Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

А  Сын Дракона пополнил мою коллекцию фемслэшного логговского арта, нарисовав очаровательных Хильду и Аннерозу. Вот здесь можно и нужно на них полюбоваться. Они прелестны. А художнику - огромное спасибо и цветы.

@темы: LOGH, Хильда М.

---

А вот я и вернулась с ЛоГГкона. Оргам и волонтерам - море благодарностей за все, они были великолепны. И кон тоже удался, я считаю. И я увидела все, что хотела, даже на танцы поглазела. Хотя... все-таки жаль, что это был имперский бал, а не изерлонская дискотека. Тогда бы и я поплясала, наверно. Но - может быть, в следующий раз будет и дискотека?
 Erna_Y, без вас кон не был бы и вполовину так прекрасен. Я ужасно рада, что мы встретились, мне было так приятно беседовать с вами. Надеюсь, когда-нибудь нам удастся повторить этот опыт. По крайней мере, я бы очень этого хотела.
Мне очень, очень понравился доклад  Аттик Флавий о творчестве Танаки и Ефремова. Надеюсь, текст потом выложат в открытый доступ. И еще я благодарна  Беатрикс за рассказ о релизах ЛоГГ, это было познавательно и интересно.
Мои фики неожиданно прорекламировали на круглом столе, и я считаю, это было очень мило.)
Ну, всем чмоки в этом чате.

@темы: LOGH

---

Пишу краткий пересказ романа Аннемари "Друзья Бернгарда". Юноша Герт влюбляется в художника Леона, ни разу не увидав его вживую, только на фотографии; потом знакомится с ним, приезжает к нему жить, ревнует его, ссорится с ним и мирится; затем они уезжают путешествовать, в Италии склероз! не в Италии, а в Швейцарии! встречают сестру Леона Кристину, какое-то время пытаются жить втроем, но в конце концов Герт не выдерживает, бросает все и уезжает в Париж, к своему юному другу Бернгарду, которого он когда-то очень любил, охотно рисовал и целовал в губы (я не вру, в романе все так и было, про поцелуй - открытым текстом). Вот, собственно, и конец. И это только одна из линий романа.
Впрочем, ладно, я все смягчу и упрощу, и в дипломе оставлю две строчки общего характера, упомяну о том, что в истории Леона и Герта зашифрована история отношений Эрики Манн и самой Аннемари - и на этом все, и ни слова больше.
Но мне опять хочется перевести этот роман. Он просто прелестный.

@темы: антисоветский роман, Аннемари Шварценбах

---

Предсказание сбылось: полит-фест оказался замечательным источником лулзов. Что же касается текстов - ну, извините, авторы, читать можно было только текст-победитель. Правда, политики там было днем с огнем не найти, но хотя бы не приходилось спотыкаться на всяких "двухметровых на взгляд фигурах" и прочих "ля-фа".
А сейчас - берегитесь - сейчас я скажу прописную истину. Кто не спрятался, я не виновата.
Так вот, можно, конечно, обидеться и сказать, что это я противник серьезного джена и злой человек. Но когда я вижу в пятидесятый раз жалобу "А вот у нас в фэндоме серьезный джен никому не нужен, бу-бу-бу", я делаю глубокий вдох. А потом очень хочу взять жалобщика за пуговицу и мягко сказать: "Ты не прав, дорогой, фэндому нужен и серьезный джен, и слэш, и гет, и фемслэш. Фэндому нужны хорошие тексты. И твоя проблема, скорее всего, не в том, что ты пишешь серьезный джен, а в том, что ты пишешь плохие тексты. Подумай об этом".

@темы: LOGH

---

Сегодня любознательный некто уточнил запрос и стал искать у меня в дневнике "мемуары Хильды Мариендорф". Я в восторге, но что же, теперь мне придется их сочинять? Впрочем, гораздо интереснее было бы написать мемуары о Хильде Мариендорф, изданные и неизданные, от лица ее современников, родственников, друзей. Например, воспоминания графа Мариендорфа о ее детстве и юности (кстати, я заметила, что с моей легкой руки выражение "папа Мариендорф" пошло в народ и прижилось), воспоминания баронессы фон Вестфален - но не для публикации, по крайней мере, пока (хотя у меня уже был фик с цитатами из этих мемуаров), воспоминания Александра-Зигфрида о своей матери (поскольку сочинять он их будет уже в зрелом возрасте, то всю слащавость выметет оттуда поганой метлой), воспоминания Марики, воспоминания других придворных (что-нибудь в духе мемуаров мадам Кампан), воспоминания "с той стороны" - допустим, главка в мемуарах Фредерики о встречах с императрицей. Было бы любопытно рассмотреть этот образ - девочки, девушки, женщины, дочери, матери, секретаря, политика, императрицы, подруги - со всех сторон. И любопытен еще был бы эффект приближения и удаления: как трансформировался образ Хильды, взгляд на ее жизнь и - куда же от этого уйти? - на ее отношения с Райнхардом - в мемуарах людей из близкого круга и в мемуарах наблюдателей издали.
В общем, могло бы выйти интересно, но самой мне сейчас сочинять некогда (да и не знаю, есть ли желание), а дарить идею все-таки жалко. Приберу ее и буду над ней чахнуть, как над златом. Ах да, забыла сказать: а вот Аннероза не оставила бы воспоминаний о Хильде (и ни о ком другом). А оставила бы только стопку коротеньких, в несколько строк, записочек - полученных от Хильды и адресованных ей в ответ, - вроде бы совершенно невинных, но по сути своей - любовных. Но уж их бы точно отправили в архив лет на сто-двести.

@темы: LOGH, Хильда М.

---

Пора собраться с духом и написать что-нибудь к диплому об Аннемари. Главное - не обозвать ее Аннерозой, потому что Аннероза притянет за собою Хильду, а в жизни Аннемари, кажется, не было ни одной Хильды: по крайней мере, в интересующий меня период. Проканает ли под Хильду Эрика Манн? Нет, едва ли, если уж на то пошло, сама Аннемари - das Schweizerkind, verödeter Engel - могла бы напомнить о Хильде, но... все-таки нет. У нее совсем другое лицо, печальное и опустошенное. Ах, я вообще-то хотела сделать пост с логговскими картинками, а теперь передумаю - и выложу одну из моих любимых фотографий Аннемари.



И еще пара слов о Аннемари - из книги Карсон Маккаллерс "Illumination and Night Glare". Надо бы привести цитату по-английски, но мне больше нравится немецкий перевод: "Sie hatte ein Gesicht, von dem ich wusste, dass es mich bis an mein Lebensende verfolgen würde. Sie war schön, blond, mit kurz geschnittenen Haaren. Auf ihrem Gesicht lag ein Ausdruck des Leidens, den ich nicht zu definieren wüsste. Ihr Körper war so strahlend schön, dass ich an Myschkins Begegnung mit N. Filippowna in "Der Idiot" denken musste", wo dieser "Schrecken, Mitleid und Liebe" empfindet..."

запись создана: 03.04.2012 в 13:14

@темы: антисоветский роман, Аннемари Шварценбах

---

68. Титанийский фикатон закончился - и на мой взгляд, был он вполне успешным: пусть фиков было всего пять, но все, без исключения, оказались хороши. Я даже собственным текстом довольна: кладу в карман полноценный фемслэш по "Титании", без натяжек и кроссоверов. Хотя пара Теодора/Хильда все еще будоражит воображение, но что с ней сделать - не знаю. И в этом тексте нет ни следа Хильды, ни волоска, ни запаха - а заправляют всем Франсия и Теодора. Опиралась я на мангу и на романы - но что ж поделать, если в аниме Теодоры вообще нет, а Франсия скучная? Можно, конечно, вломить аниматорам, как всегда, но это не выход. Ладно. Назвала я фик с вывертом - "Ложа 'Анандрин'".

