В "Отстреле экзотических птиц" много цитируют Бродского - в основном, конечно, "от автора", но иногда и сами персонажи вдруг допускают цитаты в свою речь: Константин, например, дважды напрямую цитирует эссе Бродского "На стороне Кавафиса" и вставляет время от времени в свою речь косвенные, измененные цитаты из стихов. Все это, конечно, в первую очередь указывает на то, что "аффтар очень любил Бродского" - и в общем, это верно, хотя такие вольности противу реализма могут показаться слишком уж вольными. Но аффтар не только любил Бродского, аффтар еще и был заворожен - и теперь заворожен - крохотной вероятностью: что Эрик (но не Константин, это было бы чересчур) действительно мог быть знаком с Бродским - через Барышникова, с которым дружил. Никаких доказательств, конечно, нет, и сама вероятность невероятно мала, и все знакомство, даже если б оно и вправду "имело место", наверно, состояло бы в нескольких фразах и не получило никакого развития и продолжения. Но вот эта возможность пересечения Бруна и Бродского в одном пространстве чем-то меня очаровывает. И еще мне очень нравится протягивать ниточку от Бродского к Константину - без намека на какое-то личное знакомство, но с намеком на знакомство с текстами, по крайней мере, с одним вполне определенным текстом On Cavafy's Side, опубликованным в 1977 году и посвященным тезке и компатриоту Константина. Конечно, все это литературные условности и допущения, почти заходящие за грань хорошего вкуса (с какой стати Константину читать The New York Review of Books, где и было напечатано это эссе? с какой стати ему вообще много читать и читать Бродского?), но мне кажется, они вполне укладываются в общую довольно-таки фантастическую реальность моего текста. Хотя я допускаю, что они, эти допущения, вполне могут раздражать своей почти стопроцентной невероятностью. Но один процент вероятности все-таки существует, и мне он по-своему мил.