Вчера ко мне наконец-то пришла книга Саймона Робинсона "A Year with Rudolf Nureyev". Шла она ни много ни мало - два месяца и шесть дней. Причем не из Австралии и даже не из Америки, а всего-навсего из Англии. Продавец ужасно обрадовался, когда я ему написала, что книгу получила, все в порядке. А уж я-то как обрадовалась! Вцепилась в нее и проглотила за один вечер, оторваться не могла. Не рассчитывала на многое, думала - ну так, будут это умеренно сплетнические воспоминания в стиле "великий Нуриев и я". И ошиблась, и приятно ошиблась, Робинсон оказался очень умным, спокойным, наблюдательным и сдержанным человеком (между прочим, до встречи с Нуриевым он довольно долго работал в школе для трудных девочек-подростков - или, скажем так, для девочек, оказавшихся в трудных обстоятельствах, переживших насилие, сбежавших из дома, - и после такой психологической подготовки ему явно было легче ужиться с Нуриевым, чем человеку, вовсе не имевшему опыта общения с трудными детьми - потому что кое-что от трудного ребенка было в Нуриеве и в последние годы жизни). Он рассказывает о Нуриеве без восторженного придыхания, он все-таки видит в нем в первую очередь человека, а не звезду - и человека уставшего, постепенно сдающегося болезни, но все равно достойного восхищения. Но у Робинсона это спокойное, тоже очень человечное восхищение. Кажется, это Тургенев писал о Гоголе: "Какое ты умное, и странное, и больное существо!". Вот нечто подобное мог, кажется, повторить и Робинсон, глядя на Нуриева.
И кое-что меня в книге очень развеселило. Сначала я залезла в указатель имен - и увидела, что там Леонид Мясин, Леля Массин, обозван Леонардом. Тут я захохотала и сказала, что да, в Леле было что-то чертовское, а то и дьявольское, а значит - быть ему мастером Леонардом, не отвертится. Ну и не стала цепляться, подумала, что Робинсон все-таки был человек далекий от балета, ну, перепутал имена. Когда же дошла до упоминания Мясина в тексте, то выяснила, что нет, оклеветала я Робинсона, он ничего не перепутал, в тексте Мясин у него - Леонид. Но он тут же написал, что острова Ли Галли (прежде принадлежавшие Мясину, а потом выкупленные Нуриевым) подарил Мясину сам Дягилев. Тут я захохотала в два раза громче, чем в первый раз, и подумала, что и сам Дягилев, наверно, повеселился бы, узнав, что его считают способным дарить мальчикам не только кольца с сапфирами, а еще и целые острова. Но не всем, а только умницам, таким, как Леля. А какому-нибудь Патрику Долину, лентяю и неслуху, не видать острова в подарок, пусть даже и не надеется!