Послесловие к "Птичкам" перевалило за 34 тысячи слов. Горшочек, не вари, говорят в таких случаях, а горшочек слушает да варит. При этом я никак не могу свести концы с концами, пишешь, пишешь, потом смотришь - а дыр все равно много, нужно их заполнять. Ну и не нравится мне то, что выходит. Танатоидальный бред и во многом повторение "Птичек". Бросить бы все, но тоже как-то глупо: столько сделать, а потом бросать. Ну ничего, вот закончу когда-нибудь и возьмусь опять за отложенного Раймундо. Его тоже надо бы закончить.
Посмотрела вчера I Now, I Then - первую часть балетного триптиха-трехактника Уэйна Макгрегора Woolf Works. В основе I Now, I Then лежит "Миссис Дэллоуэй", и наверно, совсем без знакомства с первоисточником (ну хотя бы в пересказе) смотреть будет трудно, непременно возникнет вопрос "кто эти люди, что они делают и зачем". Правда, и у читавших первоисточник возникнет вопрос: "Почему Кларисса встречается и танцует с Септимусом?". Тут может быть много ответов, самый простой: потому что.
Не знаю, понравилось мне или нет, надо пересматривать, но одно знаю точно: Алессандра Ферри почти гениальна, и при каждом ее появлении мурашки бегут по коже. Совершенно физиологическая реакция, но в чем-то и упоительная. Даже когда Ферри не танцует, а просто стоит в стороне и наблюдает за своими воспоминаниями: за самой собой в юности (Беатрис Стикс-Брюнелл), за Салли (Франческа Хэйуорд), за Питером Уолшем (Федерико Бонелли) - она притягивает к себе взгляд, смотришь уже не на танцующих - и прекрасно ведь танцующих, прелестен, например, дуэт юной Клариссы и Салли, - а только на нее. Столько тонкости и выразительности в ее жестах, в движениях, в мимике, в неподвижности, - и когда она вдруг присоединяется к своим воспоминаниям, сначала целует Салли, а потом, чуть позже, заменяет себя-юную, танцуя в дуэте с Питером Уолшем, то действительно горло перехватывает, так она прекрасна. И так же она выделяется в заключительном па-де-сенк, где, в сущности, все хороши: и Ричард Дэллоуэй (Гэри Эйвис), и Питер Уолш, и Кларисса в юности, и Салли, но Ферри - Кларисса Дэллоуэй сейчас - не просто хороша, а блестяща.
Маленькая иллюстрация: Кларисса-Ферри и Салли-Хэйуорд, через несколько секунд после поцелуя.



А в промежутке между дуэтом Клариссы сейчас и Питера Уолша и па-де-сенк - показана линия Септимуса. И тут доза гениальности удваивается, потому что Эдвард Уотсон, танцующий партию Септимуса, тоже почти гениален, а может быть, даже и не "почти". Очень здорово Макгрегор переводит на балетный язык мучительные отношения Септимуса с Рецией-Лукрецией (маленькая, но трогательная партия в исполнении Акане Такада) и мучительные воспоминания Септимуса об убитом Эвансе (Кэлвин Ричардсон). Дуэт Септимуса с Эвансом - невероятно напряженная, болезненная смесь отчаяния, тоски, безнадежности, безумия и, пожалуй, любви (в конце концов, отношения Септимуса и Эванса и у Вульф описаны так, что можно их истолковать и как "больше-чем-дружбу"). И когда кажется, что градус напряжения уже не может подняться выше, - Макгрегор делает неожиданный поворот и ставит дуэт Септимуса и Клариссы, еще более нервный, жестокий, отчаянный, заканчивающийся самоубийством Септимуса на глазах у Клариссы.
Разумеется, скажет тут начитанный зритель, но все-таки с какой стати Септимус танцует с Клариссой, если они в романе вовсе не были знакомы, не говоря уж о том, чтоб дуэты танцевать. С чисто балетной точки зрения Макгрегор все сделал правильно: наглядно соединил, сплел две линии, да еще и дал возможность вот этому самому начитанному зрителю насладиться танцем Ферри и Уотсона. Почему же Кларисса танцует с Септимусом - это другой вопрос. На русскоязычном балетофоруме Михаил Александрович предположил, что Макгрегор отождествил Питера с Септимусом, так что Септимус - это Питер в возрасте, попавший на фронт вместо Индии и искалеченный войной. Мне, пожалуй, такая трактовка не очень нравится, что-то в этом отождествлении, слиянии двух героев в одно лицо мне кажется обидным и для Септимуса, и для Питера. Пусть уж лучше каждый будет сам по себе. А вообще, если уж надо как-то объяснить последний дуэт Клариссы и Септимуса - то я бы предположила, что Макгрегор, может быть, вдохновлялся здесь "Часами" Майкла Каннингема и сценой, где современная, нью-йоркская Кларисса становится свидетельницей самоубийства Ричарда (современного Септимуса в некотором роде, хотя и далеко не во всем). Лично для меня такое объяснение имеет больше смысла, чем соединение Септимуса и Питера в один образ.
Раздобыла еще одну иллюстрацию: дуэт Септимуса и Эванса. Фотография из премьерного блока Woolf Works, и Эванса тогда танцевал не Калвин Ричардсон, как в трансляции, а Тристан Дайер.