Насмотревшись клипа "Kaiser und Tod", захотела припасть к истокам, достала все записи "Элизабет" и стала пересматривать и сравнивать. Черт возьми, все-таки нельзя быть на свете таким красивым Крегером. И не только красивым - а голосистым и потрясающим актером. После него все остальные Смерти кажутся "тех же щей да пожиже влей", особенно те, что вольно или невольно Крегера копируют. Как хорош, как двигается, ахх, как играет, ну восторг-восторг, и все тут. Как славно, что в свое время (то бишь в 1992 году) сделали хорошую видеозапись репетиции в Вене. И как обидно, что в Эссене в 2001 ничего подобного не сделали, и приходится удовольствоваться бутлегами разной степени паршивости. Впрочем, паршивость паршивостью, но это мне нисколько не мешает получать адское удовольствие от происходящего. В конце концов, все видно и все слышно, чего еще надо-то?
И эссенскую версию я все-таки предпочитаю венской - даже той, первой, с Крегером. Пусть там Крегер "такой молодой", андрогинный-сексуальный, ледяной ангел смерти, пусть у него там больше эротизма в роли (и гомоэротизма тоже, и я не буду, не буду повторять сплетни о том, что как раз во время оно у него был краткий роман с исполнителем роли Рудольфа - Энди Бибером), пусть все пышнее и богаче, но... но музыкальнее мне ближе эссенская версия. И постановка в Эссене мне тоже нравится гораздо больше. Там здорово изменили акценты, сделали Элизабет не такой истеричной (вот не люблю я в венской версии эти рыдания в "Ich gehoer nur mir"), сильной, обаятельной... в общем-то, углубили образ - по сравнению с венской Элизабет. Ввели несколько новых номеров, и, на мой взгляд, вполне логично передвинули сцену в сумасшедшем доме ("Nichts, nichts, gar nichts"), поставив ее после расставания с Францем-Иосифом (в венской постановке она почему-то шла "до" борделя и "французской болезни"). Надо признаться, что меня страшно трогает этот номер, особенно когда в конце сумасшедшие окружают Элизабет и обнимают ее, а безумная девушка, называвшая себя - Элизабет, прижимается к ее ногам. Чудная, пронзительная сцена. И вообще в постановке нет этой венской пестроты, нет довольно глупых "осовремениваний", вроде машинок-аттракционов в номере "Венские кафе" или ужасного борделя с розовым светом и амстердамскими шлюхами. Вот в эссенской версии бордель вполне "великосветский", и мадам Вольф в черном платье - хороша до умопомрачения. Там и впрямь не зазорно выбрать девушку для кайзера.
В венской версии гомоэротизм довольно броский, в эссенской - более завуалированный и тонкий. Проще говоря: в номере "Mayerling Waltz" в Вене поцелуй дольше, но при этом Смерть - в платье (сразу хочется смеяться, хотя Крегер в платье очень и очень недурен); зато в Эссене платьев и в помине нет, Смерть в своем обычном черном одеянии, но поцелуй, увы, короче. А в "Die Schatten" в Эссене, на мой взгляд, мизансцена тоже интереснее: пусть там Смерть, в отличие от Вены, и не валяет Рудольфа по кровати (сделанной из кареты), но зато - так ловко лазает по покосившимся колоннам, и так очаровательно утешает Рудольфа и прижимает к своей груди (и поцеловать пытается, без дураков), что сердце радуется. И - вот черт знает, пусть я буду трижды неправа, но видала я других актеров, играющих Смерть, и в венских постановках, и в эссенских, и вот что я вам скажу - никто, кроме Крегера, не зажигал так в этих номерах с Рудольфом.
А еще... ах да, еще я ткнула в концерт, посвященный десятилетию "Элизабет" (боже мой, а ведь в следующем году уже будет двадцать лет этому мюзиклу, как время-то летит), посмотрела, как пели там "Die Schatten" Крегер, Бибер, Тиден (Рудольф из эссенской постановки) и такой Феликс Мартин (тоже Смерть, только не помню, откуда, из Вены, наверно), и подивилась опять: ведь Крегер и на концерте не просто поет, он продолжает играть, он не выходит из роли - и партнеров-Рудольфов к тому же склоняет; первый куплет поет с Бибером - и глядит на него, а не в зал, второй куплет поют Мартин с Тиденом - и совсем не то, каждый пялится в зал, на партнера - ноль внимания; а в третьем куплете снова вступает Крегер, подходит к Тидену и по его волосам рукой проводит. Ну нельзя же так, а?