Сам себя не похвалишь и все такое. В эрикотексте - "Скелете сильфидного крыла" - я очень люблю двадцатую главку, в которой Вера Волкова, Рудольф и Эрик сидят ночью втроем в темной кухне. И там же стихи, и воспоминания об ушедших-отошедших - тут и уехавшие Баланчин, Данилова, Жевержеева, и утонувшая Лидия Иванова, и помешавшаяся Спесивцева, и умерший Волынский, - и то, как Вера и Рудольф перекликаются на своем языке, на языке, непонятном Эрику. Впрочем, следующую главку о смерти я тоже люблю, особенно размышления Эрика о мемориальном вечере в его честь - в честь пропавшего солдата, вернее, пропавшего навсегда танцовщика. И в предпоследней главе люблю последнюю, полуфантастическую сцену - когда умирающий Эрик выходит ночью из больницы вместе с Константином. И это по-своему "рифмуется" с мотивом самой последней главки - "Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером". Последний выход в открытое пространство перед возвращением в пространство закрытое, перед возвращением к умиранию.
Боже мой, какой вздор я пишу. Никогда не умела говорить о собственных текстах - и понимаю сейчас, что так и не научилась.