"Титания", R, Франсия/Теодора

И ничего бы не случилось, если б Франсия не была фетишисткой. Причудливые черточки передавались из поколения в поколение: не нашлось бы, наверно, ни одного человека с кровью Титания в жилах - но без маленькой стыдной тайны, без позорной страсти, схороненной на груди. Невинные сексуальные девиации распространялись, как фамильная болезнь: одни пылали любовью к статуям, другие вели грязные разговорчики, третьи предпочитали порку. А Франсия, утратившая фамилию Титания, собирала черные чулки - и надевала каждую пару один раз, чтоб пропитать запахом тела, приправляла свое извращение нарциссическими нотками. Возбуждение чаще настигало ее перед прилавками бельевых магазинов, чем в чужих объятиях.
А в середине сентября ее настигла еще и Теодора, прекрасная графиня. Так сталкивались на карнавале и интриговали: маска, я тебя знаю, потанцуй со мной и подари мне розу с груди. Только лица не были прикрыты в магазине, и Франсия, зашуршав пакетами, узнала ее: по родинке под капризными губами, по жесткому взгляду и томной улыбке. В неофициальной обстановке не действовал обычный этикет: разрешалось не приседать в реверансе и не здороваться, если не хочется. Ослепшая Франсия прошла бы мимо - но пласты сместились, свет ударил в глаза, и выхоленная рука с алыми ногтями прикоснулась к ее локтю. И Теодора сказала мило:
- Ты меня не узнала, а я тебя помню. Постой. Ты куда-то спешишь?
Франсия никуда не спешила.
Если б ей предсказали утром, на картах или на кофейной гуще, что днем она будет беседовать запросто с надменной Теодорой - о, она бы расхохоталась, смахнула карты и вымыла чашку дочиста. Существовали еще на свете невозможные вещи, непроницаемые слои. И зачем ей сдалась Теодора: уж Франсия-то точно не могла помочь ей в наследственных делах и замолвить за нее словечко. И зачем она сдалась Теодоре: такое очарование разумнее было истратить на кого-нибудь полезного. Но они заговорили, как подруги, сымитировали интимную женскую болтовню: одна начала, другая подхватила, не желая уступать. Как внезапно пересеклись их дороги - нет, не только Франсия, они обе не подозревали час назад, как близки друг к другу, они до последнего не чуяли, что встретятся. И все равно, теперь-то они сошлись: дело будет; теперь-то никто не мог предотвратить несчастье. Ах, если бы знать заранее, вздыхали жертвы, ах, если б их предупредили накануне, где и когда их ждет смерть, - они бы никогда не пошли к ней в гости.
- У тебя красивые чулки, моя дорогая Франсия.
- Как приятно, что ты помнишь мое имя.
Первым условием были чулки, вторым - ответное "ты": "вы" не привело бы их в гостиницу, в паршивую комнату из тех, что сдают по часам, днем и ночью, господам и дамам без багажа. О сексе не было и речи, о сексе не было и мысли, Теодора всего-навсего хотела рассмотреть покупки. И так точно она объяснила, зачем непременно брать гостиничный номер средь бела дня: ах, дорогая, неприлично раскладывать чулки на столике в кофейне, сдвигая в сторону пирожные и чашки, что о нас подумают официантки? А что о них подумал портье, когда Теодора расплатилась и подхватила ключ, увлекла Франсию по лестнице на четвертый этаж?
Все произошло слишком быстро. Франсия не успела опомниться, как очутилась внутри, в номере сорок четыре, с одной кроватью, платяным шкафом, зеркалом и столом. Обточенные жучком стулья лепились к стене. Дверь захлопнулась, загудел кондиционер, они с Теодорой остались наедине. И Теодора взяла пакеты из ее рук и положила на кровать, на мышиное покрывало; в книгах и в фильмах затем сближались губы, и звучал поцелуй. Но Франсия не любила читать и редко ходила в кино, Франсия пропустила удобный момент, даже не заметив его, и спросила:
- Так ты будешь смотреть то, что я купила?
- Конечно, буду, - ответила Теодора, - показывай. И лучше примерь, так ничего не поймешь. Может быть, они тебе велики.
- Ну, это вряд ли, я свой размер знаю. Хорошо-хорошо, я примерю.
- Хочешь, я тебе помогу?
- Что ж, помоги.
Франсия помогала раздеваться другим, аккуратно складывала брюки, убирала одежду в шкаф, расстегивала и застегивала пуговицы, смахивала пылинки. Ей дали репутацию и ремесло: случись что-нибудь непоправимое, она могла бы горничною стать, ухаживать за богатой и капризной женщиной - такой, как Теодора. Уж кто-кто, а Франсия бы не пропала: на службе удерживались только расторопные и проворные, растяпы и белоручки ловили удачу в других заведеньях. А ей повезло родиться с умными руками и умной головой - и красивое личико шло в придачу к прочим достоинствам, бесплатным приложением. Случись что-нибудь - она бы не пропала, она бы выплыла из любого водоворота. В конце концов, она тоже была Титания.
В первую встречу Теодора смотрела на нее свысока: презрительно, равнодушно, взбешенно - о, Франсия хорошо помнила эти взгляды, Франсия ничего не забывала, копила мелочи, интонации, подслушанные слова, собирала их, как скупец собирает лоскутки, объедки и пуговицы. Все могло пригодиться в будущем так или иначе, через пять или десять лет она бы вытащила из памяти улыбку, фразу, прикосновение - и нанесла бы последний, милосердный удар. Пустяки вырастали со временем и превращались в оружие, напрасно их недооценивали. И напрасно недооценивали саму Франсию, отстраняли ее, как тень, и проходили мимо: что взять с этой женщины, пусть знает свое место, она хороша в постели, а больше ни на что не годна. Она была хороша в постели, это правда, она улыбалась и кланялась сплетникам и гордецам, и все, что они говорили, использовала против них.
Перед ней никогда не вставали на колени, Теодора была - первая. Преклонив колено, как рыцарь, грациозно и самоуверенно, она взглянула на Франсию и усмехнулась, оскалила мелкие зубы. Слюна блеснула на заостренных клыках; Теодора родилась хищницею, и от птичек, попавших ей в коготки, только пух да перья летели. Но во Франсии она признавала если и не равную, то себе подобную - кошку или лисицу, присмиревшую на поводке. Можно было перегрызть ей глотку, а можно и вылизать. Объявление войны затягивалось, и каждый развлекался, как умел: одни пили чай, другие исходили желчью, третьи занимались любовью. Теодора скользнула руками под юбку Франсии, снизу вверх провела по бедрам, нащупала и разомкнула застежки, прикоснувшись к голому телу. И медленно стянула чулки с ее ног, освободила плоть из-под шелковой оболочки. Ее ловкость заслуживала благодарности, и Франсия наклонилась, взяла Теодору за подбородок и поцеловала в губы.
Потом они лежали в нагретой постели и разговаривали, чтобы не уснуть. Франсию после секса всегда клонило в сон, глаза слипались сами собой, и она зевала посередине фразы, встряхивалась и зевала снова. Страшная лень растекалась по телу - будто она работала, не разгибаясь. Но через час надо было вернуться домой, без опозданий; все-таки, она не забывала о своих обязанностях, не поступалась службой ради развлечений. Мелкие неряшества отвращали ее сильнее обманов: ей доверяли и позволяли проводить свободное время по своему усмотрению, и она принимала правила игры. Зато никто не стал бы выяснять, с кем и где она была: лорд Жуслан уважал чужое право на личную жизнь. От нее одно требовалось: не допускать скандалов; крути романы, если невтерпеж, но соблюдай декорум, будь добра. За небрежность и распущенность спрашивали строже, чем за измену.
