А я продолжаю по ночам читать Мейнерца. Нашла еще датско-английский словарь, местами он помогает гораздо лучше датско-русского. Но не всегда, так что приходится комбинировать. И все-таки худо-бедно, но дело движется. Вот сегодня хочу написать немного о Константине Патсаласе, последнем - или по крайней мере, последнем "долгосрочном" - партнере Эрика. Признаться, мне был интересен этот человек, и я надеялась, что найду у Мейнерца более-менее подробную информацию о нем и о его отношениях с Эриком. Но мои надежды не совсем оправдались.
Довольно странное ощущение: может быть, меня подводит перевод, может быть, я не улавливаю авторскую интонацию или интерпретирую ее неправильно, но мне кажется, что Мейнерц относится к Патсаласу с почти нескрываемой неприязнью. Он уделяет Патсаласу очень мало внимания (буквально две страницы - и еще несколько абзацев в самом конце), хотя казалось бы, этот человек играл довольно существенную роль в жизни Эрика, и можно было бы написать об этом подробнее. Но Мейнерц пишет о нем скороговоркой, не очень-то внятно: познакомились на Ибице в начале 70х годов, съехались и жили вместе, когда Эрик купил дом в Торонто (я встречала информацию о том, что это был дом Патсаласа, но Мейнерц утверждает, что все-таки это жилье принадлежало Эрику), отношения были очень нервными и неровными, а уж когда Эрик стал художественным руководителем Национального балета Канады - то тогда Патсалас и вовсе "зазвездился" и вообразил, что теперь карьера у него в кармане (например, Мейнерц рассказывает, как во время гастролей по стране Патсалас вел себя настолько вызывающе и высокомерно, что Эрик отослал его обратно в Торонто, а всей компании заявил, что у Патсаласа нет и не будет какого-то особого статуса из-за их отношений). Ну, а Эрик его пыл охладил, дом продал, купил себе квартиру, все - любовь прошла, развод, никаких личных связей на работе. Последнее, конечно, дело хорошее, нечего мешать личное и профессиональное, но Мейнерц это так подает, что можно подумать - Патсалас был бесталанным выскочкой, мечтавшим сделать карьеру через постель. Джеймс Нойфельд в своей книге "Passion to Dance" утверждает обратное: по его мнению - и по мнению людей, с которыми он общался и которые в свое время работали с Патсаласом, Константин был очень талантливым, своеобразным хореографом с собственным стилем. Да, у него были свои сильные и свои слабые стороны (например, он не очень хорошо умел работать с большими группами, выстраивать ансамбли), но никак нельзя сказать, будто он был вообще пустым местом. И ставить балеты для Национального канадского он начал еще задолго до того, как Эрик Брун возглавил эту компанию. Другое дело, что при Эрике изменилась сама художественная политика компании, и упор был сделан именно на работы молодых хореографов - в том числе и Константина. Но мне так кажется, Эрик был заинтересован в балетах Патсаласа потому, что был уверен в его таланте, а не потому, что с ним спал.
Да, кстати, что касается "спал" - Люкке Шрам, приятельница Эрика, навестившая его в Торонто (Мейнерц не указывает год, но, судя по всему, это был 1983), уверяет, что Эрик и Константин "вообще уже не были любовниками" в то время. Мейнерц позднее добавляет (рассуждая о том, мог ли Эрик быть болен СПИДом), что у Эрика и Константина десять лет не было сексуальных отношений друг с другом. Откуда он взял эти сведения - понятия не имею. Так же, как и не знаю, можно ли безоговорочно верить Люкке Шрам, потому что - ну, в таких случаях нужно либо стоять со свечкой, либо допускать все, что угодно. Ведь дело вот еще в чем: я не знаю точно, какие отношения были у Эрика и Константина в последние годы жизни Эрика. Я знаю другое - о чем и Мейнерц пишет подробно (со слов Леннарта Пасборга, врача и друга Эрика): во время последней болезни Эрика Константин был все время рядом с ним, до самого конца. И когда Пасборг примчался в Канаду, узнав, что Эрика госпитализировали, то нашел его дома - и Константин был с ним. И уже в больнице Эрик никого не хотел видеть (и не принимал посетителей, только два танцовщика - Джереми Рэнсом и Ким Лайтхарт - проникли к нему почти без разрешения, да еще Рудольф прилетел за три дня до его смерти), кроме Леннарта и Константина. Мне кажется, это о чем-то говорит. И умер Эрик, когда рядом был только Константин. Пасборг вспоминал, что незадолго до конца Константин сменил его, чтобы Пасборг мог пообедать. Когда тот вернулся, все уже было кончено. "Эрик умер всего несколько минут назад. Константин был совершенно раздавлен (потерян?). Жаль, что меня не было рядом. Мне казалось, Константин для этого не годится" - вероятно, для того, чтобы принимать последний вздох Эрика. Как бы то ни было, все случилось именно так, и может быть, была в этом определенная справедливость.
