Если я все правильно подсчитала, то последний балет Константина Das Lied von der Erde был показан в Королевском датском театре десять раз: весной и осенью 1988 года. Всего десять раз, это как-то совсем грустно. Вот и гадай, с чем это было связано: был ли плох сам балет, или просто не было возможности увеличить количество спектаклей. Опять же и о финансовой стороне вопроса надо было думать: может, сам по себе балет был и хорош, но все равно на него так или иначе пришло бы меньше народу, чем на классическую классегу. А КДБ, по-моему, тогда из финансовых проблем не вылезал (да и сейчас у него все в этой области не слава богу), нужно было не только об искусстве думать, но и о том, как концы с концами свести.
Когда в ноябре была в Копенгагене, то в одном книжном нашла здоровенный том - нет, томище - плодовитого Эрика Ашенгрина: подробный обзор репертуара Королевского датского балета с сороковых до девяностых годов. Нечего было и думать о том, чтобы покупать эту книжищу и везти ее домой, она бы у меня в чемодан не влезла, даже если бы ничего кроме нее больше не было. Поэтому я, воровато оглядываясь, попросту перефотографировала два абзаца, посвященных Das Lied von der Erde. Ашенгрин, в сущности, повторяет собственную рецензию на этот балет, опубликованную в одном из номеров Dance Magazine. По его словам, основной темой "Песни о земле" Константина была "жизнь как путешествие со смертью". Как и в рецензии в Dance Magazine Ашенгрин называет этот балет "неровным". Художник Jean Voigt (черт знает, как правильно передать его имя), автор декораций и костюмов, создал "декадентскую, болезненную вселенную" и нарядил Сореллу Энглунд в длинное серое платье с капюшоном. Энглунд в этом балете была материнской фигурой и олицетворением смерти, она "отмечала юношу своим поцелуем в первой песне", чтобы "заполучить его в последней песне" (Das Lied von der Erde - это цикл песен, ну, так, на всякий случай напоминаю). Ашенгрин отмечает здесь явные параллели с "Юношей и смертью" Кокто-Пети.
Николай Хюббе танцевал "с юношеским отчаянием" партию молодого человека, тянущегося к жизни, которая ускользает от него. Он не может сблизиться ни с лиричной, очаровательной Сильей Шандорф, ни с утонченной и жизнерадостной Хайди Рём: обе уходят прочь с другими партнерами. И тогда он сходится с молодым человеком - по-видимому, удачно, - но в этот миг смерть настигает его.
Гомосексуальная проблематика соединялась с темой смерти в этом "мрачном" балете, посвященном памяти Эрика Бруна. Однако, как загадочно пишет Ашенгрин, балет так и не поднялся до уровня Бруна, несмотря на превосходную работу Николая Хюббе. Вот тут я не совсем понимаю, что Ашенгрин имеет в виду: балет не достиг уровня Эрика в плане исполнительском или хореографическом? Если в плане исполнительском - то, право, а что же вы хотели, сударь, такие исполнители, как Эрик, - это же штучная работа. А если в плане хореографическом - то как-то совсем странно: Эрик все-таки особыми хореографическими талантами не обладал, и ставить его в пример Константину - хореографу в первую очередь, и отнюдь небесталанному хореографу, - это несколько странно. В общем, не поняла, что хотел сказать Ашенгрин, да и ладно. Все равно спасибо, что хоть что-то написал. Хотя я хочу еще. И вообще хочу хоть чего-нибудь про Константина, я соскучилась.