А Теодора никуда не спешила, потому что никому не принадлежала - о, по крайней мере, официально, - и даже лорд Идрис не имел над ней власти. О них и сплетничали потихоньку, таинственно перешептывались по углам: а вы слышали, вы слышали? он вертит ею, как хочет! вздор! это она вертит им, она его науськивает и настраивает против всех, как вы не понимаете? Франсия ни с кем не болтала на эту тему, и мысли держала при себе, но сейчас, глядя на Теодору, думала: правы трепачи, считавшие, что всем заправляет она; в ее музыкальных ручках сходились нити, а лорд Идрис и не замечал, как невидимая петелька стягивает ему горло. Теодора выжимала его досуха, чтоб потом вышвырнуть вон; скучные куртизанки обирали своих покровителей, выворачивали им карманы, разоряли и бросали, а Теодора была гораздо веселее. Деньги ее не интересовали, она сама могла взять на содержание кого угодно - хоть Франсию, хоть любого мальчика из "бывших Титания".
Только Франсия ни за что бы не продалась Теодоре: ей пока что хотелось жить, и желательно - с комфортом. Требования лорда Жуслана она знала наперечет, наизусть, как в контракте: разбуди ее ночью, она бы отбарабанила механически, что можно, а что нельзя в его доме. А Теодора, заполучив ее целиком, с платьями и побрякушками, начала бы, чего доброго, чудить и ставить тысячи невыполнимых условий: сегодня одно, завтра другое, пока не закружится голова. И уважительная платная связь мигом превратилась бы в ад, мальчик бы ее выдержал, а девочка - едва ли. Франсия дорожила своими нервами, Франсия тоже боялась истаскаться и состариться до срока, и потому обуздывала собственное любопытство - хоть ей и было ужасно интересно, как это: жить с женщиной?
- Хочешь кофе? - мирно спросила Теодора и потрепала Франсию по щеке. - Можем заказать в номер. Или ты предпочитаешь чай? Не волнуйся, я заплачу.
- Тебе не терпится показаться горничным голой?
- Ну что ты, как будто ты не знаешь, что в таких случаях подносик оставляют за дверью, чтоб не тревожить постояльцев.
- Как в тюрьме, не так ли? - ухмыльнулась Франсия, потягиваясь и выгибаясь дугой. Она была ловка, как акробатка, она владела своим телом в совершенстве: редко кому выпадал такой дар от природы, без тренировок. Угоди она в старомодную тюрьму с решетками на окнах, она бы сумела протиснуться между прутьями и по связанным простыням спуститься во двор. А Теодоре пришлось бы очаровывать охранников и бить их камнем по затылку. - Не надо, я не голодна. И тут наверняка заваривают дрянной чай, поверь мне, я знаю в этом толк.
- Капризничаешь, дорогая моя. Ну, если хочешь, можем встать, одеться и пойти вниз, в кафе.
- Иди одна, я поеду домой. Нам незачем появляться вдвоем на людях.
- Боишься слежки?
Франсия пожала плечами и перевернулась на живот, в расплющенную подушку зарылась лицом. Смятое белье отдавало духами: жесткий казенный запах выветрился без следа. В этой гостинице поддерживали химическую чистоту; в отелях подороже простыни и наволочки благоухали так, словно их полоскали в ручье и сушили в яблоневом саду. Но на эти ухищрения клевали уважаемые клиенты, а не веселые девицы, снимавшие номер на пару часов, чтоб отдохнуть и развеяться. Им-то некогда было принюхиваться, они каждую минуту тратили с толком.
- Не боюсь, но хочу сохранить свое право на частную жизнь.
- Боишься, - сказала Теодора. - Что, лорд Жуслан так ревнив?
- Не больше, чем лорд Идрис. Ты сама - не боишься?
- Я умею с ним справляться.
- Вот и я умею справляться с лордом Жусланом. Или, вернее, мне с ним не надо справляться, он дает мне свободу.
- В разумных пределах, - и Теодора погладила Франсию по заду, как лошадку - по крупу. - Знаешь, когда-то я видела в журнале карикатуру: стоит типчик, по виду частный детектив, и радостно орет в телефон: "Нет-нет, господин министр, я могу вас заверить, что ваша жена не встречается с другим мужчиной". А в это время в гостиницу входят две женщины под ручку, этакие счастливые пташки. Ну как, ничего не напоминает эта картинка?
- Я пока еще не замужем.
Лорд Жуслан никогда бы не опустился до шпионажа, Франсия могла не волноваться. В конце концов, она сама закрывала глаза на кое-какие слабости и нежные привязанности - и рассчитывала на ответную терпимость; прекрасное слово "толерантный" снова вошло в моду, и все перебрасывались им, как мячиком. И сам лорд Жуслан не был исключением. Подозревал ли он что-нибудь? Он воздерживался от намеков, а Франсия не краснела от стыда. Совесть ее была чиста: она крутила любовь с Теодорой - и эта любовь не захватывала ни краешка души; весь пыл уходил в сладкую женскую щекотку. Политику они оставляли за дверями; пусть другие занимаются войнами, а ты, счастливица, трахайся досыта. Сквозь трещины в стеклах доносились голоса и марши, в воздухе пахло осенью, заговорами и дымом. До поры до времени они не заговаривали о будущем: что бы ни пришло в головы мужчинам, женщин не касались их выдумки. Франсия и это правило затвердила наизусть - пока еще не поступало приказа забыть о нем и выучить что-то другое.
В сентябре они встретились дважды, в октябре Теодора ловила ее чаще - пять раз подходила к ней на улице, отражаясь в витрине: шпионка, вернувшаяся с холода, зябкая особа в черной ротонде без рукавов. Франсия ежилась и улыбалась, увидев знакомую тень; ветер трепал край юбки, по спине пробегали мурашки. Азарт и страх смешивались, она входила в ледяной мир Теодоры. Светлые волосы струились свободно, и когда Теодора опускала голову, чтоб поцеловать ее, прядки падали вниз, как длинные капли. Они шли в гостиницу, не под ручку, как неблизкие, случайно столкнувшиеся приятельницы. Они никогда не заказывали в номер ни чаю, ни кофе, и, расставаясь, набрасывали покрывало на смятую постель. Хитрости их были прозрачны, как хрусталь, оттого-то никто ничего и не замечал. Ловкачка Теодора умела обделывать свои делишки, а Франсия - Франсия просто избегала лишнего шума, только и всего. У лорда Жуслана и без нее хватало хлопот.
В октябре Теодора начала новую партию - так вторгались без предупреждения в незащищенные государства, надеясь завоевать их одни ударом. Франсия казалась такой податливой и мягкой после любви, Франсия лежала у нее на плече и слушала тиканье часов. У них было много времени, целых пятьдесят пять минут. За окном стучал дождь, низкие тучи смыкались сумеречно и сонно, по тротуарам текли ручьи. Вдвоем они пережидали непогоду, без торговли и без платы, укрывая друг друга в объятиях. Черные зонтики стояли на полу, чулки сохли на батарее; безликая комната преображалась в уютный приют, в милую бедную спальню для влюбленных. В такой обстановке полагалось лепетать нежности, обмениваться клятвами и голубиными поцелуями, раскалять линейку на лампе и прикладывать к руке в знак любви. Но только дуры и истерички портили кожу, забывая о будущем: несводимые пятна оставались от высоких чувств, в придачу к морщинам и разорванным нервам.