В общем, все это называется: "ничего не хочу знать, они любили друг друга до самого конца, и точка". Но мне кажется, собеседники Мейнерца как будто пытались приуменьшить значение Константина в жизни Эрика, превратить его в просто еще одного дружка, в отставленного любовника, в человека, с которым самому Эрику было некомфортно. Чувствуется какое-то странное предубеждение против Константина - даже не против него самого, а против его места в жизни Эрика. С чем это связано - не знаю, так ли это на самом деле или мне просто показалось, померещилось сквозь датский язык - тоже не знаю. Но это ощущение смутное и не очень приятное. Иррационально жаль Константина, которого вот так сбрасывают со счетов. Спасибо хоть Нойфельду, он воздает ему должное в своей книге и дает понять, что Константин был не просто "мальчиком" и протеже Эрика.
Что еще есть интересного у Мейнерца о Константине? Он цитирует письмо Эрика, отправленное Константину в 1981 году, где Эрик пишет: "...я говорю, я кричу, иногда я чувствую себя идиотом из-за этого, иногда я чувствую, что неправ... А ты всегда молчишь, и я не знаю, сила это или слабость". Он винит Константина в невнимании и в недостаточном уважении, пишет, что тот поддерживает их связь только из-за работы, и признается, что чувствует, будто почти ничего не значит для Константина. Печальное письмо. Но как знать, не написанное ли, как это бывало у Эрика, под влиянием депрессии или просто минутного дурного настроения. Пенелопа Рид Дуб, хорошо знавшая Константина, считала, что "Константин преклонялся перед Эриком", а Эрик то относился к Константину очень заботливо и восхищался им, то становился очень холодным, вот уж действительно - "не тронь меня". Сам Константин признавал, что с Эриком нелегко ужиться из-за этих перепадов настроения. Но сам Эрик в одном письме Рудольфу признавался, что Константин очень терпелив с ним, - и это, пожалуй, была наилучшая тактика, без терпения с Эриком было просто не совладать. Хотя, боюсь, Константину все равно приходилось очень несладко.
А уже после смерти Эрика Константин записал пересказ сна, который Эрик увидел в последние месяцы жизни. Ему тогда очень часто снился балет, и в одном кошмаре он должен был исполнять роль Мирты из "Жизели", потому что не мог ослушаться начальства. Все остальные танцовщики Королевского датского театра уехали в Мальмо на распродажу. Корсаж был слишком узким, Эрику пришлось заколоть его английской булавкой и закутаться в плащ Альбрехта, чтобы скрыть наготу. Он был один на сцене. "Он взглянул вниз, на свои ноги. Они были худые, отвратительные". Он должен был поторопиться, чтобы никто этого не заметил. Он кружился и кружился, и зрители начали смеяться. "Они смеялись, пока он не ушел со сцены, и тогда он проснулся".
Страшный сон, что и говорить. Но все-таки Эрик рассказал о нем именно Константину. Кому как, а для меня это лишнее доказательство того, что отношения между ними были гораздо глубже и сложнее, чем считает Мейнерц.
Ладно, а кто хочет фотографию Эрика и Константина? Я ее опять сама отсканировала, так что открывайте ее на свой страх и риск. Жаль, год не указан, но мне сдается, это вторая половина семидесятых.

Эрик Брун и Константин Патсалас