Итак, записи от 1908 года - первого "предсезона" в Париже, знаменитой постановки "Бориса Годунова" с Шаляпиным, - до 1911 года. Записи за 12-14 гг приведу попозже, а то сейчас устала перепечатывать. В общем, много интересных замечаний, как мне кажется.
Выдержки из дневников Александра Бенуа, 1908-1911 гг
Париж, 25 апреля/7 мая 1908 года
Первый день в Париже прошел в ужасной суете. <...> Потом пошли мытарства по театру Опера. Нужно было поместить привезенные ящики с костюмами и бутафорией и распределить на завтра работы. Что за пытка! Сколько километров мы проделали по бесконечным коридорам и лестницам. Вверх - вниз. При этом жара и духота. От одного директора к другому (их четыре). Все любезны. Сережа уверяет, что это так только за последние пять дней, а раньше "ковались" ужасные интриги. Сам Сережа держит себя коронованной особой. <...>
27 апреля/10 мая 1908 года
<...> С Сережей что-то сделалось идиотское. Вчера я его видел на бульваре с каким-то поганым типом "педе", и, очевидно, он по уши в этом романе. Ни во что не вникает, не хлопочет, растерянный, нервно-веселый. Целые дни у него уходят на какие-то монденные визиты и фокусы. Лишь припадками занимается "Борисом Годуновым". Я его ненавижу в таком виде. А, к сожалению, во всякой нашей работе наступает такой период, когда Дягилев мерзок и при этом бездарен и ленив. Приходится прямо расплачиваться кровью, чтобы поддержать начатое хорошее дело, а вместо благодарности или хотя бы заботы - самое циничное эксплуататорское грубое отношение и ноль внимания. <...>
28 апреля/11 мая 1908 года
Почему-то в деловом отношении сегодняшний день прошел более отрадно, нежели вчерашний. Коое-что сделано. Но все еще собственными средствами.<...> К сожалению, Сережа дилетантски чает заниматься пустяками, мешает и задерживает. <...> После репетиции и когда все разъехались, приехал забавный кузен Миты Николас де Бернандаки, уютно просидел полтора часа, рассказывая всякий вздор, очень талантливо. После его ухода я учил Сережу уму-разуму. Что-то не видно Маврина. Как мне кажется, у них ссоры. Сереже он надоел, а, с другой стороны, он Маврина ревнует, замечая, что Маврин неравнодушен к женскому полу, слегка ухаживает за артистками и как будто мечтает "оскоромиться". К этому примешивается денежная сторона. У Маврина никогда нет денег. Сережа ему выдает по 5, по 10 франков, и тому иногда просто не на что пообедать. Чудаки! Вчера произошла довольно грубая сцена на этой почве. Сережа обругал Маврина дураком, выгнал вон из комнаты, довел до слез.
1/14 мая 1908 года
Сегодня первый спектакль. Не могу этому поверить, зная, в каком неподготовленном виде мы выходим. Однако теперь поздно отменять. Настроение у меня лично недурное, меня спасает мой фатализм. Будет, что должно быть. Сережа нервно-весел, но физиономия у него совсем осунулась и волосы сильно поседели. Действительно момент страшный.<...> Разумеется, больше всего во всем виноват Сережа, его неряшливость и дилетантизм. Кроме того, он как породистый игрок любит кокетничать с фортуной: "Авось вывезет!" - вот его негласный девиз. И когда вывозит, то он вдвойне блаженствует: ибо приятно, что опасность миновала, и лестно чувствовать на себе покровительство каких-то высших сил. Но на сей раз он может и не проскочить, и это будет очень тяжелым и страшным крахом. Ведет он дело безобразно, самое дело настолько грандиозно и почтенно, что ему вперед прощаешь все промахи и недочеты, но когда вблизи и ежедневно следишь за его работой, то прямо поражаешься, как он до сих пор не вылетел в трубу. Его громадный, его главный талант - находить людей и высасывать из них все соки. Это он делает виртуозно. <...>
2/15 мая 1908 года
Чудо свершилось: вчера "Борис Годунов" был дан весь полностью, прошел великолепно, без особых антрактов, кончился даже раньше, чем предполагали...<...> Разумеется, все это лишний раз доказывает, что Сереже покровительствуют мощные эфоры или скорее, кроме шуток, что у него есть настоящая миссия свыше. Настоящая роль, для выполнения которой все складывается самым фантастическим образом.<...>
3/16 мая 1908 года
<...> Утром у Сережи был генеральный совет. В углу сидела огромная туша - Безобразов. Сережа немытый, небритый, всколоченный (м.б. - "всклокоченный"?) в своем старом красном потертом шлафроке.<...>
Венеция, 15 июля 1908 года
<...> Вечером попал к Сереже. Он был очень рад меня видеть, полон новых проектов, довольно сумасшедших. Но я не рад тому, что он здесь. Это мучительный человек. Ей-богу, из-за беседы с ним у меня возобновилось расстройство... Он лезет со своими рассказами о победах его <над?> всякими дрянными дилетантами. Я не так возмущен его пороком, сколько его отношением к нему, его купанием в нем, его фанатизмом и совершенно неуместной пошлостью. Его рассказ на эту тему так же скучен и противен, как хвастанье какого-нибудь Бартельса. Между тем я не удерживаю его - мне хочется все разузнать. Довольно мне вранья и от меня скрываемого. Да и весь Сережа грандиозен, но по существу пошл и пуст. Его восторг от Венеции портит мне впечатление. Что он во всем этом понимает?<...>