- Как ты поймала лорда Жуслана? - вдруг спросила Теодора. Дождь смолк вместе с шумом крови в ушах, Франсия приподняла голову. - Расскажи мне, почему ты живешь с ним. Он тебя купил? Он обещал на тебе жениться?
Франсия свистнула и опять упала ей на плечо. Ну вот, все начиналось сызнова, сколько раз она слышала за спиной вдумчивые вопросы: а с какой стати лорд Жуслан на нее клюнул, а сколько он за нее заплатил, а за какие такие заслуги он ее поселил у себя и до сих пор не прогнал? Теодора хотя бы поступала честнее, допрашивая Франсию с восхитительным нахальством - не обиняками, а напрямик. С ней хотелось пооткровенничать, вежливо выложить все секреты: пусть потрудится, отделяя истину от лжи; главное - не подписывать ни одного протокола, ни за что, даже если она зацелует, защекочет и заморочит голову. Ах, какой следователь получился бы из Теодоры - в иное время, в иной вселенной, ей не нужно было бы стучать кулаком по столу и кричать: "Признавайся, не то лягушку из тебя сделаю!", нет, преступники бы сами раскалывались в два счета: и трусы, и храбрецы, и упрямцы вроде Франсии.
- Ну тебе-то какая разница? Я на него работаю, я с ним сплю, вот и все, мы не дети, мы оба довольны. Ничего он мне не обещал, но если захочет жениться - я отказываться не стану. Ты бы и сама не отказалась, да кто же тебе предложит?
- Слабо, моя радость, слишком слабо. Если б я захотела, я бы женила на себе кого угодно. Но я не хочу, мне этого мало.
- Большие у тебя аппетиты, - заметила Франсия. - Ты не подавишься?
- Я еще похороню тебя. Сколько тебе было лет, когда лорд Жуслан тебя нанял? Шестнадцать? Свеженькая девочка.
- По-твоему, я состарилась с тех пор?
- Сложно судить, - Теодора похлопала ее по свежим, смуглым щекам, не любовно, а оценивающе - будто на рынке выбирала. - У тебя милая мордашка, ты выглядишь моложе, чем надо. Лет через двадцать тебе это пригодится... если доживешь.
- Ты мне угрожаешь?
- Предупреждаю. Ты уверена, что лорд Жуслан станет тебя защищать, если его положение пошатнется? Времена первых князей давно прошли, всякое может случиться. Когда корабль тонет, каждый сам за себя... каждая крыса сама за себя.
- Наш корабль уже тонет?
- Пока еще нет, но лучше заранее научиться плавать.
- Желаешь дать мне парочку уроков?
- По старой дружбе, - насмешливо сказала Теодора. - Не рассчитывай, что кому-то есть до тебя дело, особенно - лорду Жуслану. Никому не доверяй, ты же не дурочка. Или доверяй только мне, мне можно.
- Тебе - никогда и ни за что. Довольно, ты ведешь крамольные разговоры. Тебе что, надоел твой титул?
- О, представь себе, надоел. Знаешь ли, довольно скучно быть графиней, эти почести быстро приедаются, хочется чего-то нового. Когда я стану княгиней, я приглашу тебя к себе на службу.
- Тебе никто не позволит стать княгиней, - возразила Франсия. - Только мужчины могут управлять кланом.
- Предрассудки. И я не буду спрашивать разрешения, знаешь ли. У кого есть сила, тот и прав, это тоже мужской закон. Я играю по правилам.
- Сила? У тебя есть только лорд Идрис.
- В том-то и дело, дорогая, он - не моя слабость.
Теодора жонглировала словами небрежно и ловко, впору было ей позавидовать - не каждой женщине дано родиться с хорошо подвешенным языком. И не каждому мужчине тоже, подумала Франсия, сделала маленькую поправку, как в тире - целясь по мишеням. Снова полил дождь: зря она сушила чулки и туфли, зря надеялась пробежаться по мокрым улицам, засунув зонтик подмышку. Свидания в дурную погоду портили цвет лица: порядочный любовник не выпустил бы любовницу из дома - не от ревности, а от страха за ее здоровье. Но Франсия и так была здорова с ног до головы - кто бы посмел подсунуть лорду Жуслану слабогрудую, чахоточную девчонку? Лишь беспечным врагам подкладывали наложниц, зараженных проказою или сифилисом; лишь беспечных врагов обводили вокруг пальца весело и просто - в славные старые времена, в книжках с картинками, в учебниках истории. Нынче чаще отравляли душу, вливали по каплям настой белладонны в подставленные уши. И действовало, еще как действовало: слова убивали вернее ножей.
- Однако ты привязана к нему.
- А ты привязана к лорду Жуслану, не правда ли. Трогательно, так трогательно, ты даже согласна делить его с лордом Ариабартом. О, не удивляйся, я знаю, что это секрет.
- Но и ты делишь лорда Идриса кое с кем, если я не ошибаюсь, - заметила Франсия. Некоторые имена лучше было не трепать попусту, умница Теодора считывала и намеки - как шифровальщик считывает код. - И это тоже секрет.
- Это сплетни, моя радость. И чистая правда, конечно.
- Ты хотела бы оказаться на его месте?
- Еще чего. Я же не шлюха.
Только шлюхи делали карьеру в кровати - так считала Теодора, причисляя к продажным лорда Идриса, но не саму себя. Поначалу можно было и торгануть собой, заломив высокую цену: кому надо, тот заплатит, кому хочется, тот не посмотрит на расходы. Ему же потом будет хуже - как стало хуже лорду Идрису, не ведавшему, с кем он связался. О, теперь Теодора ложилась с ним из любезности, обрабатывала его спереди и сзади, и не ревновала: пусть спит с властью, пока власть хочет его. Он был женственнее Теодоры, он от честолюбия раздвигал ноги - а она работала головой и приманивала удачу, не рассчитывая на близость к важному телу. И нашептывала лорду Идрису на ухо, как колыбельную: "В конце концов, кому-то придется сгореть, сгори ты сегодня, а я завтра, а пока спи сладко, моя радость".
- Запомни простую вещь, дорогая: если женщине позволено всходить на эшафот, значит, ей можно всходить и на трибуну. Но женщины у нас правят в спальнях, а не в кабинетах. Вот даже ты сама ложишься в постель к лорду Жуслану и даешь ему советы шепотом: кого надо любить, а кого - остерегаться. А он тебя слушает.
- Ничего подобного. Я никогда не даю лорду Жуслану советов, это не входит в мои обязанности.
- Только секс? - улыбнулась Теодора.
- Только секс, - ответила Франсия. - Если кто-то и плетет интриги в постели, то это ты.
- Не отрицаю. Даже сейчас я так и делаю - переманиваю тебя на свою сторону. Мы могли бы объединиться против всех, ты и я, и тогда мужчинам пришлось бы потесниться и дать нам место в кабинете.
- Но я не хочу заниматься политикой. И власть мне не нужна.
- Трусишка.
- Мне пора, - сказала Франсия и села, спустила ноги на холодный ковер. По серому стеклу текли струйки, Теодора погладила ее по спине. - Половина пятого, мне еще надо вымыться. Извини. Договорим в следующий раз.
- А если следующего раза не будет?
- Тем лучше. Мне не нужны ни трибуна, ни эшафот, мне и так хорошо. Поищи себе другого партнера и бунтуй сколько хочешь.
- А я хочу тебя, - глядя в потолок, проговорила Теодора.
- А я тебя не хочу.
Франсия и не знала, что умеет рвать связи - да ей ни разу не приходилось проверять. Она никому не мешала, она жила тихонечко в куске хрусталя, смотрела на мир сквозь прозрачную преграду. И вовсе ей не хотелось, чтоб кто-нибудь хватал ее за руку и выволакивал на свет, приговаривая: дыши, дыши этим воздухом, тебе понравится. Улицы опустели: никто, кроме нее, не отражался в витринах, никто больше не помогал ей примерять чулки. Смута росла вокруг нее, а не в ней самой, и Франсия чувствовала, что все равно не спасется от грозы. Так стоило ли прикасаться к потрескивающему электричеству, стоило ли покидать убежище раньше срока, подставляя себя под удар?
