Сто лет назад, а точнее - весной, мне в голову пришла идея мемуаров о Хильде Мариендорф. Захотелось написать нечто вроде сборника от лица разных людей, близких и неблизких, от графа Мариендорфа до Алека, от Магдалены Вестфален до Аннерозы Грюневальд, от Марики до секретарши (была же у Хильды какая-нибудь секретарша, почему бы и нет?). Но все было недосуг, да и не очень-то и хотелось, наверно. Какие-то маленькие идейки разошлись по другим текстам, а многое было написано еще раньше. А от общего замысла осталось несколько писем - потому что мне хотелось втиснуть среди мемуарных отрывков остатки переписки между Аннерозой и Хильдой. Их я и написала когда-то, и кое-что в конце концов тоже утащила из них в свой последний текст. Так что письма эти - ни в коем случае не полноценный фик, а только косточки. Постканон, конечно, и вполне ярко выраженный фемслэш. Пусть уж здесь лежат. Ни на что они не претендуют, просто черновики, которым никогда уже не стать беловиками.
Не в обзоры
Сударыня, вы окажете мне величайшую честь, если примете мое приглашение и согласитесь отправиться со мною на прогулку завтра, ровно в семь утра. Я клянусь, что верну вас домой к завтраку, в целости и сохранности. Вы даже не промочите ваши туфельки в утренней росе. Если вы согласны, дайте мне знак: поднесите платок к губам три раза, улыбнитесь и дайте мне белую розу. Или просто пришлите мне записку, как только ваша дуэнья отвернется.
Х.
Я согласна. Я вверяю себя в ваши руки и полагаюсь на ваше благоразумие. Не вздумайте делать глупости, не то я рассержусь, и нам придется вернуться домой гораздо раньше, чем вы рассчитываете.
Будьте осторожны, белые розы очень колючие.
А.
5 год НР
Милая Хильда,
я припоминаю одну старую книгу, в которой герой беседовал с возлюбленной и чертил мелом буквы на карточном столе, а она разгадывала признания. Наверно, вы тоже читали этот роман и намекнули на него, отправив мне это зашифрованное послание. Возможно, я разгадала его неверно. Если позволите, я хотела бы встретиться с вами и поговорить.
Ваша А.
6 год НР. Ответ на несохранившееся письмо императрицы.
Аннероза, о чем вы сейчас думаете?
Не надейтесь, что о вас.
Жестокая. А я думаю только о вас и о том, что будет вечером.
Эти признания не для бумаги, не увлекайтесь, Хильда.
Ерунда. Мне кажется, если мы не сожжем наши письма, через сто лет о нас скажут, что мы обожали друг друга, но никогда не переступали пределов. "Исступленная дружба, обожествление души, и у каждой - по любовнику". Подходящая цитата, не правда ли?
Вы хотите, чтобы так и было?
Я не знаю. Я так мало думаю о своей репутации. В конце концов, кому какое дело, если я любила вас? Сами знаете, женщины могут целоваться при всех, и никто ни слова не скажет.
А если я сейчас напишу прямо: я спала в постели императрицы?
Лучше вот так: я спала с кронпринцессой.
Похоже на скандальные мемуары. Жирным шрифтом на яркой обложке: "Я спала с кронпринцессой".
Тогда уж в двух томах: "Я спала с императрицей" и "Я спала с кронпринцессой". С фотографиями и с факсимиле наших записок, даже вот этой, которую я сейчас пишу. Итак, том первый, Хильда Лоэнграмм: "Я спала с кронпринцессой".
Том второй, Аннероза Грюневальд: "Я спала с императрицей". Добавьте еще свидетельства очевидцев: например, воспоминания горничных.
И Конрада Модера. По-моему, он подозревал нас еще раньше, чем мы сами догадались. Когда я приехала к вам впервые - помните, в восемьдесят девятом году по старому исчислению? Он уже тогда смотрел на меня косо, а я не могла понять, что к чему.
По-моему, вы выдумываете, Хильда.
Нет, честное слово, он ревновал тогда, я уверена. И я думаю, он мог бы написать о нас с вами честнее, чем все остальные. У него чутье, он-то точно знает о нашей связи.
Вас послушать, Хильда, так о нас знают все и каждый.
А вы не думаете, что так оно и есть? Даже сейчас, когда я пишу вам, кто поручится, что мой сосед не заглядывает мне через плечо? Вот сейчас он все прочтет, запомнит и напечатает утром в газете, и ославит нас на всю вселенную.
Как это ужасно.
Еще бы. Я люблю вас.
И я вас тоже.
11 год НР
Я так привыкла оставлять вам записки, что сейчас, когда вас нет рядом, я все равно пишу вам - надеюсь, вы прочтете все разом, как только вернетесь. По видеосвязи не поговоришь откровенно, с годами развивается паранойя и чудится, что кто-нибудь непременно подслушивает. Впрочем, нам нечего скрывать, не так ли? Не знаю, вспомнили ли вы вчера наш второй в жизни разговор: вы были на Одине, я была на Феззане, я сама связалась с вами и сказала, что выхожу замуж за вашего брата. Если б вы тогда возразили, даже не словом, а одним жестом, если б я разглядела неудовольствие в ваших глазах, - я бы отказала ему снова и навсегда. Но вы были рады, и я подумала, что поступаю верно. До сих пор не знаю, не обманула ли я тогда его, вас и саму себя. Я люблю его до сих пор, как любят умерших, но я никогда не вижу его во сне, я не скучаю без него. Я не знаю, любила ли я его тогда, в дни нашей помолвки, на свадьбе и в медовый месяц. Теперь трудно судить, столько лет прошло, все забывается. Я помню, что мне было очень жаль его, вот и все. Довольно странно, что я никогда не жалела вас. Вы вправе обидеться на меня за эту бессердечность.
