И на ночь глядя накрыло дикой тоской по Венеции: прям скрючивайся и вой, как от боли. Такого у меня не было ни с одним городом, да что там - у меня даже с людьми такого не было. Я хочу туда сейчас же, к этой тишине, к чайкам, к мостикам и узким улочкам, к фонарям розового стекла, к высокой воде, к вапоретто, к облезлым, осыпающимся дворцам, к Дягилеву, в конце концов. И мне туда никак не попасть. Растравляю себя, пересматриваю фотографии, ну и Бродского перечитываю заодно.
Шлюпки, моторные лодки, баркасы, барки,
как непарная обувь с ноги Творца,
ревностно топчут шпили, пилястры, арки,
выраженье лица.
Все помножено на два, кроме судьбы и кроме
самоей Н2О. Но, как всякое в мире "за",
в меньшинстве оставляет ее и кровли
праздная бирюза.
Так выходят из вод, ошеломляя гладью
кожи бугристой берег, с цветком в руке,
забывая про платье, предоставляя платью
всплескивать вдалеке.
Так обдают вас брызгами. Те, кто бессмертен, пахнут
водорослями, отличаясь от вообще людей,
голубей отрывая от сумасшедших шахмат
на торцах площадей.
Я пишу эти строки, сидя на белом стуле
под открытым небом, зимой, в одном
пиджаке, поддав, раздвигая скулы
фразами на родном.
Стынет кофе. Плещет лагуна, сотней
мелких бликов тусклый зрачок казня
за стремленье запомнить пейзаж, способный
обойтись без меня.
Несколько больших венецианских фотографий - кладбищенских и некладбищенских