Октябрь окончился, и в ноябре пришло известие о том, что пять князей Титания, как в считалочке, остались вчетвером. Претенденты на освободившееся место могли занимать очередь, соблюдая порядок, не толпясь и не толкаясь. Ах, это было житейское дело, ни одному князю до сих пор не удавалось протянуть, проскрипеть целую вечность. Отработанный ритуал повторялся из века в век: похороны и почести, плач и аплодисменты, черные пиджаки и белые манжеты. И Франсия скромно сидела в сторонке - компаньонкой не при лорде Жуслане, а при принцессе Лидии, - и слушала речи, как слушают скрипку и флейту. Тогда и шум становился мелодией. Все браво и плотно смыкали ряды, как пули в обойме, как карты в колоде, в единстве была их сила. А когда церемония завершилась, "мы-все" распались на тысячи "я", и поднялся гул и гомон, будто в театральном разъезде. Дали занавес, запахло пылью и цветами: венки разобрали на букеты. Франсия одернула платье, как мундир, открыла рот, чтобы позвать принцессу, - и осеклась оттого, что ее запястье сжала холодная и нежная рука с алыми ногтями.
- Как ты хороша в трауре, дорогая, - шепнула Теодора и улыбнулась. - Я любовалась тобой целый час, глаз не отводила.
- Не лги. Ты бы свернула шею, если б смотрела на меня.
- Ну, кто-нибудь свернул бы ради тебя шею, не сомневайся. Но только не я. Интересно, когда тебе удастся нарядиться так в следующий раз? И чьи это будут похороны?
- Не шути так. Чего ты хочешь?
- Поговорить с тобой. Прямо сейчас.
- Ты сошла с ума, - покачав головой, сказала Франсия. - Сейчас нельзя, мне надо быть рядом с принцессой. И нас услышат, в конце концов.
- Ну, кому ты нужна? Хорошо, приезжай завтра в номер сорок четыре, как обычно, поговорим там. И не смотри на меня так, я не собираюсь поднимать скандал.
Она не дождалась ни кивка, ни согласия Франсии, и пошла прочь: удивительно легка и мягка была ее поступь. Могла ли Франсия возразить ей, могла ли обмануть и не приехать? О, разумеется, даже графиня Теодора не смела приказывать чужим горничным и секретарям: ее еще не занесло на такую ужасную высоту. Она укрощала свою спесь. Сильнее всего чванились те, у кого давно ни осталось ни влияния, ни сил - а только ветхие грамоты, только горсть фамильных драгоценностей: мелкий жемчуг, тусклые алмазы, грубая оправа. А Теодора явилась с поколением молодых и зубастых, умевших просить и кланяться - полебезив, сколько надо, они три шкуры сдирали за свои унижения. И сама Франсия, которую совсем иначе воспитывали, невольно заражалась этой хитрой болезнью - просто по праву, по году рождения.
Черная ленточка перетягивала горло - слишком туго завязала, надо бы ослабить. Никто не заметил, как они с Теодорой перекинулись словечком-другим, никто не завертелся рядом, оттопыривая ладонью огромное ухо. А хоть бы и заметили - что с того? Им было нечего скрывать, они ничего дурного не делали, не умышляли против клана и Безземельного Лорда. Франсия тихонько вздохнула и улыбнулась тут же, как улыбались детям, чтоб скрыть от них тревоги. Ведь навстречу уже шла принцесса Лидия в высокой шапке (почему-то эту шапку "епископской" называли) - а ее темные глаза подмечали больше, чем следует знать благовоспитанным девицам из королевской семьи. Недомолвки, увертки, растерянность, бледность, смущение - ускользали от взрослых, но не от Лидии: рядом с нею и самые беспечные становились осмотрительными, оберегая свои секреты, как кошельки.
- Как вы себя чувствуете, принцесса, вы не очень устали? Я думаю, мы поспеем ровно к обеду, если поторопимся. Сегодня на десерт - ваши любимые пирожные, я специально справлялась у повара.
- В самом деле? - рассеянно сказала Лидия. - Очень хорошо.
- С вами все в порядке? Вам не дурно?
- Нет. Знаешь, я тебя сейчас видела.
- Вы меня сейчас видели?
- Да, только что. Чего она от тебя хотела?
- Кто? - невинно спросила Франсия.
- Эта женщина. Я видела, как ты с ней говорила, она еще приходила к лорду Жуслану. Чего ей надо от тебя?
- Ничего, ничего. Она... просто сказала, что тут душно, вот и все.
- Тут сквозняк.
- Да, в самом деле. Ну, может быть, она замерзла, я не слушала, что она говорит. Нам пора идти, принцесса.
- Будь с ней осторожна, - вдруг произнесла Лидия и взглянула на Франсию снизу вверх, серьезно и пристально. - Она мне не нравится, она похожа на лисицу. Лучше держись от нее подальше.
Так странна была строгость, проступившая на детском лице, что Франсия не нашлась с ответом, не решилась отшутиться: мол, а что мне ее бояться? Лисьи чары слабели на расстоянии, Теодора выпускала ее из когтей. Нужно было не медлить, а убегать без оглядки - чтоб через день или через два ее не нашли с разорванным горлом на случайной постели. Нужно было внять разумному совету и не подходить к Теодоре близко, потому что перемирие заканчивалось. Аплодисменты на улице становились выстрелами, а выстрелы - темой для новой войны. Маленькое черное платье годилось для похорон и для танцев: чем меньше гардероб, тем лучше, удобнее сражаться налегке.
А Лидия держалась степенно и важно в мантии до полу - словно магистр неведомых наук, питомец древних университетов. Никто не мог послать ее к куклам или ко всем чертям, никто не мог конфетой заткнуть ей рот. Прожевав сласти, она гнула свое, записывала речи на фантиках и на салфетках. Будь она постарше, подумала Франсия, я бы влюбилась в нее. Но мудрая Лидия была еще слишком юна: в нее влюблялись мальчики, а не девочки. Кому-то другому было суждено через несколько лет опуститься перед ней на колени и снять чулки с ее ног. А пока она, как взрослая, одевалась и раздевалась сама, и брала Франсию за руку, чтоб пожелать спокойной ночи. К женской нежности она тянулась вдали от дома, и Франсия целовала ее в лоб перед сном и подтыкала одеяло, жалея, что не может спеть колыбельную. Да Лидия засыпала крепко без песен, без сказок и без опиумных пилюль: ее нервы не успели расшататься - на зависть принцессам во всем мире.
Она больше ни слова не проронила о Теодоре, никому не проговорилась о том, что видела - но Франсия спиной ощущала ее укоризненный взгляд, убегая на следующий день из дома, на последнее тайное свидание. Как ни разумно было предостережение Лидии - силы оно не имело: Франсию влекло в знакомую гостиницу, словно к месту преступления. И теперь она жалела, что не носит вуали: хотелось лицо закрыть, стать одновременно и невидимкой, и прелюбодейкой, романтической Эммой в "Ласточке", с крупинками мышьяка на губах. Ах, скорее, беззвучно подгоняла она, скорее, отчего так медленно? От волнения побаливал живот, и кровь стучала в висках все громче и громче.
А может быть, ее просто укачало? Едва Франсия вышла из своей "Ласточки" и отпустила шофера, как все страхи схлынули бесследно, ветер взъерошил волосы. Никто за ней не следил - ни с тротуаров, ни из-за угла, ни из кафе и из магазинов. И она, успокоившись, скользнула в гостиницу - впервые одна, а не с Теодорой, - взбежала по лестнице, ни с кем не столкнувшись, и открыла дверь. Ее уже ждали, она опоздала на три минуты. Платье свешивало рукав, как руку, с подлокотника, перевернутые туфельки выставляли острые каблуки: одежда встречала Франсию, приветствовала беззвучно, предлагала войти и чувствовать себя, как дома. А раздетая Теодора лежала в постели, укрывшись до пояса, и улыбалась безучастно, словно только что проснулась после изнурительной рабочей ночи. Приглушенно горела лампа, занавешенная шарфом, и красный свет наполнял комнату до краев. Отблески расползались по скулам Теодоры, словно румяна.
