Три извещения в почтовом ящике, четыре книги в посылках: "Old Friends and New Music" Николая Набокова, "The Queer Afterlife of Vaslav Nijinsky" Кевина Копельсона, "Passion to Dance: The National Ballet of Canada" (этот огромный том мне отправили 31 декабря, и вот пожалуйста - он долетел ко мне за десять дней!) и - ура! - Джули Кавана с ее "Nureyev. The Life". Теперь у меня глаза разбегаются, я жалею, что у меня не четыре головы и не восемь рук, чтобы можно было читать все одновременно. Хватаюсь попеременно то за "Национальный балет Канады", то за Кавану (Набокова и Копельсона оставила на потом), листаю, рассматриваю фотографии - у Каваны они не очень интересные, ну, по крайней мере, фотографии с Эриком: я их уже видела в сети. А вот в "Национальном балете Канады" есть новые - например, интересная фотография Эрика, проводящего мужской класс (это семидесятые годы, но Эрик в отличной форме и прекрасно выглядит), или фотография Константина Патсаласа, на которой видно, что он был замечательно хорош собою. И забавно, что судя по всему, Эрик был при Константине немножко Дягилевым: протежировал Константину, поощрял его хореографические опыты и всячески способствовал его карьере. Ну, так ведь и Патсалас был талантливым, так что такому и покровительствовать не зазорно. Ну и нравятся мне их отношения, чего уж там.
А Кавану я открыла наобум - и тут же попала на письмо Татьяны к Онегину Эрика к Рудику. Ой, чую я, в конце концов я не выдержу и перепишу из Каваны все эриковы письма. Только переводить не буду, уж извините, жаль трогать оригинальный текст, он такой выразительный.
А наткнулась я даже не на одно, а на два письма - правда, они приведены не полностью, а в отрывках, и написаны с разницей в один день: первое - 7 февраля 1962 года, сразу после отъезда Нуриева из Копенгагена в Лондон (где 21 февраля он впервые выступил с Марго Фонтейн в "Жизели"), второе - на следующий день, 8 февраля. Итак, в первом письме Эрик писал: "Now, as it is evening, I feel like I have a big empty hole inside me, which you fill up, when we are together. <...> If you can, and will be able to wait for me, while I must be here, it will make my time here much easier. You are in my heart, on my mind and in every fiber of my body".
А вот и второе письмо:

"My baby Rudik,
I do not know why I call you baby - you are not a "baby" but not old either, still it sounds nice to me and it expresses something of me to you, which is good. <...> I look at the telephone, wanting it to call me to hear your voice and to tell you that <...> to be with you this moment would mean more than anything, than this present world could offer me. <...> You are the secret of my life, a secret that will show itself freely <...> a paradox but so true".

Я не знаю, что тут сказать, так же вообще нельзя, это торжественный вынос мозга под оркестр и похороны мозга по первому разряду. И очень интригуют купюры. Правда, я думаю, Кавана просто стремилась максимально ужать материал, понимая, что иначе ее книга так разрастется, что займет не один толстый том, а два или три. Вот и пришлось резать даже письма Эрика, не говоря уж обо всех остальных цитатах.