Вчера на вас была та же голубая шаль, что и десять лет назад. Удивительно, что вы сохранили ее, я никогда не видела, чтоб вы носили ее здесь. Сознайтесь, вы специально оделись так, чтоб пробудить воспоминания? Вы ничего не делаете без умысла.
Я рассказала отцу о том, что вы навестили мамину могилу, и он снова заговорил о возвращении на Один. Я не смею ему возражать, я не могу вмешиваться в его жизнь. И мне так не хватает вас: возможно, вы смогли бы утешить его гораздо лучше, чем я. Если тут вообще возможны какие-то утешения. Он стареет и хочет, чтоб его похоронили рядом с мамой, даже если это значит, что ему придется умереть вдали от меня. Кажется, он ничем не болен, или от меня скрывают его болезни. Грустно быть императрицей: мне непременно доложат об эпидемии свинки в системе Лебедя, но промолчат о здоровье моего отца. Мне следует беспокоиться о всех подданных, а не о ком-то одном. Да, очень дурно, что вас нет рядом, вы могли бы расспросить врачей. За десять лет без войны наша медицина наконец-то сняла погоны и сдала табельное оружие, так что приказы больше не имеют силы, хоть я и числюсь главнокомандующей. Мне шьют мундир, не знаю только, успеют ли к вашему возвращению. Теперь я могу принимать парады.
Лето 13 года НР. Кронпринцесса была на Одине с начала июня до конца августа.
Аннероза, вы спите, и мне не хочется вас будить. Поэтому я напишу вам записку и оставлю ее утром на подушке, надеюсь, вы не проснетесь из-за меня. Время бежит так быстро, странно думать, что мы провели рядом уже пятнадцать лет. Еще три года, и я смогу оставить свою должность. Поразительно, что я не могу думать о своих обязанностях иначе: власть для меня - всего лишь государственная служба. Правда, я всегда старалась служить как можно лучше. Надеюсь, мне это удалось. Надеюсь, мой сын не разрушит то, что я сделала. Впрочем, вы знаете не хуже меня, как он рассудителен, мы можем на него положиться.
Знаете ли вы, что вы все так же хороши, как в тот вечер, когда мы с вами встретились в первый раз? У меня не хватит духу сказать об этом вслух, но сейчас, когда вы спите на подушке с орхидеями, вышитыми вашей рукой, - мне кажется, будто все, что случилось, было только сном. Ваша поддержка и ваша близость, ваши советы, ваша доброта, ваша нежность, ваша сила - помогали мне жить все эти годы. Что бы ни произошло теперь, я не расстанусь с вами. Пожалуйста, не думайте, что я не отпущу вас, если вы захотите уехать, я имею в виду совсем другое. Звучит напыщенно (вы не заставите меня повторить эти слова), но моя душа всегда будет с вами, в ваших ладонях. Покойной ночи. Сейчас я погашу лампу.
18 год НР
Милая Хильда,
меня не пускают к вам, потому что вы еще спите. Не беспокойтесь, как только вы проснетесь, я попрошу разрешения и приду к вам, а прежде вам принесут мою записку. Мне кажется, в этой больнице ничего не изменилось за двадцать лет, даже стены выкрашены той же краской, и я беседовала с медсестрой, которая помнит вас: она дежурила, когда вас привезли после покушения. Тогда мне позволили остаться с вами, но в каждом отделении - свои порядки, приходится им подчиняться. И вам нужно выспаться и ни о чем не тревожиться. Я буду ждать столько, сколько понадобится.
Глупо говорить об этом теперь, но у меня было дурное предчувствие, когда вы уезжали. С этой лошадью не справился бы и мужчина, а вы такая хрупкая. Если бы это было в моей власти, я запретила бы вам вовсе ездить верхом. Но едва ли бы вы послушались.
Я жду вас.
Ваша А.
23 год НР
Милая Хильда,
мы уже не так молоды, чтобы ссориться.
Ваша А.
Аннероза, вы знаете сами, как я люблю вас.
25 год НР
Сто лет назад, а точнее - весной, мне в голову пришла идея мемуаров о Хильде Мариендорф. Захотелось написать нечто вроде сборника от лица разных людей, близких и неблизких, от графа Мариендорфа до Алека, от Магдалены Вестфален до Аннерозы Грюневальд, от Марики до секретарши (была же у Хильды какая-нибудь секретарша, почему бы и нет?). Но все было недосуг, да и не очень-то и хотелось, наверно. Какие-то маленькие идейки разошлись по другим текстам, а многое было написано еще раньше. А от общего замысла осталось несколько писем - потому что мне хотелось втиснуть среди мемуарных отрывков остатки переписки между Аннерозой и Хильдой. Их я и написала когда-то, и кое-что в конце концов тоже утащила из них в свой последний текст. Так что письма эти - ни в коем случае не полноценный фик, а только косточки. Постканон, конечно, и вполне ярко выраженный фемслэш. Пусть уж здесь лежат. Ни на что они не претендуют, просто черновики, которым никогда уже не стать беловиками.
Не в обзоры
Не в обзоры