- А, вот и ты, моя дорогая, наконец-то. Не стой так, раздевайся и иди сюда. Поговорим.
- Мы можем говорить только голые и лежа? - спросила Франсия и расстегнула платье. - Иначе никак?
- Никак, - согласилась Теодора и откинула одеяло: наверно, хотела замерзнуть, чтоб потом вернее согреться. - Не волнуйся, я тебя не буду насиловать, если ты не захочешь, все-таки я не мужчина. Ложись смело.
- Ты можешь и изнасиловать, я уверена.
- Ну, не говори глупостей.
Теодора покривилась брезгливо от одной мысли о насилии. О, как театральны и рассчитанны были ее гримаски, о, как долго тренировалась она перед отроческими и юношескими зеркалами, разминала мимические мышцы. Старинное искусство пригодилась теперь, в бесконечных спектаклях под крышей и под открытым небом. Кто бы подумал, что она говорит неправду, кто бы не вверился ей? Франсия, как обесчещенная девица, сама нарывалась: приехала, поднялась в номер, разделась, легла. Потом уже поздно было отказываться - по крайней мере, так гласили правила хорошего тона. Не хочется? Ничего, переживешь. Не очень-то сострадали тем, кто испытывал чужое терпение.
Но даже обнявшись, они были сейчас далеки друг от друга. Кровать плыла в красном воздухе, как в красном море, и под ней прятались чудовищные рыбы. А они сосредоточенно обустраивали и согревали свое жилье, палатку из двуспального одеяла. Чистое белье прикасалось к коже: Теодора оттого и попросила Франсию раздеться, чтоб разделить с нею это ощущение, внесексуальное телесное блаженство. Пресытившись эротикой, они отыскивали удовольствие в мелочах, проигрывали пьесу задом наперед: от порока к невинности.
- Мне надо уехать через два часа, - сказала Франсия, - нет, через час сорок пять. У меня много дел дома.
- Ты говоришь, как старая домохозяйка.
- Как домоправительница. Это же моя работа.
- Не очень-то к лицу тебе такая работа, ты для нее чересчур молода.
- Не тебе судить, ты вообще не работаешь.
- Ты права, - ласково согласилась Теодора, - не работаю и не собираюсь. У меня другие планы.
- И при чем тут я?
- Я внесла тебя в эти планы, моя радость. Помнишь, что я тебе говорила в последний раз? Я хочу тебя.
- Извини. Я тебя не хочу.
- Хочешь, еще как, я же чувствую. Потому что я тебе предлагаю не любовь, а кое-что получше - разумный союз. Взаимная выгода, и никаких чувств. Соглашайся, иначе тебе никогда не вырваться. Так и будешь до конца дней подавать лорду Жуслану кофе и согревать его простыни.
- Значит, ты предлагаешь мне предательство.
- Смену сторон, - поправила Теодора и простучала пальцами по спине Франсии, выбивая чечеточный ритм. - Соглашайся скорее.
- Нет.
- Ты даже не подумала.
- Я подумала. Нет. Я не хочу.
- Ну и дура.
- Ну пусть дура, - легко согласилась Франсия. - Как будто я сама не знаю? Не пойму только - ты ради этого со мной спала, или просто так?
- А ты - со мной?
- Просто так. Если б я знала заранее, что ты меня хочешь... не знаю, завербовать... если б я знала заранее, я бы тебя отшила. Но мне казалось, тебе просто хочется развлечься. Я ошиблась?
Теодора хмыкнула и приложила палец к ее губам, запечатала невидимым сургучом: все, что сказано, останется между ними, в этих стенах. Если ее и разозлило поражение - она сумела скрыть злость; всех Титания - бывших и нынешних - учили управлять эмоциями и людьми, одни усваивали уроки, другие получали волчий билет. Не хочешь - как хочешь, была бы честь предложена, твои проблемы, моя радость, потом пожалеешь, да будет поздно. Хватит, закрыли тему. Франсия отвела руку Теодоры и сказала нежно:
- Не затыкай мне рот, я этого терпеть не могу. Отвечай: почему ты спала со мной?
- Ну, потому что ты мне попалась под руку, вот и все. Мне хотелось развеяться, а когда хочешь развеяться, лучше трахаться с женщиной, а не с мужчиной. Мне хотелось отдохнуть от лорда Идриса, он дрянной любовник. Ну и еще мне было весело воображать, что сказал бы лорд Жуслан, если б узнал, что я сплю с его женщиной.
- Он бы ничего не сказал.
Был ли в словах Теодоры потайной смысл, прятала ли она за своими рассуждениями насмешки или признания в любви? С ней никогда нельзя было знать наверняка, она и самые простые фразы шифровала на всякий случай. А Франсия давно привыкла к маленьким унижениям и сносила их, не вздрагивая, с милой улыбкой - будто ей на все наплевать. А может быть, лорд Жуслан и вправду ничего бы не сказал, даже если б ему поведали на ушко, с кем спит его Франсия. Долгий союз приучал к выдержке; пожив без брака, умные люди легко закрывали глаза на измены. Ведь в постели Франсия болтала с Теодорой не о политике, а о шляпках и тряпках, о проклятых черных чулках, о пирожных, о безобидных женских штучках, - ах, одна запись опровергла бы эту ложь, но в гостиницах для любовников охраняли право на частную жизнь. И Франсия могла врать напропалую, изворачиваться, оправдываться и сыпать клятвами: нет-нет, Теодора ничего ей не предлагала, никуда не заманивала, это был просто секс.
Но это был замечательный секс, стоило честно признать. Франсия прижалась к ней и подумала, что они сместили сезоны, курортный летний роман перенесли на осень. Сентябрь и октябрь промелькнули и канули, так много случилось за два месяца - не между ними, но вокруг них. И никак не получалось устоять в водовороте и сохранить равновесие: мол, делайте что угодно, воюйте или миритесь, а они бы и дальше примеряли новые туфли и красили губы перед замызганными зеркалами, не вмешиваясь, никого не поддерживая - кто победит, тот и прав. Они бы застыли манекенами в витринах, дорогими трофеями - и за безразличие им бы подарили жизнь. Эта животная мудрость спала в их крови, в мозгу и в генах - наследство от благоразумных бабушек, выживавших в свое время, покуда вокруг горели города и разрушались государства. Но увы, они обе переросли такие советы, они не могли бросить карты и выйти из игры - и не могли сыграть вдвоем.
- Но мы же не станем врагами, правда?
- Не говори глупостей, конечно, станем. Если только лорд Жуслан не предложит мне союз... но я вряд ли приму его предложение. Он мне не помог, и я не буду ему помогать, все по справедливости.
- Так хочешь ему отомстить?
- Нет, что ты, просто хочу посмотреть, как он придет ко мне и будет просить.
- Остановись. Ты не выиграешь, у тебя слишком мало сил.
- Ты угрожаешь или пророчествуешь? - улыбнулась Теодора.
- Я просто рассуждаю логически. У лорда Идриса нет ни верных соратников, ни армии, ни влияния. Он может перехватить власть ненадолго, но удержать ее не способен. Он проиграет так или иначе, и тогда ты тоже пострадаешь.
- А ты за меня беспокоишься?
- Ведь я спала с тобой. Ты мне не чужая.
