?.. Нет! расчет, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!". И в конце концов он решает - представиться (опять же, в отличие от пушкинского текста, здесь ему это удается), и упрашивает добродушного Томского ввести его в дом графини. А Томский то ли от природной сердечности, то ли от личной привязанности к Германну - соглашается.
Следующая сцена - дома у графини: белое кресло у белого столика, огромный портрет графини в молодости, хорошенькие горничные, Лизанька в голубом платье. Ида Преториус - это воплощение прелести, она поразительно мила, но при этом ни капли не сладка, очень пушкинская Лизавета Ивановна: барышня со стерженьком внутри, с характером. Но что интересно - здесь она все же привязана к графине, несмотря на графинин нрав. И графиня тоже привязана к Лизе - несмотря на свою спесь, на свое холодное сердце: причем что любопытно - во втором составе этой взаимной привязанности не чувствуется, а вот Матиакис и Преториус отыгрывают ее очень заметно (быть может, отчасти и под влиянием своих внесценических отношений - они очень хорошие подруги). Но поначалу Лиза все же выглядит "домашней мученицею", графиня с ней надменна и требовательна, и даже, можно сказать, капризна: подай то, принеси это, подними нарочно оброненный веер, букет, конверт. И в вариации Лизы, станцованной в одиночестве, прорывается горечь и обида: "И вот моя жизнь!". Но она не позволяет себе распускаться - и вот уже сияет сначала при виде Томского (который преподносит ей розу, предварительно вытащенную из букета для графини), и замирает при виде Германна. Он ее очаровывает с первого взгляда, она тянется к нему, но он ее до поры до времени не замечает, ему интересна графиня - не замечающая, в свою очередь, его самого. Сплетается этакая цепочка невзаимных интересов. Германн уходит, забыв фуражку, очарованная Лиза танцует с этой фуражкой - и сталкивается с вернувшимся Германном, и ее сольный танец превращается в дуэт. Прекрасный дуэт с двойным дном: Германн кажется очень нежным кавалером, влюбляющимся мальчиком, он очаровывает сияющую Лизу, но стоит ей отвернуться на несколько секунд - и он сразу меняется, он ожесточенно пытается открыть ящик стола графини, чертыхается, ищет ключ (а ключ у Лизы), и снова ловит Лизу в объятия, улыбается и явно шепчет ей то самое признание в любви, "слово в слово взятое из немецкого романа", окончательно кружит ей голову. Но вот возвращается графиня - и Германн забывает о Лизе, Германн роняет фуражку и опускается на колено, чтобы поднять ее, склоняется перед графиней, глядящей на него надменно, но и с некоторой тревогой. Она как будто чувствует, что он явился неспроста. И опасен он вовсе не для невинности Лизы, а для самой графини, но это лишь предчувствия, и подтвердятся ли они - это еще неизвестно.
Второй акт - это бал, разговор Германна с графиней, смерть графини. Замечательная сцена бала - опять браво Скарлетту за прекрасные ансамбли. Сначала в центре внимания - Чекалинский с Полиной, и до чего же к лицу Холли Доргер эта роль прехорошенькой кокетки, немножко охотницы на мужчин, вылавливающей сачком женихов. Она жизнерадостна, но не вульгарна, она именно то, что надо: яркая, бойкая, нарядная, контрастирующая и с более сдержанной Лизой, и с царственной графиней. Хорош и Джонатан Хмеленски - тоже немного осколок осьмнадцатого века, как и графиня, хоть и одетый по современный моде, но напомаженный, набеленный и украшенный мушкой, с намазанными губами, с серьгой в ухе. Грим и пластика делают его Чекалинского довольно двусмысленным персонажем с оттенком интересной квирности. Эта квирность проявится яснее в третьем акте, но и во втором акте при знакомстве с Германном он очень обращает на него внимание: то ли отмечает его как своего потенциального противника за ломберным столом, то ли просто ему Германн внешне нравится, то ли и то, и другое. С графиней он ведет себя запросто, они старые приятели, а графиня появляется на балу не сразу, закутанная в бархатную ротонду на меху. Миг, когда она сбрасывает эту ротонду, напоминает о том прекрасном моменте в "Даме с камелиями" перед началом черного па-де-де - когда Маргарита сбрасывает шубу и остается в черном платье. Но графиня - не Маргарита, она не больна и не влюблена, она облачена в ярко-алое платье, она сияет и презирает всех вокруг. В ее танце с Чекалинским нет, разумеется, ничего чувственного, но это и нужно. У Джи Мин Хонг из второго состава, как я уже говорила, графиня на балу выглядит дорогой куртизанкой, и это совсем не то, что нужно. У Киззи Матиакис графиня - царица бала, холодная и неприступная, сознающая свою власть и упивающаяся ею. Никаких вольностей, никаких эротических намеков, она уже давно переросла все эти любовные глупости. А вот Лиза их не переросла - и увидев Германна, вся светится от любви, не может скрыть своего сияния. И точно так же светится Томский, глядя на нее, он тоже влюблен, но она думает о другом, и танцуя с Томским, ищет взглядом Германна. Германн же ловко изображает влюбленного - и выдерживает свою роль, даже танцуя с Полиной: она с ним кокетничает (а Чекалинский неодобрительно смотрит на ее заигрывания с Германном), а он тоже ищет взглядом Лизу, ему нужна только она. В промежутке между танцами он передает ей письмо, а она отдает ему ключ - от ящика стола графини (но может быть, и от собственной лизиной комнаты? это как-то смутно проходит, без объяснений). И еще Германн снова сталкивается с графиней - и теперь она роняет веер, а он склоняется снова, как склонялся, поднимая фуражку, хочет подать ей веер - но она, вздрогнув от испуга, отстраняется и уходит, и Германн отдает веер Лизе. Все это мелочи, но как тонко они сделаны и сыграны, как они прекрасно создают настроение. Очень хорошо адажио на две пары - Томский и Лиза, Германн и Полина, - где параллельно с танцем снова разворачиваются диалоги из взглядов и улыбок, случайных соприкосновений рук, и в конце концов Лиза и Германн все же сходятся в танце, и Лиза счастлива, Томский несчастен, Полина беспечна, Германн доволен - все идет так, как надо.
Следующая сцена - опять дома у графини. Германн опережает их, но не успевает вскрыть ящик стола (зато успевает станцевать нервную, ожесточенную вариацию: ему кажется, что тайна трех карт почти у него в руках, и он готов на все, чтобы ее заполучить). Он прячется за портретом графини, а утомленная графиня снимает платье с помощью Лизы и хочет открыть ящик стола - а ключа-то нет. Где ключ? Лиза мимирует, что потеряла его, графиня в ярости вскакивает, замахивается - и через секунду смягчается и гладит Лизу по щеке. Джи Мин Хонг во втором составе этого не делала, только замахнулась, но я говорю - у графини и Лизы первого состава другие отношения. И похоже, Лиза чувствует стыд оттого, что обманывает графиню, и хочет как-то объясниться с нею, но графиня мягко и непреклонно отсылает ее прочь и садится к столу. И вспоминает ту давнюю карточную игру, смотрит на себя в зеркало, оглядывается на портрет, танцует вариацию - странную вариацию, в которой она то стареет, то снова молодеет. И белеет от ужаса под пудрой, когда видит в зеркальце появившегося в комнате Германна (кстати, тоже привет "Даме с камелиями", там в конце Маргарита тоже видит в зеркальце выходящих к ней Манон и де Грие).
Дуэт графини и Германна - кульминация второго акта. Преддверие безумия Германна. Кто бы мог подумать, что милый Бозинов способен так преобразиться: он был действительно страшен, он был человеком, который пойдет на все, чтобы добиться своего, - и на насилие, и на убийство. И графиня сопротивлялась ему из последних сил, и в какой-то момент как будто одерживала над ним победу, отталкивала его, - но он набрасывался на нее снова и требовал, требовал выдать ему тайну трех карт. Это был очень жесткий, бешеный, жестокий, драйвовый дуэт, с примесью страшной и странной сексуальности, вернее, с примесью одержимости, которая может быть и сексуальной. И когда в полном отчаянии Германн швырнул графиню в кресло и навел на нее пистолет ("Старая ведьма! — сказал он, стиснув зубы, — так я ж заставлю тебя отвечать...") - она вздрогнула и бессильно уронила руку, умерла. Доигрался Германн. Но это и вправду была очень мощная сцена - и Скарлетту удалось не сделать ее безвкусной, не превратить ее в разгрызание кулисы и разрывание страстей в клочья. Драйв есть, а погрешностей противу хорошего вкуса - нет, и это здорово.
