Всякие рассуждения о "Донском"Почему-то в ЖЖ у меня толком не получается говорить даже о серьезных текстах типа "Донского" - вернее, они сразу как-то мельчают, и хочется шаркать ножкой и извиняться: вот, дескать, я опять об этом, ну вы не читайте, вы проматывайте, простите, что забиваю френдленту. В дайри я в этом отношении чувствую себя раскрепощеннее - хотя не могу избавиться от мысли, что занимаюсь чем-то вроде публичной мастурбации, доставляю наслаждение себе самой, а не тем, кто этот блог читает.
В первой главке "Донского" появляются и пропадают тут же (и навсегда) две парочки: "мальчики" и "девочки", некий М.А. и Лео (существа с дикими кличками) и безымянные студенточки. Откровенно говоря, они ни для чего не нужны, так, мелькают в тексте только для красоты и "создания толпы". Но я их вспомнила больше из нежности и участия, потому что пришли они в "Донское" из другого моего текста, которому суждено остаться неоконченным. Я с ним возилась несколько лет, но все время на что-то отвлекалась, так что он существует в разнородных обрывках, разбросанных по компьютерному файлу и по записным книжкам. Если б я заставила себя работать над ним до упора, возможно, я бы его и закончила. Но сейчас я думаю - к лучшему, что он был заброшен, он все-таки был несовершенен и даже еще более бессюжетен, чем "Донское". Состоял он в основном из бесед и воспоминаний некоего М.А. (которого и называли по инициалам - "эм а", как "эма"), его друга Лео, и девицы по кличке Кики, авторского двойника, вечно несчастно влюбленной в других девиц (одна из ее любовей и прогуливается с ней по Донскому кладбищу). Там было очень много автобиографического, почти дневникового, и отрывки каких-то путевых записок, и фантастические сцены в музее изобразительных искусств, так что кое-чего мне даже жаль. Но когда я в прошлом году (кажется, в ноябре) села писать "Донское", я чувствовала, что к тому тексту не вернусь. И наверно, мне просто не хотелось отпускать своих героев вот так, и я ввела их на кладбище из сентиментальности, отдала им "прощальный поклон".
А Флавиев, с которого я начала писать "Донское" всерьез (до этого у меня валялся с лета только спонтанно написанное начало первой главы, ставшее в конце концов началом всего текста), явился ко мне и вовсе странно: где-то в сети я увидела отзыв о каком-то спектакле "из жизни ВФР", где Робеспьера играл некий молодой человек в синем пальто. Из этого синего пальто и вышел Флавиев. Самой забавно об этом вспоминать.
Лию притянула за собой Рахиль, Слава Рощин втерся в текст и вовсе без предупреждения (я и не думала, что он станет кем-то большим, чем просто антагонистом и спорщиком при главном герое), ну, Юля Юрьевна - это нечто очень личное (но не без прототипа). А тетка главного героя изначально была его мамой, но мне это не нравилось, чувствовалась в этом какая-то поразительная фальшь и неправдоподобность. Но когда я ее сделала теткой, все стало на свои места. Черт, так странно, стала вспоминать, как все было, и такая ностальгия охватила, что хоть продолжение пиши.) Жаль с ними расставаться, я чувствую к ним огромную нежность. Ну еще бы - чай, свои создания, не чужие.