Обе знали, что Франсия лжет: секс не сближал, лишь очень юные или очень влюбленные могли в это верить. А они, пресытившись ласками, размыкали объятия, по очереди принимали душ, причесывались и расходились, едва попрощавшись сквозь зубы. Секс не сближал, но освежал их, ненадолго выводил из привычного круга: тем слаще было возвращаться к прежней жизни, к привычным обязанностям и тревогам. Никто не замечал, что от Франсии пахнет странными, слишком горькими духами. И конечно, никто, даже лорд Идрис, не видел на бедрах Теодоры маленьких пятнышек от поцелуев: ведь Франсия кусалась и ласкала Теодору ртом, впиваясь пальцами в ее ягодицы, силой заставляя ее лежать смирно. Они не стеснялись друг друга, не стыдились своих желаний и потаенных фантазий. "Извращения? - говорила Теодора. - Я не знаю, что это такое".
И все-таки они были чужие, нарушение баланса навсегда разводило их и, может быть, делало врагами: верность, амбиции, выгоды привязывали покрепче любви; ни Франсия, ни Теодора не сумели бы выбросить все и вырваться на волю. Да и как бы они выжили в нелинованном мире, без классов и перегородок? Так мало походили они друг на друга, и все-таки не мыслили жизни вне построенной системы: одинаковый ужас перед анархией сидел у них в крови. Нейтралитет обесценивался, надо было поддержать кого-то одного, кого-то сильного. Вдвоем они могли выступить против всех, но только вдвоем. Одиночество означало бесславную сдачу - и Теодора боялась проигрыша гораздо больше, чем Франсия. Ведь у нее был титул, который легко отняли бы вновь. И не было ремесла.
- Меня не убьют, - сказала Теодора - и презрение послышалось в ее голосе: о да, она и вправду презирала тех, кто отказывался ее убить, не нужны ей были помилования и поблажки! - Еще чего. Если я раскаюсь, меня отправят в ссылку, ну, или посадят в тюрьму, если я заупрямлюсь, но не убьют, даже не думай.
- Ты не заупрямишься.
- Но и не испугаюсь.
- Конечно, испугаешься. Нет, я знаю, что с тобой сделают, если лорд Идрис проиграет. Тебя не убьют, тебе нарисуют лилию на плече.
- Лилию?
- Геральдическую лилию, вот такую, - и Франсия в воздухе начертила трехзубую лилию, королевский цветок, а потом поцеловала Теодору в белое, неклейменое плечо. - И тогда ты станешь еще красивее.
И все-таки Теодора хотела справедливости: из стремления к власти вырастала смутная мечта о равенстве, об одинаковых наградах и наказаниях для мужчин и для женщин. Не оттого ли она сказала: "Если женщине позволено всходить на эшафот, значит, ей можно всходить и на трибуну"? А ей не было места ни в выигранной, ни в проигранной битве: как бы ни повернулись события, кто-то другой, а не она, собрал бы и славу, и унижения. Женским уделом были постельные интриги, шепот в подушках, заговоры под одеялом; за дверями спален начиналась чужая территория, там могли и щелкнуть по носу: куда ты лезешь, дурочка, не зарывайся. На трибунах и эшафотах толпились мужчины, и законы вежливости там не действовали - пропустишь даму к палачу, посторонишься галантно, а потом не успеешь оглянуться, как тебя вышвырнут вон и из собрания, отнимут титул, прощально помашут нежною ручкой. Волей-неволей приходилось перестраховываться.
Честолюбие кольнуло Франсию в сердце - самой тонкой иголочкой, на пробу: поддастся или нет? Куда как лестно было бы войти в историю не маленькой любовницей (или даже супругой) великолепного лорда Жуслана, а мятежницей, хоть везучей, хоть неудачливой. И как бы удивились все, кто прежде знал Франсию: неужели эта тихоня, эта лапочка посмела взбунтоваться, злом отплатить за все благодеяния? После всего, что для нее сделали, после двух лет беззаботной жизни в роскоши и покое - она передумала и пустилась во все тяжкие? Ах, что же взять с восемнадцатилетних, это буйный возраст! Им только разреши - и они бросятся в приключения сломя голову, и голову эту сложат в конце концов. Ничто не спасет, ни внешность, ни спокойствие, ни крепкая узда; не зря говорят, что у брюнеток сумасшедший темперамент. Огонь тлел в жилах Франсии, и легкий ветерок мог раздуть его, сделать пожаром. Ох, неужели и ей надоело коллекционировать черные чулочки, надоело хозяйничать и разливать чай в чашки, неужели и ее потянуло за порог, на площади, где шумели мужи, а не жены?
Молодые лучше поймут друг друга - так, наверно, думала Теодора, заманивая Франсию, соблазняя ее, как черт соблазнял девушку за прялкой в старинной песенке. Кто еще мог ей пригодиться - полоумная Тереза, потерявшая сыновей и рассудок, бедная Тереза, которой легко было вертеть, будто куклой? Но она рано или поздно погубила бы своего кукловода, на нее нельзя было положиться. А лорд Идрис, злой мальчик, ждал удара в спину и не доверял Теодоре, и в любую минуту собирался ударить первым, прятал нож в рукаве. Две змеи не уживались в одной корзинке; он чуял опасность и боялся Теодору не меньше, чем противников-мужчин. И этот страх льстил ей, как лучшая из похвал: ага, думала она, ты меня не сломаешь, зато я сломаю тебя.
Франсия вздохнула и поцеловала ее, не в губы, а в родинку на подбородке, в милую мушку. Не было другого оправдания, кроме "я тебя не хочу", перед ним слабели остальные доводы. Теодора приняла бы ее и без любви - тем лучше, чувства мешали трезво мыслить; Теодора, пожалуй, разделила бы с ней добычу - пополам. Но Франсия не хотела ни власти, ни почестей; ее только свобода опьянила бы по-настоящему - да Теодора не обещала ей свободы. И даже если б они заключили союз - сколько бы они продержались вместе, связанные расчетом и сексом, и когда бы навалилось пресыщение, когда Теодора начала бы ломать ее - просто от скуки, как еще одну надоевшую игрушку? С лордом Жусланом она могла мирно дожить до старости, экономкой или женой; а Теодора рано или поздно свела бы ее с ума.
- Если Идрис проиграет - наплевать на него, я все равно могу победить одна.
- А если ты победишь, что ты со мной сделаешь? - спросила Франсия серьезно.
- Будешь хорошо себя вести - ничего не сделаю. Отпущу с миром, благословлю на все четыре стороны, даже подарю тебе лорда Жуслана, если его раньше не убьют. Видишь, какая я добрая.
- А сейчас ты лжешь. Если ты победишь, ты меня так просто не отпустишь.
- Ты права, - и Теодора провела рукой по груди и животу Франсии, прикоснулась к расслабленным бедрам. - Я тебя заберу себе. Будешь жить у меня и греть постель мне, а не лорду Жуслану.
- А если я откажусь?
- Тогда я напомню тебе, в каком мире ты живешь. Князьям Титания не отказывают, дорогая.
- Ты уже видишь себя княгиней?
- Ты хотела узнать, что будет, если я выиграю. Конечно, тогда я стану княгиней. Безземельной леди.
Франсия засмеялась и увидела мертвую голову. Она лежала на земле, как на блюде: ее срезал с плеч топор или острый нож. От солнечных пятен веяло холодом, и где-то жужжали мухи, не смея подлететь ближе. И Франсия увидела еще, как поднимает эту голову, окунает пальцы в светлые волосы, как в воду, и целует сладковатые губы. К горлу подкатила рвота, ей стало тошно и страшно, и она прильнула к Теодоре и почувствовала, как сладкий трупный запах пробивается сквозь горькие духи.
- Что с тобой? - спросила Теодора. - Что ты дрожишь, ты замерзла?
- Да, - ответила Франсия, - мне кажется, сегодня здесь очень холодно. Поэтому, пожалуйста, погрей меня, моя радость.