Мантуя, 19 июля 1908 года
<...> Утешен лишь тем, что можно отдохнуть от Сережи. Что за мучитель. Мало того, что он все высасывает из меня, он еще требует, чтобы я ублажал его всеми силами в том, что нужно его <?> послушать.<...>
Париж, 24 апреля 1909 года
Сегодня в 4 часа приехали в Париж.<...> Дела здесь не блестящие. Ничего не готово.<...> Сережа нервен, порывистый, не переставая твердит: "Все это неважно", чем всех пугает и раздражает.<...>
25 апреля 1909 года
У нас все очень плохо клеится. Сережа весь в воевании с интригами. Снова играет министрами и всякими потентантами, и это его заставляет на все смотреть свысока: "мол, все неважно" по сравнению с его делами. Но вследствие этого все не получается, в разладе. Ничего не делается, ничего не налаживается. Мне уже больше не страшно, а просто противно и скучно. Но к самому Сереже у меня все же блестящее чувство изумления. Как его хватает, как он не теряет чувство куража?<...>
27 апреля 1909 года
<...> Самое ужасное, что все идет кисло и зря. Сережа не подтягивается. Он весь ушел в свой роман и ограничивается какими-то монденными визитами и кое-какими контринтригами.<...>
28 апреля 1909 года
<...> Сережа безумен, легкомыслен и гениален в одно время.<...>
6 мая 1909 года
<...> Сережа какой-то вялый, растерянный и, кажется, совсем поглощен своим романом.<...>
20 мая 1909 года
<...> У нас самих вчера все как-то не клеилось. Сережа был мрачен (придя к нему утром, я застал его еще во фраке с вечера и с зажженным всюду электричеством). Быть может, его любовные дела портятся, или же его тревожат финансовые проблемы.<...>
24 мая 1909 года
Дела наши идут скорее нормально. Каждый день - скандал.<...> Сережа весь ушел в свой роман с Нижинским и лишь изредка вспыхивает энергией.<...>
26 мая 1909 года
<...> Хуже всех выглядит Сережа. Вчера между ним и Мавриным - чуть не скандал. <...> Глубокие причины заключаются в том, что Маврин ревнует Сережу к Нижинскому, а Сережу бесят кутежи Маврина, его измены с женщинами. Все это кончится разрывом, если уже не кончилось. Утром Сережа запретил Маврину показываться в театре.<...>
Монте-Карло, 6 марта/19 марта 1911 года
<...> Вчера была репетиция Карсавина и Розай, произошел инцидент с Черепниным из-за темпов. Он взял невозможный темп, огрызнулся несколько раз на Дягилева, когда тот попросил его играть согласно репетеционного темпа, и когда Дягилев повысил тон, Черепнин позорно, как мальчик, уступил. Он, для которого важнее всего авторитет перед оркестром, - это ужасно, и, разумеется, бестактный Нижинский в свою очередь счел нужным со сцены усугубить реприманд.<...> Нижинский не решился отдать своего костюма для "Розы", но сегодня на спектакль он его оденет. Это просто костюм акробата с красными погонами. Но, пожалуй, он менее скандальный, нежели жизельный...<...>
31 марта 1911 года
Вчера с большим успехом состоялась премьера "Павильона Армиды". Еще днем с Фокиным мы позволили себе мечтать о провале как об исправительной мере по отношению к Дягилеву. Каждый такой случай все более подтверждает его дилетантскую систему и его просто грубое отношение к искусству. Поддерживаемый Безобразовым и Гинзбургом, он требует, чтобы сцена была освещена а джорно, и презирает художественную цельность, гармонию и прямо - настроение каждой данной вещи. Раз Вацлав не освещен, Сережа в тревоге.<...>
2/15 апреля 1911 года
Карсавина мила, но какая-то кукла. Нижинский туп и нахален. Сережа все время мрачен, несмотря на успех дела. Черепнин полдня пьян.<...>
6/19 апреля 1911 года
Вчера состоялась премьера "Призрака розы". Два дня Сережа, Аллегри и Мария Степановна обшивали душку Нижинского. И вообще Сережа волновался, точно сам впервые выступает. Спектакль получился удачным.<...>
16/29 апреля 1911 года
<...> Затем репетиция "Нарцисса". Произошел обязательный скандал. Нижинский не узнавал своих тем в оркестровой обработке и путал танцы. Сережа на него, сидя в зрительном зале, наорал. Тогда Вацлав ушел со сцены. Фокин одел цилиндр - ушел совсем вон из театра.<...> Сказать кстати, вчера Сережа - бедняжка - во время скандала расплакался. (Пафка, разумеется, и сочувствует, и критикует такую слабость!)
17/30 апреля 1911 года
<...> День прошел вчера в последней репетиции и в самом спектакле "Нарцисс"... А вечером сошел отлично. Вацлав был просто восхитителен. И очень хорошая, неожиданно хорошая, была Карсавина.<...> Пафка рассказывал о тяжелой драме между Сережей и Нижинским, разыгравшейся по поводов капризов Вацы на репетиции, и резкого окрика Сережи.<...>