И очень хорошо короткое столкновение Лизы с Германном в финале второго акта. Она вбегает и сразу понимает, что дело неладно, она бросается к мертвой графине, видит, что она мертва, оборачивается к Германну и догадывается, что он и виновен в ее смерти. Ужас оказывается сильнее любви, Германн пытается ее успокоить, хотя и сам в полном смятении, но Лиза бешено отталкивает его, требует объяснений. И тогда он сначала наводит на нее пистолет - но это бессознательное движение, а потом уже вполне сознательно забирает свое письмо и сминает его, бросает на пол. Вот вся его любовь. Лиза потрясена, а он идет прочь, сильно толкнув ее по дороге, он совершенно опустошен, все его мечты пошли прахом. И все мечты Лизы тоже разрушены, она поднимает смятое письмо, разглаживает, а потом подходит к мертвой графине, опускается на колени рядом с ней и целует ее руку.
Третий акт начинается с похорон графини. Черный закрытый гроб на возвышении, кордебалет в богатом трауре стоит спиной к зрительному залу. Портрет графини разбит на фрагменты, и эти фрагменты перемешаны на заднике. Очень ловко сделан контраст между богатыми и равнодушными гостями на похоронах и Лизой в скромном черном бурнусике и шляпке: гости аффектированно изображают скорбь - мужчины снимают шляпы, женщины вытирают глаза черными платочками, а Лиза убивается искренне - и верный Томский поддерживает и утешает ее. Прощание заканчивается, гости уходят, задерживаются лишь Чекалинский с Полиной и Нарумов, выражающие Томскому и Лизе искренние соболезнования. Потом уходят и они, следом удаляются и Лиза с Томским. И на сцене остается незамеченный до сих пор Германн - тоже в трауре. Он бросается к гробу, он снова в отчаянии: тайна была так близко, но он упустил ее и теперь уже никогда не узнает. И вдруг в луче света является к нему "женщина в белом платье" - мертвая графиня. И в дуэте, сильно напоминающем ее собственный дуэт с графом Сен-Жерменом, она открывает Германну тайну трех карт, целует его в щеку - и исчезает, а ее гроб превращается в ломберный стол. И за этим столом вовсю идет игра: Чекалинский мечет банк, одни пары наблюдают, другие танцуют. И почти обезумевший Германн с черными кругами под глазами пробирается к столу, чтобы принять участие в игре, сделать первую ставку. Очень хороши - и очень чувственны - его короткие дуэты с Чекалинским, в какой-то момент Чекалинский почти целует его в щеку - тоже напоминание о поцелуях графини и Сен-Жермена. Но это тоже азарт, Чекалинский кажется таким же разгоряченным, как Германн, после первого выигрыша Германна его безумие передается всем в зале, дамы льнут к нему, мужчины вовлекают его в танец ("Двести тысяч выиграл!", привет тебе, "Игрок"). Появляются Томский и Лиза (да, не по Пушкину, но ничего), пытаются остановить Германна, уже выигравшего во второй раз, но Германн отталкивает их и снова бросается к столу. Третья ставка - и все замирают, появляется графиня, меняет туза, зажатого в руке Германна, на пиковую даму, обходит зал, склоняется перед Лизой и целует ее руку, и исчезает. А игра заканчивается - как и положено, внезапным проигрышем Германна, его безумием и бешеным, дьявольским танцем с торжествующим Чекалинским во главе.
И последняя сцена балета: безумный Германн "сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..»". Его окружают белые стены, и в какой-то момент на этих стенах снова проступают портреты графини, она не оставляет его в покое. И он танцует свою последнюю вариацию, падает на колени, выбившись из сил, он совершенно сломлен, и сверху на него падают игральные карты. А графиня в белом платье, в фижмах, мушках и бриллиантах, подходит к нему и вкладывает карту с дамой пик ему в руку. Она победила, а Германн проиграл.
Вот такой балет. Не знаю, насколько мне удалось его описать, не знаю, что можно понять из этого описания. Но он действительно очень хороший. И я об одном жалею - что завязали датчане с трансляциями балетов. Вот это хотелось бы пересматривать в видеозаписи снова и снова. А так я лишь могу показать трейлер. Но он такой маленький, только аппетит разжечь.