@темы: фики, Титания

---

До меня тоже добрался флэшмоб "Пять фактов обо мне".  Алэй Лан, спасибо за переданную эстафетную палочку.

1. Мой сетевой круг общения мал, а реаловый и вовсе ничтожен. В одном городе со мной живет всего лишь один мой друг - по совместительству, человек, которого я люблю. Но я совершенно не чувствую себя одинокой и несчастной. И вообще, я склонна к мономании.
2. Я иногда пытаюсь гадать на книгах Кузмина, Кавафиса и Софии Парнок: раскрываю наугад и читаю стихотворение. Как правило, выпадает мне полная бессмыслица. Вот сейчас выпало - у Кузмина:

Вдали поет валторна
Заигранный мотив,
Так странно и тлетворно
Мечтанья пробудив.

К чему бы это?
3. Я считаю себя катастрофически скучным человеком. И поэтому мне всегда очень страшно разочаровать своих собеседников - ведь им, наверно, и так со мной неинтересно.
4. Несколько лет назад, зимним вечером, в старом неотремонтированном здании МГЛУ на Остоженке, в темноте, я танцевала вальс с девушкой, в которую была по уши влюблена. И потом в шутку поцеловала ей руку. С тех пор здание отремонтировали до неузнаваемости, девушка ушла из моей жизни, я полюбила другую, но тот вальс в удивительно высокой и гулкой зале, и тот поцелуй - кажутся мне теперь чуть ли не самым романтичным мгновением в моей жизни.
5. У меня проколото левое ухо, и я ношу в нем сережку-крестик.

Осаливаю:  Erna_Y,  gr_gorinich,  Lika_k,  lerkas

@темы: флэшмоб

---

После долгого перерыва перечитала-пересмотрела старую свою повесть "Ильзль" да и выложила ее на "Самиздат": samlib.ru/k/kamenx_e_w/ilsl.shtml Все-таки, она не так дурна, как мне казалось сгоряча. Хотя, конечно, это не историческая повесть, а фантазия на общие темы. И она короче "Донского кладбища" - больше шансов, что ее дочитают до конца.

@темы: Ильзль

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

А все-таки, иногда мне жаль, что Хильду в аниме сделали более женственной, чем в романах: девочкой в брюках, а не девочкой, похожей на красивого мальчика. В гайденах она ближе к мальчишескому образу, но тоже - заколки и кулончик сигнализируют о том, что баронесса Магдалена увозит с собою девочку, а не андрогинчика. В основной ОВА ее и вовсе никто за мальчика не примет (разве что в мундире и со спины, да и то - волосы длинноваты). И, может быть, мне не всегда нравится ее голос. Он тоже - слишком мягкий, слишком женственный; а Хильда, мне кажется, должна говорить звонче и жестче. Хотя когда она на чем-то настаивает и подпускает жесткие интонации - о, сразу получается то, что надо.
А еще мне жаль, что она появляется в гайденах всего один раз на три минуты. И конечно, грех жаловаться, сцена великолепная, но мне мало, я хочу еще посмотреть на юную Хильду. А негде. И ее любовь к лошадям и верховой езде тоже едва-едва обозначили в разговоре и оставили за кадром, а мне-то до сих пор время от времени является в мечтах образ Хильды-наездницы. Но мечты мечтами, а визуального воплощения все равно нет, эхе-хе. Разве что пофотошопить кадр из эндинга к "Дуэлянту": там Райнхард так похож на девушку, что его в два счета можно перерисовать в Хильду.

@темы: LOGH, Хильда М.

---

И все-таки ночь, которую Хильда провела в горном домике Аннерозы, будоражит мое воображение. Но - тсс, ни слова больше. Я встала в шесть утра, и очень устала, и едва ли смогу сейчас изложить свои фантазии внятно и связно. Лучше оставлю очередной скрин - с косым лучом солнца.

Казалось бы - где здесь пейринг? А я его все равно вижу.

@темы: LOGH, Хильда М.

---

Пополняла свою коллекцию скринов с Хильдой - и нарвалась на такой кадр, что не знаю, смеяться мне или плакать. Художники замечательно удружили Хильде, слов нет. Это даже не плохая рисовка, это откровенная карикатура. Впрочем, если учесть момент, то я скорее согласна с художниками - так Хильде и надо. Меньше будет косить под дурочку.

Красотка в жемчугах

Эпический момент: Хильда называет Райнхарда "Райнхардо-сама". Голос у нее овечий, и вид соответствующий. Тьфу ты.

@темы: LOGH, Хильда М.

---

Мое сражение с титанийским фиком напоминает мне борьбу папы с курицей в "Денискиных рассказах". Сначала я долго мечтаю сделать из текста министерский шницель с виноградом или цыпленка табака под утюгом. Потом соглашаюсь на простой бульон. Потом начинается самое интересное - я стригу этот проклятый фик, опаляю над газовой горелкой, мою под краном. Он от меня упрыгивает под шкаф, я вооружаюсь шваброй и говорю грозно: "Ну, теперь держись, синяя птица". Тексту хоть бы хны, он от этого краше не становится. И я чувствую, что в конце концов, когда я с облегчением засуну текст в кастрюлю и поставлю варить, придет нормальный человек, принюхается, спросит: "Солили? Потрошили?" - и вздохнет, услышав мой расслабленный ответ: "Потом, когда сварится".

@темы: фики, Титания

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ну все, ну не могу молчать, даже сломанные пальцы мне не помешают. Раз уж снова фэндом рассуждает, имеют ли право овдовевшие героини устраивать личную жизнь в постканоне, а если имеют право, то с кем именно, - тогда и я в стороне не останусь и устрою опрос, в первую очередь, для собственного развлечения. Можно выбрать несколько вариантов. В серьезные дискуссии вступать отказываюсь, сторонников гета прошу не беспокоиться.

Вопрос: Итак, с кем из перечисленных ниже особ вдовая императрица Хильда предастся в постканоне абсолютно аморальному разврату?

1. С Аннерозой фон Грюневальд - у них каноническое взаимопонимание!		12	(26.67%)
2. С Магдаленой фон Вестфален - уж баронесса обучит императрицу плохому.		7	(15.56%)
3. С Фредерикой Гринхилл-Ян - она тоже вдова, ей тоже личной жизни хочется.		9	(20%)
4. С НЖП - да здравствуют служебные романы с секретаршами!		5	(11.11%)
5. С Теодорой Титания - а что, вот как прилетит Теодора в поисках политического убежища, как очарует Хильду...		4	(8.89%)
6. С Доминик. Обоснуя нет, зато может получиться горячий секс.		4	(8.89%)
7. Ой, опять фемслэш! Тьфу на вас, развратники!		4	(8.89%)
Всего:		45 Всего проголосовало: 27

@темы: LOGH, Хильда М.

---

Итак, с сегодняшнего вечера я какое-то время пробуду одноруким бандитом. Я сломала два пальца на левой руке. Сломала по-идиотски: прищемила дверью, выходя из метро. Но от болевого шока чуть не брякнулась в обморок, еле-еле отдышалась и доползла домой. Потом был марш-бросок по травмопунктам - в первом, разумеется, не работал рентген, пришлось тащиться во второй. Но теперь все позади, сижу с рукою в гипсе - и, боюсь, пробуду так недель пять, не меньше. Добрый дяденька врач, загипсовывая мои многострадальные пальцы, сказал жалостливо: "Она же воробей, много ли ей надо? Толкнешь - и кости ломаются". Типа комплимент.
Все бы ничего, я только пишу левой рукой, а так все делаю правой. Хотя печатать так не очень удобно, но ничего, приспособлюсь. Что касается титанийского фикатона - я надеюсь, что до 31го марта фик все-таки закончу. Получится черт знает что, конечно, но я постараюсь не совсем осрамиться. А вот Логгкон под вопросом. Не знаю, стоит ли мне идти на него однорукой. Ненавижу чувствовать себя беспомощной, да еще у всех на виду. Буду думать, короче говоря.

@темы: антисоветский роман

---

Не напишешь о том, о чем хочется написать. Значит, буду говорить о пустяках, а не о вечности. "Так беззаботна ты и так грустна" - нет, к Хильде на этом скрине не подходит эта строчка, и цветов нет в ее руках. И все равно она прелестна, она успокаивает меня. Мне хотелось бы написать о ней последний крохотный текст - но не знаю, удастся ли. Все уж сказано и заверчено давно. Остается бессмысленная нежность, одни и те же заклинания: коричневый сюртучок, платок, обернутый вокруг хрупкой шеи, сорочка на голое тело, закатное солнце и мокрая трава. И невидимая Аннероза, оборачивающаяся к ней: милое эфирное видение, сладчайшая тень.

Маленькая Хильда

@темы: LOGH, Хильда М.

---

Добрые люди, сведущие в титанийском каноне, просветите, пожалуйста, дикого человека: а существуют ли в романах или в манге сведения о возрасте Теодоры? Очень надо. Заранее благодарна, и все такое.

@темы: Титания